Читать интересную книгу Усадьба - Анастасия Логинова

— Да где придется! Говорю же – паразит. Сейчас вроде в Малой Масловке нашел себе какую-то… - она проглотила последнее слово и снова отвернулась к иконам, – вот с нею и живет.

— Очень интересно… - задумчиво повторил исправник. А потом вернул в голос обычную свою бодрость: - ну… благодарствую за угощеньеце. Оладушки у вас, Людмила Петровна, прямо царские!

Он привстал, промокнул губы салфеткой, а потом припал к ручке Ильицкой.

— Ой, да будет вам!.. – смутилась та и даже покраснела.

Я же все это время не столько слушала речи Севастьянова, сколько разглядывала его и размышляла. Как старательно он строил из себя простака. Именно строил, потому что вчера в этой же столовой, он разговаривал и расспрашивал больше Михаила Александровича – тогда и речь его, и манеры были совершенно другими.

Он не так прост, этот Севастьянов, и, должно быть, я поспешила, приняв его за человека недалекого ума.

В частности, персона цыгана Григория его немало заинтересовала – это было очевидно. Не сомневалась я, что тотчас он пошлет кого-нибудь из подчиненных в Масловку, отыскать и расспросить Гришку, а то и сразу взять под стражу. Лишь бы Кошкина не отправил: после завтрака исправник намеревался обосноваться в библиотеке и, приглашая к себе поочередно всех домочадцев, опросить их, кто что видел. Я очень надеялась, что Кошкин будет находиться при нем, а после расскажет мне подробности.

Сама я, покинув столовую, взяла шаль и вышла прогуляться по парку. Далеко я заходить не планировала, потому как серьезно отнеслась к предупреждению Кошкина, но мне нужно было побыть одной и подумать.

Признаться, я тоже более всего склонялась к версии о причастности цыгана. Он общался с Лизаветой – и довольно близко. И плащ, который висел в избе, без сомнений принадлежал ему. И мышей добывал и кормил наверняка он. Что произошло между ними – можно только гадать… право, ссору могла спровоцировать любая мелочь, кроме того, цыган мог быть просто пьян, а спьяну, говорят, чего только не сделаешь.

Правда в ту ночь из окна я, кажется, видела господина из благородных – в плаще и с тростью. Правда, я видела лишь силуэт этого мужчины: плащ Гришка мог надеть все тот же, из избушки, а шляпу и трость найти не такая уж проблема… Может, он и хотел сойти за благородного? Может, он знал, что за ними наблюдают?

Почувствовав, что сама запуталась, я раздраженно потерла виски и – поняла очевидное. Мне хочется, чтобы убийцей оказался цыган. Потому что, если я найду веские доводы, что это не он, тогда мне придется подозревать князя Орлова или Андрея. Или Ильицкого.

Ильицкого, к слову, в усадьбе до сих пор не было, а уехал он в ту же ночь, когда убили Лизавету. Меня убивала мысль, что я видела с нею его. Но когда я принималась размышлять об этом, всякий раз мои мысли приходили в сумбур, путались и глохли среди истеричного: «Он не мог этого сделать, потому что… не мог!».

Абсолютно нерациональные мысли глупой влюбленной бабы.

Он мог это сделать. Вполне мог. Точно так же, как и Андрей, и даже князь: Миша постоянно гулял с Лизаветой под ручку, а за день до убийства так и вовсе выходил из ее комнат! Действительно ли только ради гадания он к ней ходил?

— Лидия! – услышала я окрик позади и обернулась.

На дорожке у входа в парк стояли Василий Максимович, видимо, только что приехавший, а с ним рядом – легок на помине – Андрей.

Надо сказать, что, хотя в эти дни я практически не видела Андрея, но он заочно вызывал у меня раздражение – оттого, что самоустранился от всех проблем и забот, возникших со смертью Лизаветы. Михаил Александрович, например, в то же самое время крутился как белка в колесе, то успокаивая Натали, то урезонивая Людмилу Петровну, то приструнивая слуг, вконец распоясавшихся в эти дни, то помогая полицейским. От меня проку тоже было мало, но я изо всех сил старалась быть полезной. И отлично понимала, что именно теперь, в этой из ряда вон выходящей ситуации, проявлялся истинный характер каждого из присутствующих в доме. Сейчас между поведением князя и откровенно слабохарактерного Андрея была такая огромная пропасть, что ей-богу Натали меня бесконечно разочарует, если по-прежнему не будет этой пропасти замечать.

Мне очень многое хотелось сказать Андрею сейчас, во многом упрекнуть, но, едва я разглядела его лицо, смогла только вымолвить пораженно:

— Что с вами?..

