После встречи с сыном Назар стал покладистее, тише. Порою на него накатывалась хандра и терзало чувство безысходности, но рассказывал о себе, правда, все, каялся в совершенных преступлениях, словно на исповеди: «Засосала меня в это болото жадность. Хотелось разбогатеть любым путем…»
Так снималась маска с лица человека, жестокого и корыстного…
На одном из допросов следователь спросил арестованного: «Как же вы, сын бедного крестьянина, столь натерпевшийся от несправедливости помещика, пошли на службу иностранной разведке, действовали во вред рабочим и крестьянам родной страны?»
Назар долго молчал, но потом взглянул исподлобья на следователя, развел руками: «Да нешто я вот так, по своей воле и желанию все делал?» — «А разве вас кто неволил совершать преступления?» — «Нет, никто меня не заставлял, но… постепенно болото засосало…» — «Вот и расскажите правдиво, как все случилось». — «Сказ мой недлинный! — в отчаянии махнул рукой Назар. — Да, может, вам все уже известно…»
Он довольно полно сообщил следствию о себе: как убил помещика Нудилина, как отбывал каторгу, рассказал о службе в колчаковской армии, об уходе вместе с Афанасием Черных в приморскую тайгу…
«Почему вы сбежали с семьей в Маньчжурию?»
На этот вопрос Назар ответил, что, после того как от его руки погиб гольд Максимка, Зайчиков, будучи свидетелем той гибели, не на шутку перепугался и раболепно прислуживал убийце. Однажды, вернувшись из тайги, рассказал, что какой-то гольд ищет Максимку и плутает у Рокотуна. В разговоре с Зайчиковым гольд сказал, что след пропавшего потерялся недалеко от родника, и поинтересовался, в какой обувке Назар ходил в ту пору по тайге. И Назар понял, что ему грозит смертельная опасность: гольды — исключительно пытливые следопыты и очень мстительны. Они, видно, уже напали на его след.
Это была первая причина бегства Назара в Маньчжурию. Была и другая. Тот же Зайчиков в январе 1930 года, будучи своим человеком среди бедняков Тамбовки, узнал от них, что Назара хотят раскулачить. Сельсовет вроде бы вынес такое решение и направил его на утверждение в райцентр — в Чугуевку. Вот тут Назар и заметался. Проводил ночи без сна — в раздумьях, что предпринять.
Тогда и вспомнил своего старого знакомого — охотника Горбыля Леона, который жил в приморском городке Бикине и который водился с контрабандистами. Назар поехал к нему за советом. Горбыль тогда сильно сдал: постарел, поседел, совсем забросил таежный промысел. Усох в щепку. Назар почувствовал, что Горбыль чем-то обеспокоен.
«А ты иди, Назар, и повинись перед властями, — посоветовал усмехаясь Горбыль. — Да отдай людям лишнее богатство. Так тебя простят и не тронут…» — «Где же правда, Леон? — вскипятился тогда Назар. — Неужели добытое своим горбом добро, этими вот мозолями, я должен сам отдать кому-то?!» — «А ты тут не кричи, ежели пришел советоваться. Знаю, каким горбом ты нажил свое богатство! — посуровел Леон. — Тебе еще долго надо отмывать свои руки и каяться за погубленные души…»
Назар растерялся, не зная, с какой стороны к тому подступиться.
«Допустим, Леон, отдам властям свое имущество. Все равно там мне не жить — доконают гольды». — «Чего же хочешь от меня?» — «Вот что сделай, Леон. Устрой меня жить вместе с семьей в Бикине, может, как родича или еще как. Век не забуду доброты, отквитаюсь». — «Нет, не могу тебя здесь устроить. До меня тоже власти подкапываются — за контрабанду. А еще вот что: если гольды напали на твой след, то они найдут тебя и в Бикине, пощады от них не будет. Вот что присоветую. Не жалей золотишка. Найдутся китайцы — запросто переправят тебя в Маньчжурию. Там и спасешься от Советских властей и от гольдов. Торговлей займешься и заживешь, как барин…»
Леон, видно, хотел подальше спровадить Назара, который знал о его нехороших проделках в тайге и на границе.
