– Как и дети, – отозвался смеющийся голос.
Катя почувствовала, как натянулась идущая от кинжала нить.
– Кто вы? – она старалась заметить хоть кого-нибудь, но вокруг была только чернота. Плотная, непреодолимая чернота.
– Так ли важно? – спросил хриплый голос. – Даже если мы назовемся, ты все забудешь. Ты никогда не запоминаешь снов. Ты и так задержалась, дитя. Проснись.
– Проснись! – эхом отозвался Гоша. Он тряхнул Катю за плечо. Она открыла глаза и огляделась. В салоне такси пахло елкой, и Катя сморщилась от знакомого отдающего нафталином запаха. Эти освежители до сих пор делают?
Гоша перед ее расплывающимся взглядом хмурился.
– Ведьмы? – переспросил он. – Тени? Ты опять смотрела ужастики?
Катя сморщилась.
– Я говорила во сне?
Он кивнул.
– Так что тебе снилось?
– Откуда я знаю, – пробормотала она, растирая лоб, – я никогда их не запоминаю.
* * *
Одной рукой Катя держала пузатую бутылку колы, другой обнимала пачку чипсов и попкорна. Пальцами она умудрилась захватить пакет конфет, а в зубах держала упаковку кексов. В такие моменты она любила дождливые дни: Гоша собирался играть в футбол на школьном стадионе, и ей пришлось бы сидеть на мокрой, холодной трибуне, делать вид, что футбол – жутко интересное занятие, а самой украдкой смотреть в телефоне что-нибудь из Тарантино.
Но ливень был такой сильный, что они насквозь промокли, пока добрались до ее дома. Ни о каком футболе не могло быть и речи. Вместо этого кино и несколько раундов, по настоянию Гоши, в одной из этих жутких игр, где приставка приказывает повторять движения, и ты не то танцуешь, не то корчишься в конвульсиях.
– Где ты? – закричал Гоша из зала. – Я уже выбрал песню.
– Если это что-то из «Братьев Блюз», клянусь, я убью тебя! – крикнула в ответ Катя. Пакет с кексами выпал изо рта, и ей пришлось поднимать его с пола.
– Тогда захвати нож.
Катя добралась до гостиной, бросила добычу на большой коричневый диван и упала рядом.
– Ты же знаешь, я ненавижу эти «джазовые ручки». – Она показала растопыренные пальцы, скорчив гримасу. Гоша пожал плечами.
– Готова? Я на… – Он остановился. – Что с тобой?
Катя побледнела. То есть она всегда была бледной, но на этот раз побила собственные рекорды. Гоша пощелкал пальцами.
– Эй, что с тобой?
Катя зажмурилась, открыла глаза и побледнела еще больше.
– Ты это видишь? – Она, не мигая, смотрела через его плечо, на стену в коридоре. Гоша сглотнул и заставил себя повернуться.
– Черт, Макарова, – он выдохнул, – вижу стену. Если не хотела играть, так бы сразу и сказала.
Он услышал, как Катя тяжело выдохнула за его спиной:
– А я и говорила.
* * *
Катя никогда всерьез не задумывалась, что начнет видеть на стенах тень волка. Но если бы задумалась, решила бы, что ее это как минимум удивит.
Волк появился прямо в квартире. Тень на стене с желтыми глазами. Она не могла перепутать. Или могла?
И что сделала Катя? Убежала? Испугалась? Немного, сначала. А потом просто стала играть с Гошей и после двух раундов обо всем забыла.
Заставила себя забыть.
Только когда Гоша ушел, когда Катя насыпала кофе из коричневой бумажной упаковки, залила кипятком, села за стол, обхватив чашку руками, только тогда она начала понимать.
Происходит какое-то дерьмо.
И она не может больше делать вид, что ничего не замечает.
Сколько она просидела так? Очнулась перед остывшей кружкой, когда домой вернулась мама. Значит, очень и очень долго.
В коридоре зазвенели ключи, в зеркале Катя увидела подтянутую мамину фигуру без головы: верх зеркала закрывала вешалка. Мама стянула синее пальто, осталась в брючном костюме, поправила блузу с жабо – мама всегда умела одеваться. Умела носить каблуки, умела быть леди – «бизнес» и просто. Всегда и во всем была немного лучше, чем Катя.
И всегда была занята.
– Еще не спишь? – спросила она с порога кухни. Мешки под глазами были тщательно замаскированы скатавшейся пудрой. Маме было сорок пять, люди давали меньше. Она выглядела по-взрослому красивой: большие выразительные глаза, смуглая кожа, высокие скулы. Кате от нее ничего не передалось, только волосы и манера смеяться. Но так считали мамины подруги, а сама Катя сходства не видела. – Почему везде горит свет?
– Чтобы не было теней, – будто в бреду проговорила Катя. Она прикрыла глаза и заставила себя успокоиться. Даже если произошло что-то действительно странное, она не хотела говорить маме.
Мама посмотрела с пониманием.
– Пэт, ты опять смотрела ужастики?
Катя вздрогнула: «пэт» по-английски – питомец. Когда-то ее так называл папа. Это было их слово. Его и Катино, и больше ничье. Папе – папе, каким она его помнила с детства, – она могла бы рассказать. Он был большим и сильным и умел прогонять ее кошмары.
Мама принялась возиться с кофеваркой. По кухне поплыл терпкий аромат кофе. Катя пожала плечами.
– Выглядишь помятой, у тебя температура?
– Если бы. – Катя подняла взгляд на маму. – Я говорила, что школа однажды меня прикончит?
– Каждый божий день, – усмехнулась та.
– Вот именно! – Катя поднялась, вылила остывший кофе в раковину и поставила чашку в посудомойку. – И все равно ты меня никогда не слушаешь. Спокойной ночи, – пробормотала она, зевнув. Спать, и правда, захотелось.
А себе сказала: ты уже не маленькая. Тебе почти семнадцать. Глупо бояться монстров под кроватью.
Они всегда ждут где-то в других местах.
Глава 3
Монстры
Наутро дождь прекратился. Катя решила встать пораньше и добраться до гимназии пешком. Ночью она много думала, долго не могла уснуть, вертелась, но, как ни странно, под утро почувствовала себя отдохнувшей. Мысли о вчерашнем прошли, как болезнь.
«Может, мне все привиделось, – думала она, завязывая кеды, – и даже если нет, наверняка сегодня ничего странного не случится». Потому что это нормально. Странности на то и странности, что не продолжаются долго.
Катя подхватила рюкзак, нацепила наушники и, спустившись на улицу, побрела вдоль шоссе.
Теперь ей казалось, что тень волка была ненастоящей. Да и, если подумать, вряд ли тень – тем более что ее, конечно же, не существует – представляет угрозу. Допустим, она есть. Ходила за Катей весь день, а может, и дольше. И что? Разве за это время что-то случилось?
Что тень вообще может сделать? Испортить загар?
В наушниках играло что-то из старого.
Так или иначе, я найду тебя.
Я заполучу, заполучу, заполучу тебя.
Переключать было лень, так что пришлось смириться. Катя уже перешла через мост на правый берег, бросила взгляд на «Поплавок». «Поплавок» торчал на главной площади, как уродливая голубая галька. Катя свернула во дворы, где доживали свой век кирпичные пятиэтажки. Мама, чей офис находился в новеньком деловом районе, любила говорить, что пахнет это старье так же, как и весь местный бизнес.
Катя пожимала плечами. Ей эти дворы нравились. Было в них что-то приятное. Не запах канализации, конечно. А темные глубокие арки, разрисованные красками из баллончиков, детские площадки с такими высокими деревьями, что их макушки поднимаются над крышами, даже припаркованные старые автомобили, как будто эти дворы – большие машины времени.
Катя скользнула в арку. В наушниках продолжали кричать:
Так или иначе,Так или иначе…
Пока никто не видел, Катя покачала в такт головой. Открыла глаза – и замерла.
Шаг назад.
Сделать вдох. Вдох пришлось делать через силу. С кирпичной стены смотрела густая волчья тень. И теперь это точно не могла быть тень от тюля.
Катя сделала шаг назад.
Это не может быть игрой воображения. А вдруг может?.. Нет, нет, наверняка игра. Катя зажмурилась. Просто вчера ударилась головой и теперь – временно, только временно! – ей мерещится. Это скоро пройдет. Завтра, послезавтра…
Волк сделал шаг вперед. Катя отступила. Она лихорадочно огляделась. Никого! Тень сделала еще шаг. Его движения показались Кате странными. Помимо того, что вообще все было странно.
Она заставила себя глубоко вдохнуть: как там она рассуждала десять минут назад? Всего лишь тень? В списке вещей, которых действительно стоит бояться, тень не входит даже в первую сотню…
Почему тогда в горле стало сухо?
Еще шаг.
Еще шаг назад.
Мысли бегали лихорадочно. Тень. Волк. Хищник. Никаких резких движений. Не поворачиваться спиной.
Волк медленно шел на нее, на мгновение замирал. Тень мохнатого хвоста мерно раскачивалась, уши были высоко подняты, поворачивались в разные стороны. В каждом движении чувствовалась готовность прыгнуть.
Катя никак не могла понять, почему движения волка кажутся такими неестественными. Медленно, медленно назад.
Волк сделал еще шаг, и тут она поняла.
Когда ей было пять, она откопала у мамы папку с необычными листами бумаги. На них были волны, пятна или повторяющиеся узоры. Мама сказала, это специальная бумага, и, если посмотреть на нее особым зрением, фигуры обретут объем.