Читать интересную книгу Ночь с роскошной изменницей - Галина Романова

– Я к нему по делу, – с бесстрастным видом отчеканила Соня, кивнула Александру, потрепала за большущими ушами таксу и взяла курс на подъезд Снимщикова, успев обронить: – Всего вам доброго, Александр.

В подъезде было гулко, прохладно, жутко воняло кошачьей мочой и запустением.

Неужели люди не могут, для самих же себя, навести здесь порядок, подивилась Соня человеческой беззаботности. Неужели так сложно установить понедельное дежурство, раз уж жэку этим заниматься недосуг. И хотя бы раз в неделю подмести и вымыть лестницу. В старом их доме, где она с родителями провела свое детство, все именно так и было. Велось поквартирное дежурство. И каждую субботу кто-то из очередников надраивал облезлые деревянные ступеньки с порошком или содой. И пахло у них всегда в подъезде совсем иначе: чистотой и пахучим от порошка деревом.

До двери Олега она добралась, задохнувшись то ли от дурного запаха, то ли от подъема, что показался ей очень долгим, то ли от волнения, которым заходилось сердце, бухая о ребра как сумасшедшее.

Позвонила раз, другой, третий. Никого! Может, ошибся приветливый хозяин доброй мудрой таксы с таким знакомым и привычным именем – Софья? Может, отсутствует Снимщиков Олег Сергеевич, как это он назвал его так симпатично и по-домашнему: Олежка?..

Снимщиков был дома. И гостей он совсем не ждал, потому и открыл ей в одних трусах. С тем самым карандашом за ухом, о котором упоминал его друг Александр.

– Ты? – спросил он, почти не удивившись, отступил от двери, впуская к себе в квартиру, и спросил без намека на любезность: – Чего это ты вдруг пришла? – и тут же совсем не к месту провокационно поинтересовался: – Соскучилась?

Что говорить?! Что говорить, если и правда соскучилась?! Врать не хотелось, он и так полон чужим враньем под завязку.

Правду?..

– Соскучилась, а это удивляет? – Она все никак не могла решиться перестать ему «выкать», хотя, кажется, уже пробовала однажды.

– Удивляет, – кивнул Снимщиков. – Симпатии с твоей стороны я вряд ли мог вызвать, а коли несимпатичен человек…

– Я этого не говорила, – перебила она его поспешно и так же поспешно отвела глаза в сторону.

Ну что за человек, в самом деле! Ну неужели нельзя взять и надеть штаны?! Думает, ей так легко сохранять бесстрастность, когда он стоит возле нее в одних трусах, поигрывает мышцами под загорелой гладкой кожей и без конца потягивается, выставляя, словно специально напоказ, тугие кубики пресса.

Она должна оставаться бесстрастной, да, конечно! Она же не мужчина, она же женщина! Она же не имеет права быть неконтролируемой.

– Чего ты не говорила? – вдруг прицепился Олег, вытаращившись на нее, как на больную.

– Я не говорила, что вы… что ты мне несимпатичен.

Фу, еле-еле выговорила, едва не свалившись со своих высоченных тонких каблуков. И зачем нарядилась? Ему, кажется, совершенно безразлично, в чем она: в нарядном платье или в грязной кофте с растянутым карманом-«кенгуру».

И не мешало бы напомнить себе все же, что она для него прежде всего – работа. И что он – не Липатов. Хотя и тот что-то совсем забыл о ней в последнее время, не звонит, не навязывается в гости, не зовет в кино. Ах, да! Он же посоветовал ей не светиться после убийства Анны Васильевны. И по возможности залечь где-нибудь на дно, чтобы о ней до поры до времени никто не вспоминал. Только географическими координатами этого самого дна забыл снабдить…

– Слушайте, Софья Андреевна, – Снимщиков так разозлился, что сузил свои великолепные смеющиеся глаза до тонких щелок и за локти ее схватился с такой силой, что, кажется, захрустели именно ее кости, – не нужно никаких провокаций, идет?!

– А… А что – провокация?..

Ей вдруг захотелось заплакать. Стало больно и обидно. И стараний ее, как оказалось бесполезных, никто не оценил. Вырядилась тоже! И хватка у него была немилосердная и сердитая. И не рад он ведь ей совсем! А она скучала, скучала! А он не рад…

– Ты гад, – вдруг прошептала она трясущимися от обиды губами и закусила нижнюю, чтобы и правда не зареветь.

– Почему это я гад? – опешил Снимщиков.

Он видел, что она расстроена, понял, что он виноват в чем-то, но никак не мог взять в толк, в чем конкретно?! Да еще и гадом его обозвала. Тоже еще штучка! Вваливается с утра пораньше к нему в квартиру, застав врасплох и без штанов. Вваливается такая вся из себя…

Черт, а он ведь за минуту до ее прихода думал именно о ней. И телефон с полчаса в руках держал, все размышляя: звонить ей или нет. Вроде и позвонить причина есть, нужно было кое-что уточнить о ее подруге. И в то же время не она предложила разбежаться. Неудобно как-то.

