Читать интересную книгу Время Перемен (СИ) - Кураев Анвар

Все обернулись на голос. К ним подошёл не молодой уже мужчина в шлеме и панцире. Большой круглый щит висел на его левой руке, из-под панциря торчала начавшая уже ржаветь кольчуга, на поясе висел с одной стороны меч, а с другой — клевец. Немалые, и, видно, непростые годы, добавили изрядно седины в его усы. Но этот кремень, казалось, становится только крепче от старости, как хороший бренди.

— Пёс министра, — произнёс еле слышным шёпотом один из пьяниц. Но кремень услышал:

— Вижу, вы знаете, кто я такой, и ещё не успели поубивать друг друга. Вот что, на этот раз позволю вам уйти. Но, если поймаю снова — брошу в темницу всех до единого. Или убью на месте, коли решите сопротивляться. Я вас запомнил, всех и каждого. Не отводите глаза, господин Фион де Риде, это не поможет.

Молодой господин, которому предназначались слова, опустил взгляд на собственные ботинки. Он нервничал. Остальные смотрели кто куда, но не на человека в панцире.

— Чего стоим? Прочь отсюда! — гаркнул кремень, — Все, кроме де Сарвуазье.

Всех как ветром сдуло, а молодой граф, ошарашенный, стоял на месте. Он не понимал, как один человек мог вот так запросто остановить дуэль при пятерых свидетелях, но никто и не думал ему перечить. А то, что седой господин назвал его фамилию, было вообще необъяснимо.

Молодой граф взял себя в руки:

— Откуда вы знаете мою фамилию? — учтиво поинтересовался он у господина.

— Я твой дядя, дурень. Пойдём отсюда, — незнакомец развернулся и пошёл к трактиру.

Жерар вспыхнул от оскорбления и поспешил следом:

— Какой ещё дядя? Я только что прибыл в Лемэс и никого, кроме господина Винсена де Крюа, не знаю. И почему это вы позволяете себе оскорблять меня?

Господин обернулся с недовольной миной:

— Я капитан Люк де Куберте, будешь служить при мне. А дурень — потому, что я борюсь с дуэлями, но ты умудрился ввязаться в одну из них, едва прибыл на службу.

Капитан вошёл внутрь, а Жерар понял, что до сих пор не убрал оружие в ножны, хоть сражаться было давно не с кем. Пришлось остановиться. Быстрым шагом он догнал капитана:

— Куда мы идём?

— В казарму.

— Зачем?

— Знакомиться с личным составом, чтоб знали тебя и не зарубили на очередном рейде, приняв за обычного дуэлянта.

— Почему вы боретесь с дуэлями?

— Потому, что дуэли — идиотизм.

— Дело чести не может быть идиотизмом.

— А как назвать то, что происходило здесь две минуты назад? Ты не знал этих людей, но готов был убить, хоть между вами нет войны. Что такого они успели сделать тебе? Ты всего пару часов в городе.

Они уже вышли из корчмы. Жерар не заплатил, но никто и не подумал их остановить. Нужно было что-то ответить капитану:

— Нуууу… Они оскорбили меня.

— И ты за это вызвал их на дуэль.

— Нет, я оскорбил их в ответ.

— Отлично, значит, они вызвали тебя, и ты согласился. Сплясал под их дудку. Чистейший идиотизм.

— Что же я, по-вашему, должен был делать?

— Даже не знаю, кто из вас хуже. Эти пьяные повесы, или ты, племянник, который препирался с ними на трезвую голову. А если бы они напали впятером, сразу все? Твоего отца убили на дуэли, ты что, забыл? А твоя тётка умерла от этого. Моя жена, между прочим. Неужели забыл всё? — этот крепкий человек остановился и ждал от него ответа.

Прохожие обходили их, а Жерар вдруг вспомнил дядю. Вспомнил, кто он такой и как переживала мама из-за всего. На миг ему стало стыдно, но тут он точно знал, что ответить:

— Для того, чтобы подобное не повторилось, я обучался фехтованию с детства. Не думайте, что меня просто одолеть на дуэли. Приди вы на пару минут позже, и убедились бы в этом.

— И ты бы заколол того пьяного бедолагу насмерть, да? За что? Как он тебя обозвал? Дураком? Деревенщиной? Да меня по тысяче раз на дню обзывают псом министра. Но я не убиваю тысячу человек в день.

— Да скажите же мне, как ещё я мог ответить?

