в руке соломинку с задумчивым видом. Этот допрос длится минут пять, и ещё последнюю неделю по столько же три раза в день. Её очень интересует моя способность выпрыгивать из собственной шкуры. Она называет это «магией». Дичь, в натуре. Если бы я не сидел здесь сейчас, то никогда б не поверил. А так, ёпта…
— Может тебя кто-то проклял? — Выдвигает Овечкина одно из своих предположений.
— Тех, кто меня проклинает ежедневно, не сосчитать, киса, — хмыкнув, я дожёвываю бургер и хватаюсь за ещё один. — Хотя была одна бабка… я у неё кошель отжал. Явно не нашенская, откуда-то притащилась. Она ещё чё-то сказала тогда, когда забрала кошель…
— Что? — Вспыхивает Овечкина. Даже Пашка награждает меня заинтересованным взглядом.
— Она… — я пытаюсь вспомнить, — хуй знает, — и продолжаю жевать, — чё-то про то, что пожалею, или типа того.
— А вдруг ведьма! — Выкрикивает Лариса. Затем накрывает рот руками и садится на стул, визуально уменьшившись от смущения.
— Ведьм не бывает, — отмахиваюсь я.
— Я не был бы столь категоричен, — говорит Паша, — если ведьм не существует, то и тебя тоже.
— Вот-вот, — шепчет Лариса.
Справедливо, хрен чё скажешь. Я решаю больше с ними не спорить. Они приводят достаточно железных аргументов, чтобы меня убедить. Как вы понимаете, убедить меня проще простого.
Магия это или ещё чего — без разницы. Рано или поздно я найду того, из-за кого началась вся эта чепуха, и как следует отмудохаю. Зуб даю.
Глава 14. Я тебя люблю
Почти слышно, как под моим длинным хаером скрипят мозги.
— Вот что, — говорю я, слегка улыбнувшись. — Если мы останемся наедине, я точно её засосу.
— Не варик, — отвечает Паша, сворачивая на обочину.
— С хуя ли «не варик»?
— Ты себя видел? — Он вырубает фары и глушит мотор, затем поворачивается ко мне и дважды кивает башкой. — Для неё ты коллега. Подчинённая, если быть точным. Своими действиями ты её только отпугнёшь.
— И то верно, — нехотя соглашаюсь, — а что если я расскажу ей, как на самом деле обстоят дела?
— Она тебя в психушку сдаст, — хмыкает Пашка и выходит из тачки. Я выхожу следом.
— Да не такая она, — ору, смачно хлопнув дверью. Будет он ещё меня пугать, жопный прыщ.
— Да дело даже не в этом… слушай, на самом деле, я не хочу спорить по этому поводу, но ты должен понять одну вещь. Не все такие внимательные и понимающие, как я, как Лариса. Мы знаем Леру достаточно, чтобы заметить и оценить резкие перемены. И знаешь, что ещё?
— Ну, — хмыкаю я, — чё?
— Лариса советовалась со своим знакомым психиатром по поводу тебя. Она ведь тоже не сразу поверила. Думала, может у тебя какое раздвоение личности, или вроде того.
— А щас?
— А сейчас она верит тебе. Психиатр сказал, что вероятность расщепления крайне мала, тем более с таким богатым прошлым, которое Лариса, веришь, нет, но не поленилась загуглить и убедиться, что да, есть такое место — Муторай — и есть такой чувак — Валера Рыков — и есть все те его кореша, о которых ты рассказывал.
— Вот коза, — цокнув, я огибаю машину и подхожу к Паше. Вообще-то такая бдительность Овечкиной меня не расстраивает, напротив, я приятно удивлён её щепетильностью. Далеко пойдёт. — Но всё же?..
— Нет, — отрезает Паша, — не говори ей. В лучшем случае она тебе не поверит, а в худшем… не стоит выяснять.
— Ничё ты не понимаешь, — вытащив пачку сигарет из кармана, я присасываюсь к сигарете, но не поджигаю. Мне нравится сам процесс жевания фильтра.
Вместе мы устремляемся к здоровенному зданию. Паша проявляет галантность и распахивает дверь перед двумя дамочками, что увязываются за нами. Я стою и жду, когда эти курицы зайдут. Затем жду, когда зайдёт Паша. С громким вздохом он входит в здание, и только после вхожу я.
Подойдя к стойке регистрации, я плюхаю на неё свой паспорт.
— Здрасьте, — говорю, — мы на мероприятие.
— Здравствуйте, — улыбается Паша.
Девчонка за компом одаривает нас рабочей физиономией и начинает искать наши личности в списках. Находит довольно быстро. Выдаёт какие-то резиновые браслеты, после чего открывает рот:
— Прошу сюда, — рукой тычет в лифт в паре метров от нас. — Шестой этаж. Там вас сопроводят.
— Спасибо, — благодарит Паша.
— Тсенкью, — и я.
Я нетерпеливо оглядываюсь по сторонам. Народа здесь жопой ешь, а что ждёт нас там, на шестом этаже? Наверняка целая толпа зализанных фриков, и их не менее фриковатых тёлок.
Мы преодолеваем то небольшое расстояние в тишине, и только когда я почти жму на кнопку, Паша выдаёт нечто совершенно неожиданное:
— Помнишь Леркины фотки, которые разлетелись по офису?
Я аж по кнопке промазываю.
— Чё? — Оборачиваюсь, ища ебучую кнопку не глядя. Вроде попадаю.
— Те, из-за которых были проблемы.
— Да помню я! Чё с ними?
— Так вот, я провёл небольшое расследование и выяснил, кто их снял и выложил. Это был её отчим. В то время Лера ещё жила со своей матерью и отчимом, а потом мать развелась с ним… за полгода до своей смерти.
— Из-за чего умерла мать?
Лифт пиликает. Железные створки разъезжаются, приглашая нас внутрь. Мы заходим и прибиваемся к стене, потому что следом за нами в лифт вваливается ещё куча народу и создают давку такую, что даже пёрнуть незаметно не получится. Паша сутулится и начинает шептать мне в ухо:
— Мать Леры попала в аварию. Я знаю это, потому что Лера тогда три месяца пропускала занятия, а я пытался с ней связаться, даже домой наведывался, но она никогда не открывала дверь. Мне кажется… — я едва мог разобрать, чё он там шепчет, так тихо он говорит, — она боялась, что отчим придёт.
«Шестой этаж», — сообщает аудиосистема лифта.
Толпа вываливается наружу, а мы с Пашей стоим как истуканы, и каждый это обдумывает. Всё это, что было озвучено. Я скребу подбородок. Думаю, что какая-то хуйня выходит. Но кроме этого — ничего. В башке лишь перекати-поле и мысли о Светке, с которой мне