И тут этот звонок в дверь. Он кинулся открывать, собираясь обругать назойливого Саню, который с утра не давал покоя. Выпить пива ему, видите ли, не с кем. А за дверью-то не Саня оказался. А за дверью – Соня.

В шикарном открытом платье, на высоченных каблуках, с затейливыми закрутками в волосах, сверкающих дюжиной крохотных заколок. Переступила порог, сразу начала говорить что-то непонятное, а стоило ему, обалдев до ступора, уточнить, так он еще и гадом оказался.

– Почему я гад? – снова спросил Олег, уже чуть тише и не так сильно цепляясь за ее руки.

– Потому что, – еле шевельнула она губами и все же не удержалась и всхлипнула, – я… я пришла к тебе… А ты…

– А что я? – И вот тут он все же не выдержал, хотя и давал себе зарок, и притянул ее к себе. – А что я, Сонь? Я же ничего… Я просто не ждал тебя.

– Вот-вот, – хлюпала она носом. – В том-то все и дело, что не ждал. Ты захотел разделиться! Тебе со мной невыносимо рядом находиться!

– Конечно, невыносимо! – почти со стоном выдавил Снимщиков, к стыду своему осознав, что совершенно не прикрыл свою мужскую бесстыдную беспомощность перед ней одеждой. – Я же должен работать, а ты отвлекаешь меня! Ты вот чувствуешь меня сейчас?!

Она кивнула.

– Вот! А какая, к черту, работа, когда все так… отвлекает! Черт, Сонька, ну зачем ты пришла?!

– Я скучала и… – Она оторвала голову от его плеча, на котором было невозможно удобно, так удобно, что можно было простоять целый час, а то и больше. – Поцелуй меня, Олежка.

Она это сказала?! Она попросила его об этом, и назвала еще запретным именем, которое никто не смел произносить вслух уже многие годы в его присутствии?! Кажется, да. И, кажется, это его вовсе не раздражает, а, наоборот, немного нравится. Почему немного? Потому что так скоро и сразу он сдаваться не собирается.

Он сыщик! Он мент до мозга костей. Причем мент правильный, без конъюнктурных всяких там соображений. А она проходила у этого мента по делу подозреваемой. И подозреваемой номер один. И он не должен…

Он просто не имеет права восхищаться ею, не имеет права подмечать всякие дурацкие мелочи, как то нелепые завитки у нее возле уха. А уж дуть на них легонько и вовсе глупость – вольная и несусветная, недостойная настоящего мента – грубияна, циника, нахала. И мужчины недостойна тоже всяческая теляческая умильность от запаха мороза и ванили, которыми насквозь пропиталась ее кожа.

А ведь умиляется, черти бы все побрали! Дышит ею, трогает ее, целует и умиляется, как пацан распоследний, который так и не сумел выползти из набившего оскомину Олежки.

Ох, и дела твои, господи! Ох, и дела ты творишь, владыка!!!

Неужели же с твоего соизволения и по твоей милости пришла к нему эта девушка в дом и…

– А ты ведь меня соблазнила, Софья Андреевна! – вскинулся Снимщиков на подушках и навис над ней, угрожая и призывая к ответу. – Ты нагло и вероломно меня соблазнила!

– А от тебя разве дождешься домогательств! – фыркнула она, зажмуриваясь, – видеть его совсем рядом было и сладостно и жутковато одновременно. – Пришлось инициировать.

– С целью? – Он тряхнул Соню за плечи, заставляя смотреть ему в глаза, в которых растерянность сейчас вытесняла все другие чувства.

Он и в самом деле был растерян стремительностью того, что произошло. К которой примешивалось чуть-чуть сожаления.

Может, поторопился?! Может, не стоило так стрем-глав набрасываться на нее, тащить в круглую свою гостиную, швырять ее на свой удобный диван и, комкая ее одежду и все на свете приличия, набрасываться изголодавшимся до тела мужиком? На свете сотни тысяч женщин, зачем же все замкнулось именно на ней? Не поторопился ли…

– С какой целью ты совратила меня, Сонька? – он зарылся лицом в ее кудри.

Ему хотелось, чтобы вопрос прозвучал чуть беззаботно, чуть иронично, но уж никак не с тревогой. Не получилось. Она все расслышала и все тут же поняла как надо. Выбралась из-под него, не очень-то он и упорствовал. Подобрала с пола платье, белье и начала одеваться. Потом вдруг, будто что-то вспомнив, глянула на него через оголенное плечо и сказала с печальной иронией:

– Говорить с тобой, Олег Сергеевич, стану только в присутствии адвоката.

– О как!

Он криво ухмыльнулся, поймал ее за подол и чуть подергал, все еще делая попытки не растерять, не разбить вдребезги того, что проскочило между ними каких-то десять минут назад.