— Спросить, в чём дело и чем ты их оскорбил, перевести всё в шутку и завести себе новых знакомых. Это называется общение. Или ты только колоть можешь? На худой конец, можно отказаться драться без секундантов. Они могли одолеть тебя впятером, будь ты даже лучшим фехтовальщиком на всём белом свете. А если нет, если они даже и сделали бы всё по-честному, ты бы убил человека. Я понимаю, что сейчас и за косой взгляд убивают, только его родителям от этого было бы не легче. Убить пьяного, который не соображает, что говорит, много в этом чести? Ну, сам подумай, дорогой племянник.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Вдруг Жерару стало стыдно. Он только что чуть не убил совершенно беспомощного человека. Как последний негодяй. Следом пришла злость: «Что же этот идиот, неужто ни капельки не виноват? Пусть не нарывается и думает головой!» Он отвёл взгляд в сторону, а капитан рявкнул:

— По коням! Меня ждут лейтенанты.

Верхом они устремились по мощёным улицам Лемэса, то и дело куда-то сворачивая. Жерар совсем не запоминал дороги. Хорошие каменные дома вокруг сменились домиками попроще, потом среди них стали попадаться жалкие деревянные лачуги, всё чаще и чаще, пока кроме деревянных лачуг совсем ничего не осталось.

«Я- то думал, в столице строят только приличные дома», — Жерар аккуратно объехал зловонную лужу посреди дороги и подогнал коня вслед за капитаном. Они выехали из очередного переулка и уткнулись в каменную стену. Между ней и соседними домами шагов на тридцать было почти свободно, только несколько торговцев с маленькими тележками, да вездесущие куртизанки тут и там подпирали стену спинами. Изнутри раздавались крики и команды.

Капитан де Куберте двинулся вдоль стены, Жерар поехал следом, то и дело оглядываясь по сторонам. Ему не нравилось то, что он видел: за внешним лоском центральных улиц пряталось убожество бедных кварталов. Как яблоко, спелое снаружи и гнилое внутри. Он не понимал этого и решил спросить капитана:

— Почему здесь так бедно и плохо? Почему король не выселит этих людей и не отдаст эту землю кому-нибудь поприличнее, кто построит хорошие дома вместо этих убожеств?

— Поприличнее? Ты имеешь ввиду, побогаче? Кто-ж станет строить дом около солдатни? Топот и крики каждый день, а ночами — гулянки, пьяные песни и драки. И учти, в этих, как ты говоришь, убожествах, живут некоторые неплохие офицеры, что не хотят спать в казармах. Им не посчастливилось родиться в семьях с богатыми наделами, поэтому в «Бойком месте» они не могут снять комнату. Если здесь понастроят хороших домов, куда им деваться? У многих семьи…

Жерар почувствовал лёгкий упрёк в его словах и оторопел: он вдруг понял, что всегда гордился своей знатной фамилией, хорошим воспитанием и достатком, а капитан сказал «посчастливилось». Получается, и гордиться нечем? Нет никакой заслуги? Он недовольно ответил:

— Так я не виноват, что у кого-то пустые карманы.

— Они тоже не виноваты.

— Что вы хотите? Чтобы я перестал гордиться своим происхождением?

— Ты не гордиться им должен, а соответствовать.

— Каким же образом, дорогой дядя?

— Хорошей службой королю. И верными поступками.

Они доехали до ворот. Солдаты на посту увидели капитана и сразу подобрались, дядя Люк кивнул в сторону Жерара:

— Со мной.

Они въехали на территорию полка.

Молодой граф окинул взором огромный плац, на котором суетились люди. Собранные в отряды от тридцати до ста человек, они строились, маршировали, маневрировали, просто стояли и слушали офицеров. В дальнем конце плаца двигали громадные орудия — скорпионы, катапульты, даже пару требушетов, которые возвышались над всем остальным.

Они с капитаном ехали к длинным двухэтажным домам, стоящим в ряд. Откуда-то пахло едой. Небольшая кучка людей в мундирах упражнялась с эспадами, три пары даже участвовали в учебном поединке.

Жерар ожидал от гвардии несколько иного: блеска, внушительности, силы. А тут… обычные люди. Гремят своими доспехами, топчут плац старыми башмаками, да орут во всю глотку. Даже офицеры не внушали трепета.

Они не спеша ехали вдоль края плаца, который был ближе всего к казармам. У одной из них дядька остановился и развернулся к строю солдат на плацу.