пришлось считать; ответ вылетел сам собой, столько раз за последние дни она его повторяла.
Он присвистнул:
– Немало. Вам вообще сколько? – Мужчина окинул Веру бесцеремонным взглядом.
– Обязательно отвечать? – хмыкнула она.
– А что вам скрывать-то? Двадцать три? Двадцать пять? Точно не больше.
– Двадцать семь.
– Вот именно, всего двадцать семь. Мне, например, почти тридцать. Первые тридцать лет самые тяжелые в детстве мальчика.
– Смешно, – сказала Вера, отвернувшись и снова отщипнув листок от тимьяна в горшке.
Солнце наконец-то село, и на набережной зажглись фонари. Они были современные, диодные, и испускали яркий белый свет, на фоне которого вечер сразу стал синей и пронзительнее. Вера подумала, что двадцать минут, скорее всего, давно уже прошли, но никто не собирался звать ее внутрь. Хостес за стеклом расхаживала туда-сюда по залу, кого-то провожала к выходу, кого-то – за столы. Еще несколько человек топталось у двери: то ли тоже ждали очереди, то ли вышли покурить.
– Наверное, придется пойти еще куда-нибудь, – заметила Вера. – Тут мест нет, все забронировано.
– Серьезно? – Мужчина напустил на себя изумленный вид.
– Простите, – хостес вдруг высунулась наружу, наклонилась к их дивану. Она явно обращалась не к Вере, а к мужчине:
– Вы господин Садовничий? Константин?
Тот вроде бы встрепенулся, потом, наоборот, вжал голову в плечи, ответив коротко «да».
– Ваш столик готов, – отрезала хостес, – можете проходить.
– Со мной гостья. – Мужчина указал на Веру.
– Пожалуйста, идите за мной, – сказала девушка, поджав губы.
Мимо небольшой толпы перед входом они про шли в зал, откуда доносилась музыка, разговоры, звон бокалов. Столик оказался у окна, с видом на набережную, что Веру несказанно обрадовало. Куда приятнее смотреть на нарядных пешеходов, фонари и ажурный мостик над водой, чем на суетливых официантов в одинаковых коричневых фартуках с кожаными лямками.
– Что-нибудь из напитков сразу принести? – спросил один из них Вериного спутника, и тот обернулся к ней:
– Что?
– А вы что будете? – спросила Вера, скорее из любезности, потому что планировала ограничиться коктейлем или бокалом вина.
– Раз мне повезло не остаться сегодня одному, то точно игристое, – провозгласил мужчина, – для начала. А там посмотрим. Вы согласны?
Похоже, согласие ему не требовалось, потому что он уже указывал пальцем на ряд бутылок над барной стойкой.
– Из брюта что-нибудь приличное у вас есть?
Официант назвал несколько – итальянских, французских, даже российское, – и Константин выбрал, похлопал его по плечу и отправил «подсуетиться». Вера поискала, куда повестить плащ; Константин галантно взял его у нее из рук и вместе со своим пальто зацепил за крючок в проеме между окон. Отодвинул для Веры стул, потом сел сам и кивнул на меню:
– Закусывать чем любите?
Барские интонации спутника начинали Веру немного злить. Она холодно пожала плечами:
– Мне просто поужинать. Устала, сейчас поем и пойду спать.
Он искоса взглянул на нее, наклонился через стол и прошептал на ухо:
– Я приставать не буду! Честное слово!
Потом откинулся на спинку стула и уже нормальным голосом продолжил:
– Так что давайте просто посидим и поговорим. Разопьем бутылочку-другую. Как друзья.
Конечно, ни единому его слову она не поверила, но сопротивляться было неохота. В конце концов, никто ее не держит – всегда можно встать и уйти. Вера заглянула в меню:
– Сыр и оливки.
– Великолепно! – воскликнул Константин с энтузиазмом. – Официант!
