— Случайно? — встревожилась химичка.
Сашка с той стороны достаточно сильно толкнула дверь. Я и сама поняла, что
завираюсь (хотя вообще-то я врать не умею, но это же не вранье, а так,
фантазия), но все же продолжила:
— Нет, специально. Это когда Фролов ей волосы пытался поджечь. Полили водой,
чтобы не сгорело.
И я решила, что Сашку пора выпускать. Сашка вышла и скромно поздоровалась.
Волосы у нее были мокрые, а в руках она держала свитер. Молодец.
Химичка заботливо поинтересовалась:
— Вы рассказывали об этом директору?
Сашка решила сменить тему:
— А у вас окно?
— У меня? — задумалась Лилия Владимировна. — Да, зачем я сюда шла?
Она повертела в руках треснувшую колбу и отдала ее нам:
— Выбросьте. Кстати, почему вы не на уроке?
Мы как сумасшедшие бежали по коридорам. Сашка на ходу благодарила меня, что
в своих фантазиях я попыталась поджечь ей только волосы, а не спалила на костре
полностью, как многострадальную Жанну Д'Арк. Не стоит благодарностей, сказала я.
Обращайся в любое время.
— И что на тебя такое нашло? — хмыкнула она. — Пойдем завтракать.
Сашка осторожно заглянула в столовую и махнула мне рукой:
— Десятиклассники дежурят. Мальчики в передниках. Красота!
Я пристроилась рядом и тоже посмотрела, как мальчишки разносят по столам
стаканы и раскладывают тарелки. И, хоть делали они это довольно неуклюже, в
передниках они выглядели забавно. У нас в школе заведено — каждую неделю дежурит
какой-то класс, помогает в столовой и на входе в школу. Странно, почему в
столовой не девчонки? Они поделили дни — сегодня мальчики, завтра девочки? Сашка
показала на эмовидного парня с длинной темной челкой и сказала с придыханием:
— Красивый, правда?
Я прищурилась и попыталась его разглядеть.
— Скажешь тоже, — пожала я плечами. — Мне лица не видно. А без лица я
сказать ничего не могу.
— Эх, ты, — вздохнула Сашка. — Надо смотреть прямо в душу. Мне даже отсюда
видно, какой он светлый и возвышенный.
Сашка улыбнулась ему, подняла ладонь и пошевелила пальцами. Парень отставил
поднос и пошел к нам. Он вытер руки о передник и сказал откуда-то из-под челки:
— Че не на уроке?
— Страшное происшествие, — с готовностью сообщила ему Сашка. — Меня чуть не
сожгли.
— Тут че забыли? — зарычал десятиклассник.
Сашка нахмурилась. Светлый образ эмо-принца рушился на глазах.
Она сказала мне:
— Что-то есть перехотелось. Пойдем отсюда.
Сашка бежала по коридору, когда я потянула ее за руку и остановила.
— Погоди, — сказала я. — Давай передохнем.
Следом за мной Сашка забралась на широкий подоконник. С ней всегда так — нет
времени на остановку, она постоянно куда-то торопится. Сейчас посидит немного, а
потом начнет крутиться — куда бы еще побежать. У меня оставалось несколько минут
спокойствия. В окно лился осенний свет, я закрыла глаза и прислонилась головой к
стеклу. Похоже, Сашка тоже устала. Она улеглась на подоконник, положив голову
мне на колени. Школа притихла. Коридоры были длинными и пустыми. Время
остановилось. Замерли учительские указки, в журнале осталась недописанной
наполовину выведенная двойка, на полуслове остановился выученный наизусть стих.
Сашка покачала головой и сказала с ненавистью:
— Десятиклассники уроды.
Все ясно. Мальчик в переднике успел разбить ей сердце. Видимо, у нее на него
были большие планы. Я опустила ладонь ей на лоб и погладила по голове. У Сашки
были чуть вьющиеся светло-каштановые волосы по плечи. Лицо у нее немного
побледнело, веснушки стали еле заметными.
— Бедный ребенок, — сказала я ей.
— Угу, — жалобно пискнула Сашка. — Жалей меня, жалей.
И вот мы сидели, в спину через стекло мне светило солнце. И в голове у меня
почему-то крутилась песня про звездный свет [1]. Не моя песня, нет, чужая. Но
она была как будто моя… О том, что наши надежды и ожидания — это черные дыры в
космосе. Так ведь оно и было — посмотреть только на Сашку и ее разбитые мечты.
Или на меня. Да, у меня есть родители, друзья в школе. Сашка есть, в конце
концов. Но я все же чувствовала себя одинокой. Если так подумать, то никто мне
сейчас не нравился, и что самое страшное — никому я была не нужна. Так, чтобы
навсегда. Чтобы ни минуты друг без друга. Тот, незнакомый человек в моих мечтах,
был и не человеком вовсе, а так, призраком: выдуманным, ненастоящим, таким,
какого не может быть на самом деле. Никогда.
[1] Имеется в виду композиция группы Muse «Starlight».
«Мне просто хотелось держать тебя в своих руках», — звучала песня в моей
голове.
Я вздохнула.
Говорят, взрослые терпеть не могут подростков. Что они, как стихийного
бедствия, боятся переходного возраста. И ждут, когда мы вырастем. Когда станем
умными и рассудительными, не будем метаться из стороны в сторону, точно будем
знать, что нам нужно. Но я точно знала одно — что не изменюсь.
Взрослым легко вычеркнуть несколько лет из нашей жизни. Сидеть и пережидать
их, как мыши в норе ждут, когда коту надоест их караулить. Я слышала, что
некоторые и вовсе мечтают, чтобы возраста где-то между тринадцатью и двадцатью
годами у человека не было. Тогда никаких проблем. Был человек ребенком, стал
человек взрослым. Раз — и готово. И не сидели бы мы с Сашкой сейчас на
подоконнике, и не светило бы мне в спину солнце.
И не вертелась бы у меня в голове песня, и не была бы она мне так
пронзительно близка. И вообще — меня, такой, как сейчас, не было бы. Даже
подумать страшно.
Сашка подняла голову и посмотрела в окно. Там, по двору школы, неуверенно
шел какой-то парень. Он был примерно нашего возраста. Сашка оживилась:
— Тин, смотри-ка, новенький!
Иногда я совсем не понимаю, как Сашка думает, по каким таким путям ходят ее
мысли. Вот почему она решила, что этот парень — новенький? Он может прийти в
школу за братом или сестрой, или просто любуется, какое у нас красивое
стандартное здание.
Сашка объяснила:
— Видишь, он вполне уверенный в себе человек. Но сейчас ведет себя как
последний трус. Потому что не знает, чего ждать. Потому что новенький. Пойдем!
И Сашка потащила меня к главному входу.
Парень тем временем зашел в школу, переобулся (какой примерный!) и огляделся
по сторонам. И перед ним возникла Сашка. Она спросила в лоб: