Дверь неожиданно открылась и Вера, которая уже сидела, прижавшись спиной к выходу, уткнувшись лбом в колени, вывалилась в коридор.
— Ну что, Снегурочка, подумала над своим поведением? — Вован, почти брезгливо толкнул ее носом кроссовка, пока Вера свернулась калачиком, тихо постанывала, — Пошли, Альберт Евсеевич сказал, что больше нет смысла тебя мариновать.
Обратно в гримерку ее втащили в абсолютно таком же состоянии, что и Катеньку. И она была готова согласиться на все, лишь бы снова не в холодильник. Ее, кстати, уже и не спрашивали, Антонина молча натянула на нее новые трусы, показательно, почти перед носом, отрывая бирку, колготки в мелкую сетку. Сорвав задубевшее полотенце, тоже не встретила сопротивления — Вера, молча, стояла, опустив руки, пока женщина «уложила» ее грудь в ярко-розовый корсет, затягивая его на спине.
— Какие вы все послушные после карцера, загляденье, — Антонина бросила на Веру взгляд, пока помогала девушке натянуть короткую балетную пачку, такого же противного розового цвета. Судя по всему, она была тупо для красоты, потому что со своей главной функцией — прикрыть жопу, она явно не справлялась, предоставляя возможность любому желающему оценить новые трусы.
— Почему вы ему помогаете? — тихо, еле шевеля губами, просила Вера, когда Антонина накручивала итак вьющиеся волосы девушки на плойку. Поймала свое отражение в зеркале.
«Потасканная» — как бы сказала Самохина. Как сейчас не хватало ее уверенности в себе. В окружающих людях. В собственной жизни.
Желание опустить руки росло с каждой минутой, с каждым мазком тональника, туши и помады.
Действия были такими отточенными, что Вера не сомневалась — Антонина Игоревна часто вот так собирала девчонок на торги.
Было отвратительно, до тошноты. Вера смотрела на себя в зеркало и не узнавала. Как все-таки одежда и макияж могли сделать из нормального человека проститутку. Если бабушка увидела, ее бы снова свалил инфаркт, стопудова.
— Обувайся, — женщина вручила Вере пару открытых туфель на высоченной шпильке, наблюдая, как та послушно их надела, — Выглядишь потрясно.
— Я выгляжу как шлюха, — огрызнулась Вера, продолжая рассматривать себя в зеркало.
— Как дорогая шлюха, стоит заметить, — спокойно поправила Антонина, взбивая рыжие кудри пальцами, — Для Корфа будешь танцевать вместе с подругой своей. Мой совет — мельтеши перед ним почаще, и будет тебе радость. У нас ведь тут девочки — каждая сама за себя, кто покруче выгнется, тому, и дяденька побогаче достанется. Не упускай возможность.
— Спасибо за ценный совет, — Вера немного «оттаяла», снова начиная язвить.
— Всегда, пожалуйста, Эльза, — Антонина сделала вид, что не заметила, как изменился тон девушки, улыбаясь, поправляя ее волосы перед выходом, — Алик ждет за дверью.
— И куда мы?
— На Олимп, прямиком к звездам.
Как Вера не пыталась храбриться, когда завели в отдельную кабинку — сердце ухнуло вниз. Пятеро мужчин сидели полукругом, что-то возбужденно обсуждали, звенели вилками, смеялись, курили. Ничего нового, конечно, для себя Вера не увидела — во всех развекательно-питейных заведениях обстановка была одна и та же. Но сам факт, что мужчины были чужие, пугал Клинкову до коликов в животе.
— Какое прелестное создание, — мужчина в очках, сидящий в центре, в легкой улыбке наклонил голову, рассматривая Веру. Остальные сразу замолкли, тоже обращая свое внимание на девушку.
— Весьма и весьма, а? Александр Валерьевич, для тебя как по заказу, — худощавый мужчина по правую руку от мужчины по центру, одобрительно покачал головой, тихо посмеиваясь.
— Давай знакомиться, красавица. Как тебя зовут?
— Вера, — в горле запершило и она почти закашлялась, — Вера Клинкова.
— Красивое имя. Мне всегда нравилось, особенно в трактовке «Вера, Надежда, Любовь», — мужчина как-то слишком мечтательно возвел глаза к потолку, явно что-то вспоминая.
«Надежда пока рядом. И Любовь. Может быть».
— Спасибо, — девушка неловко топталась на месте, пытаясь дышать как можно тише.