Тот уже спешил к ним с ведерком, полным льда, бутылкой и двумя узкими бокалами-флейтами. Пока он расставлял все это на столе, откупоривал пробку и разливал шампанское, Константин распорядился:
– Сыры, оливочки нам, фрукты. Горячее выберем позже.
Он захлопнул меню и подмигнул Вере:
– За что будем пить?
Она подняла бокал, посмотрела на бегущие вверх пузырьки, помолчала, ожидая, что собеседник продолжит. Он не подвел: осторожно чокнулся с ней, заговорщицки поднял брови и произнес вполголоса:
– За неудачи, ведущие к удивительным встречам!
Вера помотала головой:
– За неудачи я пить не буду. К чему бы там они ни вели.
– Тогда просто за встречи. Удивительные и неповторимые!
Не дожидаясь ее одобрения, Константин опрокинул бокал, выпил вино, как водку, до дна, и, крякнув, забросил в рот оливку с блюдечка, своевременно подставленного официантом. Вера тоже выпила, повертела головой, оглядывая соседей. На столах горели свечи в подсвечниках-лотосах, их огоньки многократно отражались в стекле, зеленых бутылках, блестящих женских глазах. Кого-то поздравляли с днем рождения; именинница хохотала, расцеловывалась с гостями. Рядом кучей были навалены коробки в подарочной бумаге, перевязанные бантами, на стуле сидел игрушечный медведь в человеческий рост, в напольных вазах стояли букеты.
У дальнего окна, в потаенном уголке, полускрытом тяжелой бархатной портьерой, перешептывались красавица-блондинка и импозантный мужчина в светло-сером костюме. Под столом он поглаживал ее колено, рисовал на нем пальцем круги.
Пока Вера осматривалась, Константин снова наполнил свой бокал и ей тоже подлил.
– Может, пора на брудершафт?
Вера усмехнулась, они перекрестили руки, выпили, и Константин звучно чмокнул ее в щеку.
– Значит, теперь на «ты», – объявил он. – Рассказывай, как тебя сюда занесло. Из самой Австрии, страны Моцарта и победившего капитализма.
– Моцарт, вообще-то, был немцем, – откликнулась Вера.
– Как так? Если память мне не изменяет, родился он в Зальцбурге, нет?
– Родился. Только Зальцбург тогда был баварским. Поэтому формально Моцарт немец.
– А Гитлер – австриец, – подхватил Константин, – только сами австрияки предпочитают об этом не поминать.
– Ну да. Так себе национальный герой.
– Бог с ними, с героями, ты расскажи, что сама там делаешь. Что за работа?
Вера испытующе вгляделась в черные глаза. Нет, ничего. Обычный светский интерес.
– Заведующая отделом информационного сопровождения.
– А какая компания?
– Большая. Всемирная даже.
– Как называется?
– Организация Объединенных Наций. Знаешь такую?
Вот теперь ей удалось произвести на него впечатление. Константин даже отбросил свои барские повадки, втянул носом воздух от удивления:
– Ничего себе! И на тебе там целый отдел?
– Да. В Венской штаб-квартире.
– Я думал, ООН – это старые мужики в галстуках. Сидят на совещаниях, решают, кому давать гуманитарную помощь, а кому нет. Ну или кого бомбить, а кого не надо.
– На самом деле примерно так и есть. Но это делегаты. А есть ведь аппарат. Очень большой, разветвленный. Комитеты, подкомитеты. Переводческая служба. Или вот информационное сопровождение.
– А ты как попала на такую должность? Из России, молодая, симпатичная, – тут он опять под мигнул.
Вера сообразила, какой подтекст кроется за этим замечанием, и невольно вспыхнула. Торопливо – пожалуй, даже слишком, – ответила:
– Существует, видишь ли, специальная программа по равному представительству в аппарате женщин и мужчин. Предыдущий генсек запустил. Вот на этой волне меня и назначили. До того я курировала культуру.
Ни с того ни с