— Так, значит, ты… часто сюда приходишь? — решила на всякий случай уточнить я. Ситуация, честно говоря, нравилась мне все меньше с каждой минутой.
— Да, случается, — кивнула та. — Я уже сказала, тут думается лучше. И мне нравится вас слушать, я беру на вооружение некоторые… отдельные пассажи. Чтобы знать, как радовать клиентов и убедить каждого в том, что секса круче у меня в жизни не было.
Я ушла от нее в смятении, не зная, то ли мне стоило выпроводить ее и прямым текстом объяснить, почему подобное вторжение неуместно и крайне нетактично даже в условиях совместного проживания в публичном доме, то ли я должна была понять и пожалеть ее, ведь то, что она оказалась в подобной жизненной ситуации в девятнадцать лет, едва ли означало, что ее история сложилась удачно. Позже, приведя себя в порядок и вернувшись к Йону, я хотела обсудить это с ним, но мой альфа уже спал мертвецким сном, и я не стала его будить.
С той ночи наши с Норой отношения определили себя как исключительно натянутые и неловкие. Встречаясь с ней в коридорах, я отчего-то испытывала потребность ускорить шаг и отвести глаза. Понимала, что веду себя по-детски и что мне нужно постоять за себя и восстановить нарушенные границы, но каждый раз, когда я почти собиралась это сделать, мне начинало казаться, что я развожу бурю в стакане воды и что придаю слишком большое значение поведению одной конкретной, отдельно взятой омеги, какой бы неприятной она мне ни казалась.
Поэтому не было ничего удивительного в том, что, увидев ее на пороге кухни, я испытала одно-единственное желание — как можно скорее оказаться в другой части Дома. Однако сорваться с места в ту же секунду было бы странно, поэтому я продолжила делать нам с Йоном сэндвичи, краем глаза поглядывая на то, как Нора наливает себе воды из-под крана и, отпив немного, сплевывает ее в раковину.
— Мне кажется, я чувствую в ней привкус грязных носков, — поделилась она. — Покажешь татуировку? Вы же новые сделали, да?
— Смотри. — Я подняла левую руку, давая ей возможность изучить слегка поплывшее изображение под пленкой.
— А у него что? — уточнила омега спустя полминуты вдумчивого изучения нового рисунка на моем теле.
— Примерно то же самое, только в форме половинки лисьей морды, — ответила я. — По-моему, получилось неплохо.
— Не подумай, что я предъявляю какие-то претензии, но мне всегда казались глупостью парные татуировки, — сообщила Нора, оседлав табурет и наблюдая за тем, как я заканчиваю приготовление бутербродов. Сегодня она была одета в красную клетчатую рубашку с закатанными до локтей рукавами, и во всем ее облике и позе сквозило что-то неуловимо ковбойское. — Ну типа, сама подумай, в жизни всякое случается. Вот расстанетесь вы и что тогда? Будет тупо.
— В жизни всякое случается, ты права, — кивнула я, решив, что нет смысла делиться с ней моим глубинным ощущением, что наша с альфой связь не из тех, что истончаются и изживают себя с годами. — Но даже если так, это будет память. Мне кажется, татуировки всегда рассказывают истории. И некоторые из них заканчиваются, но все равно имеют значение и не исчезают в никуда.
— Если бы я колола татушку в честь каждого мужика, с которым трахалась, у меня бы уже места на теле не осталось, — усмехнулась Нора, склонив голову набок. — И это даже если бы не будем учитывать тех папиков, что раздвигали мне ноги за деньги.
— Ясно, — лаконично ответила я, закончив наконец с сэндвичами и намереваясь поскорее прекратить этот разговор.
— Думаешь, лет через десять он все еще будет хотеть тебя так же, как сейчас? — уже мне в спину прилетели ее слова. — Тебе будет почти сорок, а ему чуть за тридцать. Он будет в самом расцвете сил и сексуальности. В том возрасте, когда альфы наконец справляются со своим пубертатом и начинают искать себе самочек послаще и повкуснее. Ты правда веришь, что у него не будет вставать на молоденькое свежее мясо только потому, что его дома будет ждать перезревшая подружка молодости?
