Он со вздохом распрямился. Лайвит, возможно, права: у Грейс чересчур помрачен рассудок. Она сказала, что не помнит, и, по всей вероятности, так оно и есть.
Велико было искушение схватить эту парочку и увезти в деревню, но куда он мог их отправить? За пределами Лондона он не знал никого, кто оказал бы ему подобную услугу.
Криспин постучал пальцем по рукояти кинжала. Выбирать не приходилось. Он сделал все, что мог. Самая большая кухня Лондона — наверняка самое лучшее убежище.
Служанка бесцеремонно отпихнула Криспина с дороги. Но он не обиделся — поскольку вторгся на чужую территорию. И не был больше господином, которого обслуживают.
В связи с предстоящим пиром работа на кухне кипела вовсю. В каждом очаге, на каждой жаровне соперничали друг с другом жарившееся мясо и булькающие кастрюли. Повара сновали от одного вертела к другому, а женщины стояли над котлами и, время от времени утирая голыми по локоть руками пот со лба, помешивали в этих котлах огромными деревянными ложками, держа их обеими руками. Другие женщины чистили, сидя на табуретках, лук и морковь. Заметил его Онслоу.
— Эй, сэр Криспин. Снова к нам?
— Какой чудесный пир вы готовите.
— Это уж точно. Мы никому не должны показать, что двор напуган. — Онслоу пристально посмотрел на Криспина и, видимо, что-то понял по его лицу. — Голодны?
Криспин нервно усмехнулся и потер живот.
— Так уж получилось, что — да, голоден.
— Посмотрим, как там каплуны.
Прихватив краем фартука конец железного прута, служившего вертелом, Онслоу смахнул своей здоровенной ладонью одного из, кажется, двадцати жарившихся на этом пруте каплунов на прямоугольный разделочный стол в центре кухни. Птица исходила паром и соком, быстро образовавшим на столе небольшую лужицу.
— Джефф, — остановил Онслоу мальчика, пробегавшего мимо с каким-то поручением. — Принеси нам кувшин вина. Возьми в моей кладовке, парень. И поживее.
Сам же Онслоу, среди шума и гама кухни, разрубил каплуна надвое подвернувшимся под руку мясницким ножом. Подтолкнул одну половину к Криспину.
— Приступайте. Давненько вы не ели моей стряпни, а?
— Слишком давно.
Каплун был обжигающе горяч, но Криспин умирал от голода. Небольшого куска свинины, что раздобыл где-то Джек, оказалось явно недостаточно. Криспин с нежностью отдавал должное дымящемуся мясу, которое просто таяло во рту. Он облизал перепачканные густым мясным соком пальцы.
— Но больше всего я скучаю по пирожным, — признался он с набитым ртом.
— О да. Сегодня я и по этой части приготовил кое-что особенное. Крохотный Лондон, весь сделанный из сахарной глазури и пирожных. Я создавал его не один день.
— Жду не дождусь увидеть.
— Вы остаетесь?
Криспин обсосал последнюю косточку и вытер руки о тряпку, как раз когда мальчик Джефф вернулся с порционными кувшинами. Мужчины отсалютовали друг другу емкостями. Вино было густым и пряным. Эль? Не может быть. Он нисколько не походил на напиток, который подавали в «Кабаньем клыке». Это вино, вероятнее всего, доставили из Испании или Франции.
— Я побуду здесь, но невидимкой, если вы меня понимаете, — сказал Криспин.
— На кухне?
— На кухне, в зале, в коридорах. Понимаете…
Он наклонился к Онслоу, и тот, в свою очередь, наклонился к нему. Криспин понизил голос до едва слышного шепота.
— Я думаю, что убийца совершит новую попытку.
Онслоу выпучил глаза.
— Господи Боже! Вы же не думаете, что это как-то связано с мастером Пилом?
Криспин не донес кувшинчик до рта.
— А мастер Пил здесь при чем?
Онслоу тоже перешел на шепот.
— А вы не слыхали? Уже больше часа назад его нашли мертвым.
Глава 15
Криспин поставил вино на стол. Пил мертв, а с ним и его тайны.
— Убит стрелой?
— Нет, — прошептал Онслоу. — Ему перерезали горло. Но об этом почти не говорят. Во дворце многие и не знают, и король желает, чтобы так и оставалось.
Горло перерезали?
— Это я виноват, — пробормотал Криспин. — Надо было осторожней себя вести. Следовало это предусмотреть.
— Как вы можете быть в этом виноваты? Никто не может возложить на вас вину.
— Я нисколько не скрывал, что собираюсь опознать стрелы. — И теперь нет никакой возможности доказать опознание. Совершенно никакой. — Теперь мое пребывание здесь тем более необходимо.
— Вы думаете, убийца нанесет удар сегодня вечером?
— Это представляется мне вполне вероятным. Мне лучше всего прислуживать в большом зале.
— Но, сэр Криспин! Вас узнают.
— Не узнают, если я надвину капюшон на глаза.
— Вы страшно рискуете.
— А что прикажете мне делать? Я слишком многим обязан Пилу.
Онслоу покачал головой.
— Вы будете прислуживать королю, а он об этом даже не узнает.
Криспин ничего не ответил, а взял свой кувшинчик, допил вино и вытер рот тыльной стороной ладони.
— А мои судомойки? Никаких неприятностей? Никакой угрозы?
Онслоу пожал плечами:
— Да ничего такого вроде бы. Работают они усердно, пожаловаться не могу. Вы хотите с ними поговорить?
— Нет. Не стану их волновать. Я привел их сюда ради безопасности. Пусть же они так и считают. А я поброжу тут вокруг, если вы позволите.
— Разумеется. Моя кухня — ваша кухня, сэр Криспин.
Криспин изо всех сил старался не путаться под ногами. И постарался не попасться на глаза Лайвитили Грейс. Он прикинул, что они с меньшей вероятностью привлекут к себе внимание, если не будут знать, что он за ними присматривает. Поэтому, надвинув пониже капюшон, Криспин стал обходить кухню, ступая медленно, держась стен и прячась, где мог, в тени.
По мере приближения торжественного обеда Криспин почувствовал нараставшее в кухне напряжение — здесь шли последние приготовления. В зале длинный стол на козлах уже практически накрыли: застелили белыми скатертями, разложили ложки, расставили солонки, ковшики на треногах и кубки. Сквозь стены доносилась музыка. Это означало, что приглашенные на обед собирались в зале. Скоро будут мыть руки, прочтут молитву.
Король с ближайшей свитой сядет за стол на возвышении, за остальные столы сядут придворные. На их столах и скатерти попроще, и столовые приборы не такие изысканные, как на королевском столе. Рядом с каждым местом помещается оловянный поднос с хлебом, но кувшины для вина глиняные, а не серебряные. Тем не менее места эти были близко к королю, а потому считались почетными.
Столы, самые дальние от королевского, и вовсе не были покрыты тонкими льняными скатертями, там не имелось ни своих солонок, ни даже личных кубков. Для этих мужчин и женщин, стоявших, на самых нижних ступенях придворной иерархической лестницы, пищу подавали на одном подносе, и вино они пили из одного кубка. Это могли быть пажи либо незнатные дворяне и богатые купцы, приглашенные на королевскую трапезу. Это могли быть и случайные люди, честолюбцы1, ищущие совета или милости у кого-то из придворных.