Наконец «часовщику» показалось, что он достаточно сдружился с Горбылем, начал его потихоньку прощупывать насчет возможности ухода в Маньчжурию.
Хомяков понимал, что ему трудно будет укрываться под именем Егора Моргуна и что рано или поздно его найдут и снова водворят в лагерь. Поэтому он хотел с помощью Горбыля — чтоб без особого риска — уйти за границу, где бы можно устроиться часовым мастером. Решение это созрело не сразу, хотелось еще посоветоваться с Горбылем, который Хомякову все более нравился. Он однажды и завел разговор о трудностях покупки запасных частей к часам, особенно иностранных марок. Горбыль только поддакивал, ничего сам не предлагая. Хомяков спросил у него, нельзя ли добывать запчасти к часам в Маньчжурии через какого-нибудь китайца. Это был всего лишь как бы пробный вопрос, но и он насторожил и растревожил старика. Он с негодованием сказал, чтобы приятель выбросил из головы свои дурные мысли. В июне 1939 года Хомяков уехал в Ворошилов-Уссурийский, где смог устроиться на работу часовым мастером. Перед отъездом заходил к Горбылю, который встретил гостя холодно, хотя и сказал на прощание, чтобы тот приезжал к нему, если будет какая нужда.
В Ворошилове-Уссурийском Хомяков неплохо зарабатывал, но чувствовал себя неуютно. Над ним постоянно висела угроза задержания. Бывая иногда во Владивостоке, он искал и там пути ухода за границу, знакомясь с моряками, но… тщетно.
Время шло, нужно было что-то предпринять — срок действия паспорта истекал, а при его продлении могли бы разоблачить преступника. На ум все чаще приходил рассудительный Горбыль, его приглашение приезжать к нему, если будет нужда. Казалось, что в этот раз можно подобрать ключи к сердцу старика, чтобы скрыться за границей. Не видя другого выхода, Хомяков решил теперь уже в открытую поговорить с Горбылем. Для него во Владивостоке он приобрел «презент» — прорезиненный плащ и позолоченные часы — и в сентябре 1939 года прибыл в Бикин. Здесь узнал, что Горбыль месяц назад умер. Возвратясь в Ворошилов-Уссурийский, Хомяков поразмыслил и наметил для себя другую линию жизни. Он напрочь отказался от мысли бежать в Маньчжурию. Спасение для себя от правосудия он увидел в другом: наловчился мастерски изготовлять фальшивые документы. Торговал ими и сам пользовался. Липовые бумаги собственного изготовления помогли ему уклониться от действительной службы в армии, а в войну отсидеться в тылу. Он даже сумел в 1944 году переменить место жительства — перебрался из Ворошилова-Уссурийского в Иркутск…
Дрозда Назара никогда Хомяков не знал. Его солагерник Торопов подтвердил, что действительно рассказывал ему о Горбыле.
Итак, столь тщательное разбирательство дела «часовщика» не подтвердило предположения о возможной его связи с иностранной разведкой. Преступные пути Хомякова и Дрозда Назара в Бикине перекрестились случайно. Они ничем не были связаны и даже не были знакомы. Однако в поле зрения чекистов Хомяков попал отнюдь не случайно — это был крупный уголовный преступник, укрывавшийся от правосудия.
Уголовное дело на Хомякова мы передали прокуратуре Иркутской области и в тот же день возвратились в Хабаровск… А в конце марта того же года закончили следствие и по делу Дрозда Назара.