— Проходи, не бойся, — мужчина прервал «связь с космосом», указав Вере на свободное место на диванчике. Рядом с собой, естественно. Сглотнула и на негнущихся ногах проплыла к указанному месту, — Александр Валерьевич Корф, будем знакомы, — он совершенно неожиданно для Веры, протянул ей руку.
— Очень приятно, — голос никак не возвращался, поэтому Вера продолжала хрипеть, протягивая руку в ответ. Его усы забавно зашевелились, когда он улыбнулся, чувствуя Верины ледяные пальцы.
— Не бойся, не бойся, никто не собирается набрасываться. Я просто люблю вот это все, — он неопределенно махнул рукой, указывая на Верин костюм, — Атмосфера карнавала, праздника.
«Странный он какой-то. Может, не работает там ничего, прикрывается праздниками да карнавалами?» — Вера действительно выглядела как расписная матрешка, со своими красными губищами и стрелками, почти до ушей.
«Тут Тонька от души постаралась, ничего не скажешь».
Часа через 2, Вера, не без помощи шампанского, немного расслабилась, смеялась над шутками мужчин, уже без гудящего напряжения отвечала на вопросы, даже периодические сама их задавала.
— Расскажите, Александр Валерьевич, интересно же, — Вера сделала глоток, заинтересованно поворачиваясь к Корфу, — Статую Свободы тоже видели?
— Пф, естественно, — он покачал головой, довольно хмыкая, — Сын почти первым делом нас на кораблик оформил, чтобы поближе ее посмотреть. Но, знаешь, я тебе скажу так, — он выпустил дым, закидывая ногу на ногу, — Неказистая она какая-то, блеклая. Нет в ней величия, понимаешь? То ли дело наш Медный всадник в Ленинграде. Вот где мощь, — он покачал кулаком в воздухе, — Вот где сила. А Николай I? Кобыла ведь на двух точках опоры держится, представляешь?
На самом деле краткий экскурс по достопримечательностям вызывал у Веры восторг. Она никогда не была в Ленинграде, но судя по тому, какие эмоции этот город вызывал у Корфа, Вера была уверена — там было на что посмотреть.
Остальные мужчины потеряли к ней интерес, когда в кабинку запустили еще двух таких же размалеванных нимфеток. Только Корнепольский поддерживал диалог Веры и Корфа, в перерыве прикладываясь к стакану. Но это было не самое интересное — Корф не проявлял к Вере никакого интереса как мужчина, рассказывая ей про свою семью, командировки на Украину и любимого пёсика по кличке Хурма. А Вера, в свою очередь, послушно играла роль заинтересованного собеседника, хоть и продолжая греть внутренние опасения, что общение приобретет совершенно иной формат.
— Я никогда не была за границей, — грустно вздохнула Клинкова, болтая выдохшееся шампанское в бокале, — Даже в Ленинграде не была.
— Какие твои годы, голубушка? Жизнь длинная, просто не сиди на жопе ровно, действуй. Я ведь, знаешь, тоже не сразу по командировкам разъезжать стал, были времена, когда бутылки сдавал, чтоб Сёмке подгузники купить, и на заводе ишачил, даже в Тайге лес как-то валил. Тут ведь главное что? Поддержка и вера в тебя, в твои начинания, и твое собственное желание, что-то изменить. Все остальное — мелочи, которые либо способствуют достижению цели, либо нет, но так или иначе не играют значительной роли.
В этот момент дверь в кабинку открылась и на пороге появилась Катя, которую придерживал уже знакомый Алик.
— Катя, — прошептала Вера, подскакивая с дивана, чувствуя, как вспотела задница от долгого сидения на кожаном диване, — Александр Валерьевич, это Катя, моя подруга.
Мужчина одобрительно кивнул, жестом предлагая ей пройти за стол.
— Ты как? — Вера наклонилась к девушке, незаметно шепча ей на ухо, возвращаясь на свое место, — Бледная.
— Мне так страшно, Вер. Что с нами будет? — призналась Катя и Вера заметила, как в ее глазах заблестели слезы.
— Не надо, иначе я тоже начну. Сделай вид, что все хорошо, — Клинкова незаметно сжала Катины пальцы под столом, а потом громко заявила, — Предлагаю тост, — она повернулась к Корфу и улыбнулась, — Александр Валерьевич, хочу выпить за вас. За наше неожиданное, но приятное знакомство, — она подняла бокал, чем вызвала одобрительные кивки остальных присутствующих там мужчин.