— Я не очень понимаю, какое лично тебе до этого дело, — не сдержала резкости в голосе я, обернувшись через плечо.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Даже ровесники редко живут в браке долго и счастливо до старости, потому что мужики все одинаковые — им подавай упругое и нежное тело, а уж, когда они сами начинают дряхлеть, то это единственный шанс вообразить себя молодым и горячим, — фыркнула омега. — Я же говорю, парные татуировки — тупость. Никто никого не любит за недостатки, старость и обвислую задницу, но почему-то нам иногда хочется притворяться, что это не так.
Не знаю почему, но ее слова меня задели, и я не смогла выбросить их из головы, даже когда наконец ушла с кухни и начала подниматься на третий этаж. Возможно, потому, что подсознательно я и сама об этом уже не раз думала. В нашем обществе считалось нормальным, что мужчина может быть старше своей избранницы, но вот пары иного формата встречались редко. Йон действительно был сильно меня младше — шутка ли, на целых семь лет. Сейчас это было не так заметно, потому что он выглядел старше своего реального возраста, а я младше, и мы в целом не ощущали этой разницы. Но через десять лет… Будет ли он смотреть на меня так же, как сейчас? Будет ли желать мое тело так же неистово и часто, когда оно изменится и перестанет быть таким нежным? Да, Йон не реагирует на запахи других омег, но ведь есть еще и обычные женщины — те самые женщины, с которыми у него были отношения до меня. Даже если речь идет о случайных и коротких связях.
— Как ты лишился девственности?
От неожиданности мой альфа едва не поперхнулся сэндвичем.
— Что, прости?
— Я никогда тебя не спрашивала о женщинах, которые у тебя были до меня, потому что… — Я замялась.
— Потому что это совершенно неважно? — предположил он, многозначительно двинув бровями.
— Потому что мне не хотелось ничего о них знать. А теперь стало интересно. — Я села поверх застеленной покрывалом кровати, скрестив ноги, и тоже принялась за свой бутерброд. Из широко открытого окна доносился уличный шум, в котором смутно угадывались чьи-то знакомые голоса — вероятно, кто-то из девочек курил на крыльце, но, к счастью, ветер нес дым в другую от нас сторону.
— Я лишился девственности в шестнадцать, — помолчав, произнес Йон. — Она была прихожанкой церкви, где служил мой отец. Люди редко ходят в наши храмы, ты же знаешь, поэтому, наверное, я обратил на нее внимание. Ее муж был альфой, и ей была интересна наша религия.
— Муж? — с подкатившей смутной тревогой уточнила я. — Сколько… сколько ей было лет?
— Я не знаю, — пожал плечами он. — Тогда она казалась мне очень взрослой, но сейчас я думаю, что она едва ли была старше тебя, маленькая омега. Меня всегда тянуло… к женщинам постарше. В них есть какие-то особые грация и мудрость, которые появляются только с возрастом.
— И… как все было? — тихо поинтересовалась я, гоня от себя непрошенные мысли о том, что, видимо, в глазах моего альфы я тоже была этакой «женщиной постарше». До этого момента я слишком привыкла воспринимать нас абсолютно на равных во всем, а теперь наша идеально выверенная гармония опасно затрещала по швам.
— Была осень, холодно, дождь. Она пришла к нам поздно, уже когда мы хотели закрывать храм на ночь. У нее дома что-то случилось, что ее расстроило. Отец был занят, и я вызвался посидеть с ней. Мы… разговорились. Она сказала, что я очень красивый и вырасту в замечательного мужчину, а я… — Йон с легкой досадой скривился, словно ему было неловко вспоминать свои юношеские порывы и поступки. — Я отчего-то вдруг решил непременно ей доказать, что я и так уже мужчина. Она не сопротивлялась, а потом даже… помогла мне все сделать правильно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Вот как, — задумчиво проговорила я, опустив взгляд на свою пустую тарелку с крошками. — И что было дальше?
— Она сказала, что больше не сможет приходить, потому что это было неправильно по отношению к ее мужу. Я пытался ее убедить, что он ее не стоит и… Ну в общем мне тогда казалось, что я немного влюблен в нее. Но это быстро прошло.