пойдешь в такую погоду?
– Хорошо. Я останусь на диване. Вроде он раскладывается.
– Лучше на диване лягу я, – сказал Эйрик.
– А не хочешь лечь вместе на кровати?
Он покачал головой. Что было в прошлом, осталось в прошлом. Будущее волновало Эйрика гораздо сильнее.
Почти всю ночь он смотрел в потолок, слушал, как струи дождя хлещут по стеклам, и ломал голову над тем, как со всем этим связаны Река-между-мирами и Великий аттрактор. Эйрик точно знал, что связь есть, но не мог понять ее природу.
Когда дождь закончился, и комнату осветил призрачный лунный свет, Эйрик выбрался из постели, налил себе вина и отправился в кабинет.
И как он раньше не догадался?
Это ведь было очевидно. Перевременье запустилось, когда Аттрактор почти поглотил их. Вселенную – или какую-то ее часть – откинуло назад в прошлое.
Видимо, это какой-то механизм перемотки. Запасной план древней цивилизации. Не допустить смерти Вселенной. Не допустить коллапса. Но насколько далеко в прошлое можно откинуть Вселенную? Должна же быть какая-то точка отсчета.
Вероятнее всего, это создание Перевременья. Когда это случилось? Тысячу лет назад? Десять тысяч лет назад? Можно было бы выяснить сравнительным методом. Найти параллели в истории этого мира и того, в котором он жил в прошлой жизни. Здесь и сейчас у него были книги, но об истории того мира он знал не слишком много – никогда особо не интересовался. Ох, зря.
И как это все работало?
Построили, включили – но что дальше? Просто поставили на таймер или задали алгоритм, который отслеживает рост Аттрактора и в случае роста критической перезапускает Вселенную?
Эйрик пытался представить это грандиозное уравнение, которое сдерживает чудовище-Аттрактор, но не знал, с какой стороны подступиться. Он пытался мыслить на языке Айвина, но это не помогало. Эта математика была для него слишком сложной.
Через некоторое время он услышал шаги в коридоре.
– Почему ты не спишь? – спросила заспанная Саншель.
Его халат был ей велик, и она выглядела так уютно, что Эйрику стало немного больно. Он пытался понять, что чувствует. Тоску? Грусть? Осознание того, что он никогда не станет прежним?
Ценить такие простые вещи. Любить без оглядки. Быть кем-то для кого-то. Это все осталось для Эйрика в прошлом. Да и Саншель уже не та. Для нее прошло гораздо больше времени. Кем она стала сейчас?
Сколько раз он слышал подобные истории? Сколько раз они уже ускользали друг от друга?
С удивлением он понял, что хочет забыть о прошлой жизни. Ведьма из Белого замка могла бы помочь.
– Как ты думаешь, что взяла бы ведьма за то, чтобы я забыл? – спросил Эйрик.
Саншель вопрос сбил с толку. Обняв себя руками, она покачала головой.
– Не знаю. Посадила бы тебя на трон вместо себя? Что у тебя есть важного в этой жизни?
– Ничего, – ответил Эйрик, понимая, что это правда.
У него ничего не было. Раньше ему казалось, что движение Аньесхеде на север в горы – самая важная часть его жизни. Но здесь и сейчас океан подступал не так быстро. В этом мире история немного отличалась. Конечно, как иначе? Невозможно повторить историю в точности.
По теории вероятности он не должен был родиться. Но все же он, Эйрик Кенельм, существовал снова, потому что каким-то неведомым образом оказался частью Перевременья. А вот его старые знакомые из той жизни – нет. Вокруг ходили совершенно другие люди, рожденные другими людьми. Его мир, его жизнь теперь были подобны пустоте и не имели никакой опоры[22].
Саншель подошла к нему, положила руку на плечо.
– Ты хочешь все забыть?
– Я не знаю. Мне кажется, раньше я был счастливее.
– Раньше ты был беззаботнее, потому что ничего не знал.
Эйрик кивнул. Наверное, это имело смысл.
ПАРАДОКС
Удивительно, но на следующий день после ее странного сна от кузена Эйрика пришла телеграмма. Он указал свой номер телефона и попросил перезвонить как можно скорее.
Едва закончив читать эти строки, Аннабель почувствовала, как ее бросило в жар. Сердце забилось у самого горла, в ушах зашумело. Курьер еще не успел уехать, и Аннабель, бросив осмотр обсерватории, напросилась поехать с ним в почтовое отделение, где был телефон.
Оно находилось всего в двух километрах от башни, поэтому на машине они быстро добрались. Аннабель заплатила за звонок и вошла в кабину. Когда она набирала номер, пальцы дрожали, а в горле пересохло. И почему она не взяла с собой воды? Она совсем не понимала причин своего волнения.
Эйрик сразу же взял трубку. Он спрашивал что-то бессвязное, про каких-то Айвина и Саншель, про университет Аньесхеде, про астрономию, про перевременье.
Абсолютная бессмыслица.
Аннабель ничего не смогла ответить.
Может, он пьян? Но разве пьяный человек будет отправлять телеграмму, а потом ждать ответного звонка?
И все же это было слишком странно. Он спрашивал, помнит ли она хоть что-то, но Аннабель ответила, что нет. Что она должна помнить? Она никогда не знала ни Айвина, ни Саншель, а в университет ездила несколько раз в год, чтобы привезти акты для ремонта и отчитаться по грантам.
А может, Эйрик сошел с ума? Она слышала, что с эксцентричными затворниками такое случается сплошь и рядом. Вспомнить хотя бы его деда, который в последние свои годы заперся в своей башне и перестал общаться с семьей. Даже до Аннабель доходили слухи о том, что слуги у него долго не задерживались, а потом рассказывали, что он постоянно с кем-то разговаривал по ночам. Словно бы пытался что-то выменять. А через несколько лет сломал шею в собственной ванной комнате. Видимо, не выменял.
В конце разговора Эйрик пообещал приехать в гости в ближайшие дни, и Аннабель вежливо ответила, что будет рада его принять. Рассудила, что с умалишенными лучше не спорить.
Затем они распрощались.
После звонка она была сама не своя. Аннабель не понимала, зачем согласилась на его приезд.
Ей негде его размещать. Студенты разъехались, но в домиках для работников обсерватории не было электричества и воды, а туалеты и душ стояли отдельно.
Вряд ли такому, как Эйрик, это подойдет. Он-то точно привык к другим условиям. Впрочем, он сам захотел приехать. Пусть сам и решает, насколько комфортно ему будет.
Обратно Аннабель шла пешком. До обсерватории было всего четыре километра. Недалеко. Она шла по широкой двухколейной тропе, которая появилась с тех пор, как старую башню превратили в обсерваторию. По обеим сторонам от нее росла высокая трава, а неподалеку шумел лес.
Прогулка помогла Аннабель сосредоточиться. Она рассудила