Но были и другие. Таковых я насчитала три человека. Мне казалось, что они следят за мной. Не все сразу, обычно по одному, реже по двое. Стоило мне появиться в парке, как они тут же рисовались где-то рядом. Я часто встречалась с ними взглядами. Сначала не обращала на это никакого внимания, а потом стало как-то не по себе. Они плавно перемещались по моему маршруту — то один, то другой, то третий, или по парам попадались на встречу или шли позади, делая вид, что праздно прогуливаются. Я стала бояться уходить на дальние дорожки, предпочитая многолюдные хорошо освещенные места. Я замечала их в продуктовом магазине, куда мы с Сашей ходили за покупками. Видела в кафе, где мы любили выпить кофе у фрау Эльзы (ну то есть я пила кофе, а Сашу угощали каким-нибудь субпродуктом с кухни). Они были везде — белобрысый парень в серой, неприметной одежде, невысокий шатен, похожий на Йоста, и русый пацанчик, лет двадцати, в спортивном костюме. И я не могу сказать, что пришла в дикий восторг, когда маленькие камешки-события сложились в голове в одно целое. Кто за мной может следить? Люди Билла? Это глупо. Ну, допустим, они меня выследили, и что? Какой смысл ходить за мной хвостом несколько дней? Кто-то из консульства? ФСБ? И в чем шутка? Разве мы делаем с Сашей что-то такое, чтобы за нами наблюдали «люди в черном»? Бред какой-то. Кому за мной надо следить? Если все-таки это Билл, то почему он до сих пор не предпринял никаких шагов к примирению? Даже не попытался. Нет, конечно же, я его никогда не прощу. Я лучше съем перед загсом свой паспорт, как говорится. Даже если он извинится, то все равно ничего уже нельзя исправить. Во мне будет жить страх, что он еще раз так сделает, в любой момент унизит перед всеми самыми жестокими словами. И тогда это точно меня убьет. Нет, я, конечно, понимаю, что Билл будет очень извиняться, раскаиваться и всячески пытаться загладить вину. И я, как порядочный человек, обязана буду принять, простить и забыть, ибо отказ никто и никогда не примет, вычеркнуть несколько недель колоссальной депрессии, болезни, слез, чужого человека и полную беспомощность, и опять стать с ним ласковой и нежной. Не слишком ли просто? Я не готова к этому. Я не смогу заставить себя простить его. Есть вещи, которые невозможно стереть словами «извини — прости». Что мне с его извинений? Сейчас я учусь заново жить без него. Да, это не получается, все равно я просыпаюсь и засыпаю с болью в сердце и со слезами на лице. Но вот уже днем удается отвлечься, я даже вполне искренне улыбаюсь окружающим. Изредка смеюсь. Но так и дети начинают ходить не одним днем. И я смогу. А если это люди Билла, то я докажу ему, что свято место пусто не бывает. Я счастлива, любима и рядом со мной другой. И ему совершенно не обязательно знать, что каждая моя клеточка по-прежнему любит его сильнее жизни. Я счастлива с другим, Билл Каулитц! Я счастлива! Прислал следить за мной своих ребят? Ну что же. Приходи смотреть.
Дома я вывалила на постель весь мой скромный гардероб, чтобы понять, что у меня есть. Нда… Это явно не моя огромная гардеробная в Гамбурге и не мой забитый до отказа шкаф-купе в Москве. В наличии мы имеем — две пары черных джинсов, черные водолазка и блузка, длинная в пол юбка темно-серого цвета, две кофточки — одна красная в китайском стиле с застежкой под горло, другая обычная женская рубашка без выпендрежа цвета фуксии. Теплый белый свитер с воротником-стойкой. Из приличного — только туфли и очаровательная изумрудная туника. Черт, такое чувство, что Штефан надо мной издевается. Все вещи хороши по одиночке, но совершенно не сочетаются друг с другом. В целом, я бы могла придумать, как в это одеться, будучи дома и имея в запасе еще одежду, но не сейчас. А юбка? Понятно, что черные туфли куплены под серую юбку, но что я надену сверху? Зеленую тунику или китайскую красную блузу? И ведь Штефан вполне себе удачно одевается. У меня не вызывает нареканий его внешний вид. Впрочем, гардероб мог остаться ему в наследство от последней барышни. Нда… Или он сам себя одевает? Почему же тогда мне он накупил такую кучу вещей, которые я на себя даже нацепить не могу. Так часто делал Билл. Увидит что-то, тут же ручки загребущие с прилавка сгребут вещичку, а потом мучается, куда это надеть: на концерт — не удобно, в люди — пошло, дома ходить — дизайнерская шмотка, жалко. А если за мной все-таки следят его люди? Ну это ведь так логично. Мне так хочется в это верить. Они нашли меня, но подойти бояться. Билл же наверняка на свежую голову уже сто раз пожалел о случившемся. Или не пожалел? Нет, скорее всего, он и не помнит уже обо мне. Ведь, если бы Билл знал, что я живу У мужчины, он бы тут же решил, что я живу С мужчиной и разнес бы все в тот же день. Узнать информацию про Штефана для него не составит никакого труда, следовательно, он бы немедленно приехал. Если нет Билла, стало быть, он ничего не знает обо мне. Да и вообще, размечталась, сейчас, он всё бросит и припрется. Ха-ха два раза. Заняться ему больше нечем. Джинсы, свитер и макасы — вот так и пойдем сегодня гулять. Как там Пугачева поет:
Ты сними, сними меня, фотограф,
Так, чтоб я смеялась беззаботно,
Так, чтоб я была неотразимой,
Чтобы не было в глазах печали.
Прояви же так свое умение,
Чтоб на фото я была счастливой,
Чтоб я даже вызывала зависть
Радостью своей и оптимизмом,
Чтоб никто и не подумал,
Чтоб никто и не поверил
В то, что очень одиноко мне.
Господи, как же я соскучилась по дому и по родной речи. Всю жизнь была человеком мира, эдакое перекати-поле без страны, без дома, без друзей, с кучей языков в голове, живу, как не знаю кто, ни русская, ни немка, ни англичанка, ни испанка — интернациональный ерш, несъедобный на вкус, от которого на утро хочется умереть у унитаза. Но сейчас ты ни о чем не узнаешь. Я буду счастливой, буду кокетничать со Штефаном и всячески изображать бурную радость. Хочу, чтобы тебе тоже было больно. Хотя… Как ты там? Я столько сделать бы могла тебе, но…
— Мария, что с тобой, ты какая-то нервная? — спросил Штефан, идя по дорожке с Сашей на поводке.
— Просто так, — улыбнулась я, мечтательно закатывая глаза. Мои наблюдатели, наверное, уже разбежались по домам — мы вышли гулять на два часа позже. Пока Штефан приехал, пока поужинал, пока собрался. Приятно, что не отказал.
— А что ты так дергаешься? — не унимался он.
— Все хорошо. Правда. — Хотя, неправда. Наглая ложь. Мы прошли уже две контрольных «точки», а их нет. Зря что ли я вырядилась и сияю, как последняя дура? Ну, давайте же, мальчики, вылезайте из своих норок, у нас тут показательное выступление под названием «Изображаем счастье»! Штефан и так что-то подозревает. Где же вы?