– Ладно, я поняла, – кивнула Этери. – Давайте вернемся к повреждению.
– Это старый испытанный прием, – пожала плечами Евгения Никоновна, – наверняка вы тоже о нем наслышаны. Нарушить архитектурную целостность – и все, дом можно снимать с охраны.
– Да, прием мне известен, – подтвердила Этери. – Но что все-таки произошло? Как это получилось?
– Ночью тут якобы разворачивался какой-то грузовик и въехал в стену. – Этери хотела что-то возразить, но Евгения Никоновна покачала головой. – Знаю, знаю. Тут физически не может развернуться грузовик, да и характер повреждения не соответствует. Явно отбито молотком. Может, даже пневматическим. Но меня здесь не было, я у племянницы ночевала. Женщины говорят, слышали грохот, повскакали, но темно же, ничего не видно. И правда грузовик проехал. Номеров никто не заметил, не запомнил… Я сейчас в милицию звонила, когда вы вошли, но они…
– Прикинулись шлангом, – подсказала Этери. – У вас же вроде бы контакт с милицией?
– Очевидно, они получили новые инструкции.
Этери лихорадочно думала. При одном воспоминании о самодовольной, сытой и уже сильно потасканной физиономии Снегоочистителя ее охватывала дрожь отвращения. И этого человека многие находят привлекательным мужчиной! У него было порочное лицо растлителя малолетних. Он был похож на нечто такое, что хочется пошевелить палкой, чтобы не трогать руками.
Ладно, это все не суть важно. Встречаться с ним нельзя ни в коем случае, на него надо воздействовать на расстоянии.
– Скажите, а в Росохранкультуре кто курирует этот вопрос?
Евгения Никоновна назвала человека, с которым Этери была хорошо знакома, он даже пытался с ней заигрывать. Давно, еще в прошлой жизни.
– Я с ним поговорю, – решительно пообещала Этери.
И отправилась на урок.
К встрече с Саввой Григорьевичем Цыганковым она подготовилась очень тщательно. Многое проверила и выяснила, прежде чем ему звонить. Наконец позвонила и попросила о встрече. Он обрадовался, предложил пойти в ресторан, но Этери его осадила, заявив, что встреча будет чисто деловая. У него на работе.
– А в чем дело? – насторожился он.
– Назначь мне время, Савушка, – ответила Этери, – тогда и узнаешь. Я, конечно, могу записаться на прием…
– Нет-нет, зачем же? Для тебя всегда «окошко» найдется! Просто я думал, посидим где-нибудь по старой дружбе… Я слыхал, ты теперь свободная женщина…
Этери очень не понравился этот намек.
– За старую дружбу выпьем как-нибудь в другой раз, Савушка. А сейчас назначь мне время. У меня деловой разговор.
– Ну хоть намекни! – взмолился Савва.
– При личной встрече.
– Тебе нужно что-то вывезти за границу? Что-нибудь ценное?
– Тогда я обратилась бы не к тебе, Савушка, это не твой вопрос.
– Я могу поспособствовать, если вопрос сложный.
Они говорили по телефону, но Этери так и видела, как он надувается от гордости.
– Спасибо, но речь не о том. Итак? Ты же обещал найти мне «окошко»?
Савва выдержал паузу, видно, сверялся с расписанием, листал ежедневник.
– Тебе когда удобнее, во вторник или в четверг?
– Во вторник, – не раздумывая, ответила Этери.
– Хорошо. Скажем, к трем?
– Скажем, к трем, – насмешливо подтвердила она.
Цыганков был несколько насторожен, когда Этери вошла в его кабинет, но расплылся в улыбке, пожирая ее взглядом. Она была ослепительна в шелковой блузе цвета слоновой кости и темно-зеленом замшевом костюме от Нины Нестеровой. Приталенный жакет-казакин был стянут шнуровкой на спине, чтобы лучше сидел и подчеркивал стройность фигуры. Он сидел и подчеркивал. В ушах у Этери светились изумруды, кольцо с таким же изумрудом было у нее на пальце. Она умела с шиком носить драгоценности.
Когда-то Цыганков был архитектором, но сменял профессию на чиновничье кресло. Стал преуспевать, но в нем чувствовалась тщательно скрываемая неуверенность, даже некоторая неполноценность человека, выбившегося из низов, но так и не ставшего своим. Ему не хватало раскованности. Он носил костюмы от Бриони, часы от Картье, ходил в башмаках от Гуччи, водил кадиллак-купе и посещал статусные рестораны не потому, что ему все это нравилось, а потому что в тех кругах, где он теперь вращался, было принято носить костюмы от Бриони, часы от Картье, башмаки от Гуччи и так далее. Это было модно и позволяло держаться «в тренде». Недостаток уверенности Савва компенсировал преувеличенно-агрессивным напором в разговоре. Этери догадывалась, что втайне он ей слегка завидует.
Савва усадил ее, предложил кофе, от которого она мудро отказалась, и сказал:
– Итак, я тебя слушаю.
– Я пришла поговорить о приюте «Не верь, не бойся, не прощай».
Савва невольно поморщился. Искусство чиновничьей невозмутимости давалось ему с трудом. Но он тут же разгладил морщины на холеной, гладкой, чисто выбритой физиономии.
– А ты каким боком?.. Я что-то читал в Интернете, но не поверил.
Он намекал на синяк под глазом. К счастью, синяк потускнел, выцвел и испарился, не оставив следов. Этери получала дополнительное удовольствие всякий раз, как смотрелась в зеркало, даже вспоминала старый анекдот «продай козу». Стоило получить синяк и помучиться, чтобы понять, как без него хорошо.
– И правильно сделал. Я в этом приюте работаю. Преподаю рисование.
– А зачем тебе это нужно? – невольно вырвалось у Саввы.
– Давай не будем об этом. Раз работаю, значит, нужно. Я хочу поговорить о самом здании. Его нельзя сносить, это XVII век.
– А кто тебе сказал, что его будут сносить?
Этери насмешливо улыбнулась.
– Ну ты же знаешь: утром в эфире, вечером в кефире. Не финти, Савушка, давай начистоту.
– Ладно, давай начистоту, – тяжело вздохнул Савва. – Это немыслимо, нереально – устраивать такой собесовский режим в центре столицы. Я не только этот ваш приют имею в виду, – возвысил он голос, заметив, что Этери хочет ему возразить. – Ты хоть в отдаленной степени представляешь, сколько стоит земля в центре Москвы? Скоро введут налог на недвижимость с рыночной стоимости, и твои нищеброды все равно отправятся на панель.
– На панель? – переспросила Этери.
– Да это старая архитекторская шутка, – усмехнулся Савва. – Панель – в смысле панельные дома. Где-нибудь в Новогонореево.
– Или в Трипперово, – цинично усмехнулась Этери ему в ответ, просто чтобы показать, что она тоже умеет так шутить. – Могу тебя успокоить: приют освобожден от уплаты налога на недвижимость.
– Думаешь, это навсегда? – перебил ее Савва. – Все эти ельцинские штучки скоро отменят. Никто не будет этого терпеть.
– Не мой вопрос, – отмахнулась Этери. – Меня интересует само здание и окрестные дома. Их нельзя сносить, они старинные.