Вполне идиллическая картина, если забыть, что двое из сидящих за столом — поднадзорные, что два-три раза в неделю в дом является полицейский чин, чтобы проверить, не отлучился ли кто без разрешения, что крестьян деревни спрашивают, о чем с ними говорят Ульяновы, какие книги дают читать. К тому же семья испытывает материальные трудности, старшему сыну запрещено учиться в университете, и зимой в Самаре он будет давать уроки для заработка.
Осенью 1889 года Маняша, прекрасно подготовленная Ольгой, поступила во второй класс гимназии. Учение давалось ей легко, но «Мимоза» часто болела, пропускала занятия. Если догонять подруг было особенно трудно, помогал Владимир, так как Оля уехала в Петербург учиться на высших Бестужевских курсах.
Уроки старшего брата оставили неизгладимый след на характере Марии Ильиничны. Он не просто следил, поняла ли она задание, правильно ли его выполнила. Он приучал свою любимицу к точности, аккуратности, к стремлению все сделать наилучшим способом. Он сурово заставлял переделывать небрежно нарисованную карту, используя не глазомер, а циркуль и линейку. На всю жизнь запомнила Маняша упрек и насмешку в его глазах, когда он двумя пальцами поднял сшитую ею для словаря тетрадь и протянул: «Как, белую тетрадь черными нитками!» Если позднее она видела чью-нибудь небрежно или неаккуратно выполненную работу, ей всегда слышался этот возглас старшего брата.
После долгих и упорных хлопот Марии Александровны Владимир получил разрешение сдать экстерном экзамены за юридический факультет. Весной 1891 года он уехал в Петербург. Писал редко. Зато подробные письма о его жизни и сдаче экзаменов приходили от Ольги. И вдруг телеграмма, где Владимир Ильич сообщал матери, что Оля в тяжелом состоянии лежит в больнице, у нее тиф. Мария Александровна не медлила ни часу. Она еще застала дочь в живых, однако дни ее были сочтены. Опять в доме траур. Дети стараются, как могут, утешить мать, но долго еще в квартире Ульяновых не будет ни смеха, ни шуток, ни пения.
Оля была олицетворением энергии, жизнерадостности, благожелательности. Все прочили ей самую блестящую будущность.
В 1977 году в «Правде» были опубликованы новые материалы об Ульяновых и в том числе письмо соученицы Ольги Ильиничны по Бестужевским курсам Веры Емельяновой, написанное ею брату после смерти Ольги: «О, Арсений, если бы ты знал, что за человек была Ульянова. Сколько надежд на нее возлагалось! Смело можно сказать, что в лице Ульяновой Россия лишилась одного честного, неутомимого деятеля-женщины. Об Ульяновой я, кажется, говорила с тобой, что это был человек выдающегося ума, развитой, высокообразованный, талантливый... Она владела хорошо английским, французским, немецким, латинским, шведским языками, она читала лучшие сочинения по политэкономии, по социологии, удовлетворяла все просьбы «разъяснить» своих однокурсниц, хорошо шла по математическому отделению». Так пишет девушка, знавшая Олю лишь около года.
Сдав экзамены, Владимир Ильич вернулся в Самару и занял должность помощника присяжного поверенного. С марта 1892 года он стал выступать в Самарском окружном суде.
Марии Ильиничне 14 лет. Она внимательно приглядывается ко всем, кто посещает их дом. А ведь здесь собираются все самарские марксисты — А.П.Скляренко, И.X.Лалаянц, М.И.Семенов, А.И.Ермасов и другие. Именно в Самаре начинается активная и последовательная борьба Владимира Ильича против народнической идеологии. Он выступает с рефератами, в которых разоблачает антинаучную сущность взглядов народников, пропагандирует марксизм. Трудно было достать произведения Маркса и Энгельса, на русский язык они почти не переводились. Владимир Ильич сам делает перевод «Коммунистического манифеста», читает доклад о книге К.Маркса «Нищета философии».
Пройдут всего три-четыре года, и Мария Ильинична станет активной помощницей брата, а сейчас, в самарском доме, она пытливо прислушивается к спорам и дискуссиям. Ей еще трудно вникать в суть обсуждаемых вопросов, и все-таки она уже понимает, что Владимир, Анна и Марк Тимофеевич ведут работу, которая может стоить им жизни, что она направлена на революционное просвещение народа, ведется для блага трудящихся.
В 1893 году Дмитрий успешно закончил гимназию. Всей семьей решили, что он поступит в Московский университет на медицинский факультет.
В Москву переезжали в августе. Поселились в центре — в Большом Палашевском переулке. Рядом кипела оживленная Тверская (ныне улица Горького) — основная городская артерия, а переулок был спокойным и тихим. Правда, Марию Александровну огорчало полное отсутствие зелени, да квартира в типичном «доходном» доме казалась холодной и казенной. Мария Ильинична поступила в Елизаветинскую гимназию, считавшуюся очень хорошей по подбору педагогов.
Владимир Ильич прожил в Москве недолго — он решил перебраться в Петербург, крупнейший промышленный центр страны, где рабочие уже не раз проводили стачки и забастовки, где на основе рабочего движения наиболее быстро развивалась революционная мысль, где была наиболее подготовлена почва для создания марксистской партии.
Маняша окунулась в кипучую московскую жизнь. Со старшей сестрой и Марком Тимофеевичем она посещала прославленные московские театры и музеи, слушала концерты. Между нею и Владимиром Ильичем завязалась переписка. В каждом письме к матери или Анне Ильиничне он неизменно спрашивает о Маняше и пишет ей отдельные обстоятельные письма. Они полны заботы, нежности, тревоги за ее здоровье.
Первое из сохранившихся писем Владимира Ильича к младшей сестре датируется началом октября 1893 года. Очевидно, Мария Ильинична подробно написала ему о жизни в Москве, о гимназии, о музеях и театрах и просила его рассказать о том, что он видел в Петербурге. Владимир Ильич пишет: «Я прочитал с интересом письмо твое от 27 сентября и был бы очень рад, если бы ты иногда писала мне.
Здесь я не был ни в Эрмитаже, ни в театрах. Одному что-то не хочется идти. В Москве с удовольствием схожу с тобой в Третьяковскую галерею и еще куда-нибудь.
«Русские ведомости» читаю в Публичной библиотеке (за 2 недели назад). Может быть, выпишу их, когда получу работу здесь. Для меня беречь их не стоит, но и рвать рано, думаю, тоже не следует: может понадобиться что-нибудь интересное.
Из твоего рассказа об учителе французского языка я вижу, что московские гимназистки, если и обогнали тебя, то не на много. Вероятно, средние ученицы не лучше тебя знают? Напиши, много ли проводишь времени за уроками дома?»5 Это письмо адресовано уже не маленькой девочке, а вдумчивой, серьезной девушке. В письмах Ульяновых вообще нет сюсюканья, они искренни, серьезны, в каждом письме чувствуется глубокое взаимопонимание переписывающихся.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});