Однако, припоминая беседы управляющего с крестьянами, поучавшего, как надо жить, я стал сомневаться в его искренности. Выходило, что все крестьяне для него равны: нет ни кулаков, ни середняков. Занимаясь делами имения, он делал вид, будто его и не касается, что в деревне стали создавать большевистские ячейки. И я начинал смотреть на него как на паука, который искусно плетет свои сети и, притаившись, дожидается лишь удобного случая, чтобы опутать ими тех, кто ищет "правду", кто колеблется.
Может, управляющий даже не эсер, думал я, а замаскированный монархист? А имение он старается держать в порядке на тот случай, если вдруг вернется князь Голицын. Выдавать же себя за эсера, разумеется, куда безопаснее, чем за монархиста. Управляющий, конечно, знал, что левые эсеры были в составе Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета и в ВЧК, что эсерам было официально разрешено издавать свои газеты, журналы, устраивать вечера, проводить собрания, заниматься политической пропагандой.
Однако самому мне трудно было разобраться во всем этом. А с кем посоветуешься? Кузнец в политике разбирался еще меньше, чем я. Однако мысль, что управляющий не такой уж крестьянский благодетель, каким он хочет казаться, не оставляла меня. Вступать же в споры с ним не хотелось. К тому же он был назначен губсовнархозом, и я находился у него в подчинении.
И все же я решил поделиться своими сомнениями с Яковом Кожевниковым, а также сообщить обо всем в губком партии. Письма отправил с кузнецом Кругловым, когда тот поехал в Самару за семьей.
Это было вскоре после Первого мая, поздним вечером. Я уже собирался лечь спать, как вдруг кто-то осторожно постучал в окно.
- Что надо? - спросил я, распахнув окно и еще не зная, кто стучал.
- Управляющий к себе кличет, - услышал я голос Степана, кучера управляющего.
- Зачем я ему понадобился, не знаешь?
- По какому делу, не знаю, только сказывал, чтоб явился немедля.
- Являются святые, а я - грешный, дядя Степан.
Я недоумевал: управляющий видел меня днем и даже словом не обмолвился, а теперь вдруг срочно, да еще в столь поздний час...
- Из Самары, что ли, приехал кто?
- Окромя нашего агронома, никого не видал. А там леший его знает, приехал кто аль не приехал...
- Ну ладно. Скажи управляющему, что сейчас оденусь и приду.
Я был уверен, что кучер в курсе дела, но, видимо, "хозяин" приказал молчать.
Быстро оделся, сунул в карман новенький наган - трофей с дутовского фронта - и вышел. Повернув за угол, увидел два освещенных окна в квартире управляющего.
Вхожу без стука и устанавливаюсь у порога. За круглым, покрытым скатертью столом сидят управляющий и агроном. На столе керосиновая лампа под синим абажуром, пепельница с еще дымящимися окурками.
- Извините за беспокойство! Вы, наверно, уже спали? Но что поделаешь, пришлось потревожить. Дело неотложное! - управляющий встал и, прохаживаясь по комнате, стал рассказывать о своей поездке в Сергиевск, откуда он только что вернулся и где узнал важную новость: на станцию Сургут прибыл отряд Попова. В тот же день в Сергиевске стало известно, что Попов наложил на зажиточное население городка и купечество контрибуцию.
- Попов ограбит и смотается, - говорил управляющий, - а мы с вами, партийные, будем отдуваться. Ведь после этого не то что в гости поехать или в церковь сходить, показаться в Сергиевске будет нельзя.
Управляющий чиркнул спичкой и, раскуривая папиросу, продолжал:
- Так вот. Сидим мы с Иваном Григорьевичем и думаем, что делать, как предотвратить экспроприацию?..
Решили посоветоваться с вами.
- Вы в какой фракции большевиков состоите: интернационалистов, ленинцев, коммунистов или еще в какой? - спрашивает у меня агроном.
- В какой фракции, это неважно. Вы хоть знаете, в какой партии я состою. Но я, хотя мы и знакомы уже месяца два, до сих пор не знаю, к какой партии принадлежите вы.
- Да проходите же, садитесь, - прервал нас управляющий. - И давайте обсудим, может быть, кое-что и придумаем.
Он сел рядом со мной, положил локти на стол, затянулся.
- Бюро ячейки эсеров Сергиевска поручило мне уладить конфликт с Поповым. Правда, я не уверен в успехе переговоров, но в девять утра поеду в Сургут. Может, и вы поехали бы с нами?
- Позвольте, позвольте! Попов, как мне известно, не то эсер, не то анархист, вы тоже эсер. Вам с ним и договариваться. А я здесь вроде бы и ни при чем.
Управляющий недовольно наморщил лоб и, откинувшись на спинку стула, повернулся ко мне и назидательно произнес:
- Здесь есть тонкость. Попов - левый эсер, а точнее - анархист, и я состою в левом крыле партии. Я за трудовое крестьянство, за трудовую интеллигенцию, короче, за трудовой народ! А Попов? Без полномочий ЦК партии он приехал обирать купечество, зажиточных крестьян, интеллигенцию. А ведь им все едино, кто будет их грабить: анархисты, максималисты или социалисты-революционеры! Теперь, надеюсь, вы поняли разницу между нами.
- Я дал себе слово во что бы то ни стало добиться отмены контрибуции, агроном рывком поднялся и стал быстро ходить из угла в угол. - В Сергиевске живут две родные мои тетки, обе они незамужние, обе в летах. Жили когда-то безбедно, но теперь никого при себе, кроме прислуги и горничных, не держат. И вот заявится к ним матрос из отряда Попова. "Руки вверх!" - скомандует, да еще, не дай бог... И поминай как звали. Не-ет! Этого допустить нельзя!
- Помилуйте, что вы говорите? - спокойно заметил управляющий. - Попов ответствен перед федерацией анархистов или перед членом ЦК нашей партии Александровичем, а последний состоит заместителем председателя ВЧК Дзержинского. Вы понимаете, чем это может кончиться для Попова?
- Вот с этого завтра, пожалуй, и надо начать наш разговор с Поповым! агроном остановился у стола и посмотрел на управляющего, а тот в свою очередь уперся глазами в меня:
- Ну так как? - он помедлил и уточнил свой вопрос:
- Может быть, вас смущают собственные грешки?
- Что вы хотите этим сказать?
- А то, что месяц тому назад вы опустошили склад сельскохозяйственных машин купца Пчелкина, - спокойно продолжал он. - Но вы это делали по мандату губсовнархоза, к тому же совершали эту акцию в пользу имения Голицына. Попов же, я уверен, действует по собственной инициативе... Кстати, я посулил Пчелкину некоторое вознаграждение за нанесенный ему ущерб, а Попов обещает расстрелять каждого второго, если в 24 часа не будет внесена контрибуция...
Во мне боролись два чувства: одно - за, другое - против принятия предложения управляющего. Один голос твердил: "Надо посмотреть на бесчинства Попова и доложить в губком... Ты не имеешь права молчать, когда порочат Советскую власть!" Другой голос советовал не лезть в эти дела, чтобы не оказаться замешанным в авантюру Попова. Я долго колебался, но все же согласился поехать с управляющим и агрономом в Сергиевск...
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});