родился первенец мужского пола. Пока Дорис готовилась к вступлению в материнство, молодой губернатор утверждал свою власть жестокой борьбой с разбойными бандами. То были упомянутые выше враги империи, третировавшие обывателей Галилеи. Впрочем, некоторые историки полагали лихих людей не разбойниками, но непримиримыми противниками римской власти, а ревнители веры видели в них борцов за чистоту ее.
Семейство собралось для исполнения писаного закона.
Арад. Поздравляю тебя, дорогой мой зять! Мальчик первенец – славное начало!
Ирод. Благодарю, Арад. Я счастлив!
Ноа. Дай-ка поцелую тебя, Дорис! Оправилась после родов, дочка?
Дорис. Немного слаба еще, матушка. Распорядись, пусть принесут маленького.
Арад. Как звать будут губернаторского сына?
Ирод. Антипатр.
Шуламит. Кажется, подъехала повозка.
Ирод. Мужчины, за мной! Раввин с помощниками прибыли. Сотворим молитву, и да исполнится завет Господа нашего! Восьмой день идет новорожденному, приобщим Антипатра к племени нашему иудейскому.
Шуламит. Слышу громкий плач – свершилось, слава Богу, священное и неизбежное. Наконец-то возвращают Антипатра. Сильный, однако, голос у мальца!
Ноа. Плачет бедненький, больно ему. Младенец, а уж пролил кровь за веру. Давайте малютку сюда, отнесу к Дорис – пусть покормит дитя, утешит сердешного.
Арад. Покинем, Ирод, наших женщин ненадолго – пусть себе унимают младенца. А мы поговорим о важном.
Ирод. Пожалуй. Нам есть что обсудить, Арад.
Арад. Ты ведь знаешь, Ирод, что расплодились в нашей Галилее шайки разбойников. Что и говорить, подсластили они жизнь мне и прочим людям деловым!
Ирод. Мне ли не знать – я воюю с ними! Войско мое пока невелико, но вот-вот отец вернется из Рима, и, надеюсь, добавит опытных бойцов. И числом, и умением одолеем напасть.
Арад. Заметно доброе начало. На дорогах стало спокойнее, но города и села все еще страдают. Бандиты не перевелись. Убогие грабят справных. Похищенное делят по воровским понятиям: проедают сами или ублажают тунеядцев с фолиантами подмышкой и талитами на голове. Богатые лишаются нажитого добра, а на чьи же деньги, спрашивается, страну строить и украшать? Разбойникам до этого никакого дела нет. Ты – воин и политик, я – золотой мешок. Мы созданы друг для друга и, слава Богу, породнились. Приедет Эдумей – непременно проси у отца подкрепление, да побольше. Истребишь лихо – и добудешь благо и для нас с тобою, и для прочего люда, и для голодранцев в том числе!
Ирод. Я изловил Иезекию, разбойничьего главаря. Заключил в темницу атамана. Допрашивал. Он пощады не просил. Говорил, мол, наше дело правое, мы победим. Всё молился и к Богу вопиял. Чего им надо, кроме грабежа?
Арад. Для черни главное – грабеж, а предводители духовные, вроде Иезекии, опасны тысячекратно. Долдонят, что за веру иудейскую стоят. Дескать, хотят спасти народ от римского язычества. Наущают простолюдинов против нас, имущих и просвещенных, твердя, что нам власть Рима на руку, ибо от нее мы богатеем и ради золота предаем законы отцов. Правда и ложь на их устах. На руку – да. Богатеем – да. Но ничего и никого не предаем, а для общей пользы всего народа разумно приноравливаем чужое владычество!
Ирод. Выходит, думают вожаки, что народ спасают?
Арад. Губят, а думать не умеют! Умоисступленные начетчики без конца глядят в Священные книги, но взгляд их слеп и постигает только буквы и слова, смысл упуская. Они горды безмерно, что Богом избраны. Шарлатаны сии задумали всех поголовно иудеев этим ядом опоить. К несчастью, они преуспевают, ибо необычайно сладка избранничества отрава. Редкий человек выплеснет нектар из чаши и не станет пить. Лгут они себе и всем, будто непременно победят превосходящего врага, и тому порука – упование на Небеса.
Ирод. Каков совет твой, Арад?
Арад. Зло уничтожать под корень – не оставлять живыми искусителей. Глядишь, очистится наш век от скверны, а после нас другие пусть воюют!
Ирод. Ты полагаешь, побед моих на будущее не достанет?
Арад. Нет, не достанет. Уж больно зелье лакомо. Зло не умирает подобно райской птице, что, не ела от дерева познания подобно прочим тварям и потому живет вечно.
Глава 4
Вернувшийся из Рима прокуратор Эдумей был весьма доволен своей продолжительной поездкой в столицу – император высоко оценил его труды на благо империи. Как и ожидалось, отец добавил сыну бойцов, и воинственный Ирод очистил Галилею от разбойничьих банд. Между Эдумеем и Иродом состоялся важный разговор.
Эдумей. Рад видеть на тебе воинское одеяние, сын мой. Молодому пристало сражаться, держать удары, но в конечном счете побеждать.
Ирод. Я утомлен тяжелым полевым учением. Твои солдаты римские отменно хороши, поспевал за ними с трудом.
Эдумей. В усталости своей не признавайся. Ты – воин! К тому же мысль об утомлении отвлекает от трудов.
Ирод. Сорвалось с языка.
Эдумей. Случается. Слыхал я, что ты все так же водишь компанию с Ури. Хорошо – любая дружба чем-нибудь да полезна. Кстати, о делах сердечных. Семейством малочисленным своим доволен, Ордос?
Ирод. Губернаторство требует отлучек из дома, порой надолго. А Ури – верных друг и помощник. Есть общие дела. Семейством я вполне доволен, отец. Дорис по-прежнему хороша собою, а Антипатр растет как должно. Однако, почему ты Ордосом меня назвал?
Эдумей. Ордос – это имя твое иудейское. Забыл?
Ирод. Ничуть! Отец, ты слов не говоришь напрасно. Коли так назвал меня – значит, цель имел. Объясни.
Эдумей. Непременно объясню, но чуть погодя. Пока же сообщи, как поживают галилейские разбойники?
Ирод. Не поживают более! Я покончил с бедствием. Безопасно стало в городах, селах, на дорогах.
Эдумей. Подробнее!
Ирод. Я казнил главаря Иезекию. Такая же судьба вышла и другим застрельщикам разбоя. Рядовые бандиты утихомирились. Успокоение сошло на Галилею.
Эдумей. Ты восстановил мир в провинции, и результат оценят в Риме. Тебя непременно ждет похвала императора.
Ирод. И похвала отца, надеюсь?
Эдумей. Нет, сын мой Ордос, я порицаю! Не за решимость действий, но за опрометчивость оных.
Ирод. Ты удивил меня. Мы с Арадом рассудили, что без крайних мер никак не обойтись!
Эдумей. Арад – зрелый муж, но он всего лишь делец, и его цель всегда одна – барыш. Ты молод, и царствование есть твое предназначенье – ведь ты наследник мой! Плох тот монарх, который за наживой забывает власть – искусство и карать, и угождать.