Читать интересную книгу Не будет весеннего бала - Сергей Аксу

Капитан Розанов приготовил «макаров» с последним патроном и, стиснув зубы, с трудом извлек здоровой рукой из внутреннего кармана письма и фотографию, на которой были изображены: Ира, Сережка и пухленькая Настюшка с надутыми губками. Он бережно отложил фото в сторону и развернул последнее письмо. Пробежал глазами милые завитушки родного почерка. Потом медленно порвал все письма и фотографию на мелкие кусочки. Сверху раздался хорошо знакомый противный свист. Все с открытыми ртами вжались в землю. Рядом разорвалась мина. Несколько осколков безжалостно впились в бок потерявшему сознание рядовому Шестопалу, который лежал рядом, остальные пришлись впритирку, изодрав капитану в клочья бушлат на спине и перевязанную левую руку.

Противник усилил атаку со стороны взвода старшего лейтенанта Каретникова. Тот, раненый, продолжал бой. Патроны были уже на исходе. Сержант Таранович сделал попытку добыть боеприпасы, пополз к убитым «духам» за патронами. Не дополз. Замер рядом с боевиками: в него попала снайперская пуля. За патронами устремился Денис Кочетков. Подобрался вплотную к телам двух убитых «духов». Но тут из-за них появилась голова третьего. Десантник, не раздумывая, бросился на него, ударил десантным ножом чеченца в лицо. «Вах», охнув, вцепился в него мертвой хваткой, и они, обнявшись, покатились вниз. Через несколько метров замерли. Кочетков принялся снимать с врага разгрузку с магазинами. Но воспользоваться боеприпасами не успел. По нему открыли яростный огонь снайперы духов.

Передовой отряд наемников уже орудовал в неглубоких окопчиках, которые на скорую руку выкопали десантники. Из разведвзвода осталось в живых только несколько раненых. Рядовой Фарид Ахтямов, собрав последние силы, поднялся навстречу «чехам», которые добивали десантников. Выпустил короткую очередь и, рванувшись вперед, попытался воткнуть штык в наемника с черной бородой в афганском паколе на голове. Тот, раненный в бок, дико заорал и отпрянув в сторону, упал на колени. Десантник сделал попытку вновь ударить его штыком, но не достал, раненная нога подвела. Фарида тут же расстреляли в упор.

В соседнем окопчике – Серега Поляков, от потери крови серый как воск. Его прокушенные от боли губы посинели на неподвижном лице.

– Ленчик, ради бога, прошу тебя, – Серега умоляюще посмотрел на Веденеева. По щеке у него ползла слеза. – Над нами же будут глумиться эти сволочи.

Трое тяжело раненых глядели на Веденева с неизбывной тоской, как собаки, которые чувствуют, что хозяин готов их бросить.

– Серый, не могу я это сделать! Не могу! – заорал тот в отчаянии, вытирая грязной ладонью заплаканные глаза. – Братцы! Поймите же меня! Не могу я!

– Они же кромсать, как мясники, нас будут, как тех пацанов на блокпосту, – прошептал побелевшими губами Витька Дудник с простреленной навылет грудью.

– Век себе не простишь.

– У меня всего семь патронов осталось для «духов»!

Наконец Веденеев, решившись, поднял «калаш».

– Простите ребята! – он пытался не смотреть в серые лица товарищей.

– Куда стрелять? – спросил он Полякова.

– Ленчик, в голову. Погоди секунду. Я сейчас, – всхлипнул Сергей. – Все! Давай! Прощайте, ребята! Там свидимся! – он закрыл глаза, ожидая выстрела.

Веденев, отвернувшись, приставил к виску товарища ствол.

– Пацаны! Не смотрите! – закричал он, побагровев. – Нет!! Не могу! Хоть убейте! Не могу! Вот, держи «эфку»! Для себя берег! – он из-за пазухи достал гранату и вложил в шершавую ладонь Полякова.

– Спасибо, Леня, – тот слабеющими пальцами сжал «лимонку».

– Спасибо!! – страшным смехом в исступлении зашелся Веденеев, мотая головой и дубася кулаком мерзлую землю.

Успокоившись, он подтащил двух раненых поближе к Сергею.

– Вот так вам вместе лучше будет, ребята! Чеку сорвать? Или сам сможешь?

– Не знаю, Ленчик. Сил, боюсь, может не хватить.

– Ладно! Я сам! Как приблизятся пидоры! Держи рычаг сколько сможешь, браток!