— Со мной? – без эмоций переспросил он. – Со мной все хорошо. Разве что-то не так?

У меня первой мыслью было, что головой он ударился все же слишком сильно: глаза на его всегда свежем и пышущем здоровьем лице запали и почернели, щеки были небриты, и, кажется, он даже забыл воспользоваться одеколоном. На его фоне Вася сейчас выглядел прямо-таки блестящим дворянином.

Пока я пыталась понять причину перемены в Андрее, Вася заговорил:

— Андрей Федорович мне уже рассказал, что здесь у вас произошло... – он заметно нервничал. – Впрочем, мне уже и Никифор, кучер наш, многое поведал. Как Наташа – она в порядке? У полиции есть хоть какие-то мысли, кто это сделал?

— О полиции я ничего не знаю, - поспешно солгала я, - а с Натали все хорошо, она справляется. С приездом вас, Василий Максимович, - я выдавила из себя улыбку, - что в Пскове?

Тот тяжело вздохнул, и по вздоху этому можно было понять, что никаких хороших новостей он не привез:

— Отвратительные там дела, - угрюмо ответил он. – То есть, сначала все шло неплохо: оказалось, что на этого нотариуса, Синявского, и раньше поступали жалобы, его даже пытались обвинить во взяточничестве, но не смогли доказать. Так что полиция плотно взялась за него, в конторе учинили обыск и нашли какие-то письма сомнительного содержания… - Вася запнулся, - в общем, такие письма, которые ставили бы крест на его репутации…

— Какого именно содержания? – раздраженно переспросила я – терпеть не могу, когда говорят загадками.

— Содомитом был наш Синявский, - мрачно и без обиняков пояснил Андрей, - мне Василий Максимович уже поведал эту душераздирающую историю.

— О… - только и смогла вымолвить я, тут же пожалев, что спросила. Признаться, я не совсем поняла, что это значит, но кажется, что-то очень-очень неприличное.

— Ну, в общем, да, - продолжил, смущаясь, как и я, Вася. - Меня там не было, разумеется, но рассказывали, что с Синявским, когда нашли эти письма, случилась форменная истерика, и он тут же, на глаза у всех выбросился из окна. Разбился насмерть.

Я еще раз пораженно выдохнула, ведь это означало, что ни подтвердить, ни опровергнуть подделку завещания нотариус уже не сможет.

— Но ведь можно еще попытаться выяснить о завещании у дворецкого или лакеев… - предложила все же я.

Но Вася решительно покачал головой.

— Не стану я ничего выяснять – уволю всех троих, и дело с концом. Довольно и того, что я знаю, что завещание было поддельное, а Елизар с лакеями предали отца! Подробности меня не интересуют. – Вася произнес это неожиданно жестко, а после откланялся: - простите, я оставлю вас, мне нужно найти сестру.

И он, неловко поклонившись, направился к дому.

Я смотрела ему вслед и думала о том, что он ничуть не расстроен смертью Лизаветы. Думаю, даже вздохнул с облегчением, когда узнал об этом. Но подозрений в его адрес у меня уже не было, так как сегодня утром Кошкин рассказал мне, что получили телеграмму из Пскова: в ночь, когда убили Лизавету, Василий Максимович находился в гостинице. Это подтвердил коридорный, который являлся одновременно и полицейским осведомителем, так что алиби у Васи неоспоримое.

То, что так повезло с этим осведомителем, вовсе не было чудесным совпадением. Мне вспомнилось отчего-то, как пару лет назад Платон Алексеевич, мой попечитель, водил меня в кафе – я ела пирожное, а он, посмеиваясь, тихонько кивнул мне на швейцара и назвал его полицейским «стукачком», который, видимо, только-только поступил на службу, потому подслушивает разговоры посетителей слишком явно. Тогда же он рассказал, что такие осведомители работают практически в каждом кафе или ресторане и уж точно в каждой мало-мальски приличной гостинице – чаще всего это именно швейцары или коридорные. По словам Платона Алексеевича такая не вполне красивая мера существенно помогала, однако, держать преступность – как уголовную, так и политическую – в узде.

А потом я с горечью подумала, что слишком часто вспоминаю в последнее время о своем попечителе. Никогда прежде не думала, что эти глупости, которыми он меня каждый раз пичкал, окажутся для меня когда-нибудь столь полезными.

— О чем вы думаете? – отвлек меня голос Андрея, который все это время стоял рядом.

— Лучше б вам не знать, о чем я думаю, - усмехнулась я, - боюсь, ваше мнение обо мне и так уже слишком дурно.

— Как и ваше обо мне, должно быть… - без улыбки сказал Андрей.

Я подняла на него короткий взгляд и тут же его отвела. А потом заговорила через силу: