возле набережной, река была чистая, полноводная; она тихонько шелестела, касаясь бетонных плит, укреплявших берега.
– Красиво? – спросил Константин, покосившись на Веру, которая шла, разглядывая качели, скамейки и кружевные арки пешеходных мостков.
– Очень, – кивнула она. – Мне нравится. Давно тут парк?
– А ты откуда знаешь, что его раньше не было? – прищурился Константин.
– Видно же, что все новое, – нашлась Вера.
– Так и есть. Года два, не больше. Раньше была разруха и бурьян. Воняло на весь город, с фабрики в реку сливали отходы. Ничего, удалось и вычистить, и привести в божеский вид. Весь центр такой. Успела посмотреть? Ты вообще надолго у нас?
– Два дня назад приехала.
– А обратно когда?
– В воскресенье. Послезавтра.
– Кончается командировка? А то оставайся, погуляем.
– Нельзя, – улыбнулась Вера. – Билеты уже есть.
– Жаль. Хочешь, пойдем посмотреть кремль. – Он указал рукой в сторону крепостной стены, точь-в-точь такой же, как московская.
Вера знала, что и построил ее, возможно, тот же архитектор.
– Пойдем. Если твоя кофейня в ту сторону.
– Да тут все стороны одинаковые. Город-то с кулачок, – рассмеялся Костя.
На свежем воздухе он порозовел, уже не казался по-вампирски бледным со своими блестящими черными глазами и встрепанной шевелюрой. Он заметно возвышался над длинноногой Верой, так что роста в нем было, наверное, не меньше ста восьмидесяти. Не худой, широкоплечий, спортивным не назовешь, но и не слабак. Такую внешность, как у него, Вера про себя называла «породистой».
Заметив, что она его разглядывает, Костя выпрямил спину и провел рукой по волосам. Вера смущенно отвернулась, сделала вид, что поправляет сумку.
Территория кремля была открыта, ворота на ночь не запирались. Ее тоже освещали прожекторы, ночное небо иглой протыкал светло-серый, с белой лепниной, собор. Перед ним медный богатырь в кольчуге нес в одной руке хоругвь, а другой грозил невидимому врагу.
Людей рядом не было, Вера с Костей остались один на один.
– Ты же не боишься? – спросил Костя, тронув ее за локоть. В хрупкой весенней ночи с запахами первой зелени он быстро растерял свое превосходство и снисходительный тон, став на вид обычным молодым провинциалом, немного выбившимся из общей массы, получившим кое-какой успех и первые деньги.
– А надо бояться? – ответила Вера вопросом на вопрос.
– Нет, конечно. Я безобидный. Самое страшное – напою кофе и накурю кальяном. Хотя нет, затяну в долгие разговоры. Вот это страшно, да.
– По-моему, наоборот, интересно.
– Тогда заходим и садимся. Кофейня – вот она.
На другой стороне улицы светилась вывеска «Кофе и дым». За черными окнами горело несколько оранжевых лампочек, не позволявших толком разглядеть, что внутри. Войдя, Вера увидела расставленные под углом друг к другу диваны, большая часть которых была свободна. Действительно, поздно уже – наверное, за полночь.
Им принесли кальян, который Костя заказал, не спрашивая ее вкусов; он обещал, что Вере понравится. Крепкий табак пах мятой и шоколадом – каким-то образом Костя угадал сочетание, которое очень ей нравилось. Дома, в Вене, она обязательно держала у себя шоколадки с мятной начинкой в зеленых коробках.
Официально спиртного в кофейне не подавали, но Костя перебросился парой слов с кальянщиком, и тот принес им большой чайник и, подмигнув, поставил на стол. Конечно, там был не чай, а снова виски, но теперь они пили его безо льда, из пиал с желто-зелеными узорами. Костя удобно полусидел-полулежал на диване; Вера по-турецки сложила ноги.
– Расскажешь немного о себе? – спросила она.
– Да ты все знаешь, – ответил Костя. – Вырос тут, учился на химика. Что еще говорить?
– Кто твои родители? Семья? Что ты любишь? Какую музыку слушаешь? Я могу продолжать, – усмехнулась Вера, подпирая щеку рукой.
– Так, родители. Ладно. Мама – директор школы. Отец – хирург. В общем, семья самая обыкновенная. Врач и учительница. Местная интеллигенция, так сказать. Что я люблю? Ну поесть люблю. Читаю.
За чтение Вера сразу зацепилась; эту тему она могла обсуждать бесконечно.
– Читаешь что? Надеюсь, не как стать миллионером за две недели?
– Бог с тобой, нет! Я прекрасно знаю, что миллионером меньше чем за месяц не станешь. Я по классике в основном. Где-то до начала тридцатых прошлого века. Дальше приличная литература иссякла.
– Русская или иностранная?
– Да и та и другая.
– Я имею в виду, ты какую предпочитаешь?
– Всякую. Но русская круче, конечно. Другой глубины. А ты, наверное, по австрийской? Раз живешь в Вене?
– Если честно, австрийская литература – сплошной разврат и упадок.
– Национальные особенности, – поддакнул Костя. – Фрейд во всем виноват.
Вера рассмеялась, затянулась из длинной трубки и колечками выпустила дым.
– Да ты мастер! – восхитился Константин. – Еще так можешь?
– Запросто!
Вера выдохнула одно кольцо, потом другое, так что оно прошло первое насквозь.
– Восторг! – Костя проводил их взглядом; дым медленно улетел вверх, к решетке вытяжки.
Он подлил из чайника в обе чашки, они выпили, и Вера заговорила снова:
– А музыка?
– Я Вагнера люблю. Могу слушать хоть целыми днями.
– Да, Вагнер сейчас в моде.
– Может, у вас в Вене и в моде. Здесь не то чтобы.
– Если ты такой прогрессивный, что ж не уедешь? Для начала хотя бы в Москву.
Костя поморщился, повозился на диване, сменив положение.
– Да был я там. Дурацкое место.
– Почему?
– Ну как… суетливо, шумно. Сплошная гонка. Чтобы стоять на месте, нужно очень быстро бежать.
– Разве это плохо?
– Не знаю. Хорошо… наверное. Просто не для меня. Мне надо останавливаться и думать, хотя бы время от времени.
– Значит, тебе в Вене понравится. Вот уж где никто никуда не бежит. И думать считается очень даже важным делом. Ты не был?
– Нет пока. В Берлин летал, хотел оттуда в Вену прокатиться, но времени не хватило, как всегда.
– Там у тебя тоже был проект?
– Ну как бы да. – Опять Костя давал понять, что не горит желанием рассказывать о работе, и Вера решила отступить.
– Понятно. А то прилетай. Кремля там, конечно, нет, но есть много всего другого.
– Тогда за Вену! – Костя снова подлил им в чашки.
Вера постепенно начинала ощущать, как опьянение наваливается тяжелой плитой, добавляясь к многодневной усталости, изматывающей нервотрепке, мучительному сегодняшнему дню, после которого ей хотелось только скорей вернуться домой и никуда не высовываться еще лет десять. Хорошо бы, чтобы так и получилось, подумала она. От кальяна слегка шумело в ушах, все вокруг казалось призрачным, нереальным – и Костя, лохматый демон, и пестрая обивка диванов, и оранжевые огоньки над головой.
Она знала, что наступает решительный момент, когда надо будет или продолжать пить, чтобы впасть в обманчивое возбуждение, или закончить, расплатиться и уходить,