Через несколько дней после этой встречи Назар спешно распродал нажитое свое добро и, прихватив кое-какое барахлишко, а также половину золотых монет (остальные на всякий случай закопал в пещере), с семьей приехал на собственной лошади в Бикин. Хунхузы сорвали с него добрый куш и в темную ночь по замерзшей реке Уссури провели его на ту сторону границы — в Маньчжурию.
«А куда девался Афанасий Черных?» — вдруг спросил следователь, и Назар заерзал на стуле. «Афоня утоп зимой в Имане… Под лед провалился». — «Где вы взяли золотые червонцы, которые у вас были изъяты при аресте?» — «Наторговал у хунхузов за женьшень и пушнину». — «По-вашему, получается, что китайские контрабандисты носили в тайгу золото для скупки пушнины и женьшеня, но так не могло быть. Где вы все-таки взяли золото?» — «Возможно, хунхузы нашли клад в лесу, почем я знаю». — «Тогда зачем они несли бы за границу не найденное золото, а скупленные на него товары? Ведь с золотом им сподручнее было возвращаться домой!» — «Не знаю, почему они так делали». — «Напрасно путаете свои показания. Ведь обещали говорить только правду. Следствию известно, что вы не наторговали золотые червонцы, а добыли их при других обстоятельствах. Рассказывайте правдиво об этом».
Назар вспыхнул, зашипел: «Раз вы знаете, где я взял червонцы, зачем спрашивать?» — «Расскажите, почему вы убили Афанасия Черных?»
Назар, конечно, ждал этого вопроса — снова начал юлить и скрытничать. Рассказывал небылицы, пытаясь уйти от правдивого признания, а потом, наконец запутавшись, все-таки вынужден был выкладывать правду.
…В 1920 году Назар и Афоня добрались до уссурийской тайги и к концу уже первой зимы неплохо здесь зажили. В глухом распадке, на берегу притока Имана, оборудовали зимовье. Афоня оказался искусным охотником. Вскоре у них скопилось немало ценных шкурок. Здесь же, в тайге, у хунхузов они выменивали на пушнину продукты, порох, а также рисовый спирт. Богатые хунхузы нанимали рикшей-спиртоносов, которые таскали за спиной в кожаных мешках плотно закрытые жестяные жбаны с этим спиртом. Его доставляли таежникам — русским и гольдам, находящимся в зимовьях.
Однажды Назар и Афоня выменяли у хунхузов большой жбан спирта — литров на двадцать. С той поры вся их жизнь словно перевернулась. Еще недавно честные охотники-добытчики, начав пьянствовать, превратились в подонков. Пили беспросыпно, неделями подряд. Спирт кончался — опять искали спиртоносов или перекупщиков. Охоту, конечно, забросили. Когда запасы пушнины иссякли, стали подкарауливать на таежных тропах и грабить хунхузов. Однажды ранним утром встретили на перевале двух хунхузов с большими мешками за спинами. Припугнув оружием, отобрали пушнину, надеясь променять ее потом на спирт. Хунхузы безропотно отдали грабителям мешки и уже собирались юркнуть в чащобу, радуясь тому, что остались живыми. Но Назар вдруг увидел на одном из них добротный теплый пиджак с рыжим лисьим воротником — решил забрать его. Хунхуз, бормоча и ругаясь, никак не хотел отдавать одежину. Назар дернул за воротник пиджака, тот затрещал по швам — и на земле брызнули засверкавшие на солнце золотые монеты. Назар кинулся собирать их, но хунхуз прыгнул на него, пытаясь ударить ножом. Нерастерявшийся Афоня стукнул хунхуза прикладом ружья по голове — удар оказался смертельным. Второй хунхуз бросился бежать, но Афоня догнал и связал его. Грабители обшарили одежду контрабандистов и нашли шесть золотых червонцев царской чеканки, зашитых в воротниках и лацканах пиджаков. Золото было поделено поровну.