Рядовой Веденеев короткой очередью в упор уложил двоих боевиков, которые вдруг как из-под земли возникли над окопчиком. И тут же переломился, словно соломинка, срезанный из ПКМа. «Духи» уже у окопчика. Рванула «эфка». Двое боевиков с воплями повалились на грязный снег. Остальные, отпрянув вниз, залегли. В окоп полетели гранаты.

Неожиданно сбоку от «духов» из сырого тумана возник старший лейтенант Каретников с разодранной до уха щекой и «калашом» в руках.

– Получай! Суки-и! – кричал он в ярости, расходуя на врагов последний «рожок». Боевики быстро пришли в себя и открыли по нему яростный огонь. И потом долго кромсали ножами его сильное живучее тело.

Боеприпасы кончились. Враг знает об этом и уже внаглую, в полный рост, прет вверх с воплями: «Аллах Акбар!». Капитан Бакатин склонился к израненному Розанову и обнял его, прижался к колючей небритой щеке:

– Ну, Антоныч, прощай! Покажем вахам кузькину мать! Запомнят, кто такие десантники!

Расстреляв последние патроны в ближних боевиков, он со штыком в руке врезался в группу растерявшихся врагов. За ним устремились в рукопашную все, кто уцелел. Со всех сторон слышны дикие крики, стоны, проклятия, матерщина.

– Бляди-и!!

– А-а! А-а!

– Падлы!! Падлы-ы!

– А-а! А-а!

– Бей!!

– Ребята-а!! Помогите! Ребя…!

– Дави гадов!

– Давай! Ах, ты, сука!

– Серега! Серега!! Слева!!

– Ублюдки! Дерьмо-о!!

Сержант Саньков, орудуя автоматом как дубиной, отчаянно вклинился в ряды боевиков.

– Суки-и! Сволочи!! – орал он, яростно отбиваясь и обрушивая «калаш» на головы врагов. Наемники в упор расстреливали израненных бойцов. Рядовые Коренев и Лежиков из последних сил попытались отползти к обрыву, но боевики, ругаясь и плюясь, открыли бешеную стрельбу по солдатам. Некоторые из них начали в упор расстреливать уже мертвых десантников в лицо. Один из них с обнаженным кривым ножом измывался над убитыми. Другой сгребал горсти стреляных гильз и швырял их в лицо убитого старшего лейтенанта Каретникова. При этом зло кричал, брызгая слюной:

– На, жри, собака!

Боевиков было около десяти. Непривычно резала слух их гортанная речь. Одни добивали раненых. Другие тщательно шмонали убитых: с мертвого капитана стащили бушлат, портупею с кобурой, планшетку, с ефрейтора Мелехова – новенькие «берцы», которые он несколько дней назад выменял на что-то ценное на складе в Ханкале. Один из молодых боевиков с сияющим лицом тряс снайперской винтовкой Кирилкина.

Из окопчика с трудом поднялся раненый Матвеев. Удар прикладом пришелся ему в лицо. Из разбитых носа и губ на подбородок ручьем хлынула кровь. Солдат повалился на колени.

– Ахмед! Ахмед! Али! Идите, смотрите, как я буду резать барашка! – крикнул невысокий коренастый боевик, извлекая из ножен кинжал. Матвеев надрывно кашляя, сидел у его ног и отплевывался кровью. Подошли остальные посмотреть, как приятель будет убивать «уруса».

– Давай, Тахир, свежуй! Ты у нас мастер!

Неожиданно десантник поднял к ним разбитое лицо и засмеялся беззубым ртом. Только сейчас они увидели на его раскрытой ладони, играющую ребрышками на свету, гранату Ф-1. Но было уже поздно. Прогремел взрыв, разметавший «духов».

Приподнял голову залитый кровью рядовой Димка Коротков, он пришел в себя и смутно различал приближающихся врагов. Наемники добивали раненых. Рядом раздался выстрел, чей-то короткий вскрик. К Короткову подошел боевик с обмороженными щеками, в паколе на голове, кинжалом срезал с шеи «смертник», потом долго возился, снимая с десантника отсыревшие «берцы». Смолкли голоса и выстрелы. Опускались сумерки. Димка с трудом перевернулся и медленно пополз в сторону лощины.

Через несколько метров он увидел труп десантника, горло перерезано, лицо обезображено. Коротков пополз дальше. Потом наткнулся на Ваню Тимофеева, также всего безжалостно исколотого ножами. Брюшная полость у него была набита стреляными гильзами. Вокруг разбросаны смятые письма и внутренности…

Очнулся Димка утром, когда над ним склонились ребята из 4-ой роты и капитан Сутягин, подняв его с земли, прижал к своей груди:

– Жив, курилка!