Читать интересную книгу Филиал. Истории для кино - Александр Житинский

Сокольников вышел за пределы освещенного круга. Ведущий приготовился говорить.

Ганичев сделал знак финскому барабанщику: тихо! Однако тот обворожительно улыбнулся и, как бы приветствуя Ганичева, вдруг произвел невероятный шум, пустив в ход большой и малый барабаны и тарелки. Опустив палочки, он победоносно взглянул на испуганного Ганичева.

По трансляции раздался рассерженный голос режиссера:

– Я сказал: тишина! Начинаем сначала!

Ганичев знаками показал финну, чтобы он спрятал палочки. Тот наконец повиновался.

В отдалении, на ярко освещенной площадке, начал что-то говорить ведущий. Его снимала одна камера.

К Ганичеву на цыпочках подошел Сокольников. Они обменялись рукопожатием.

– Ну как? – шепотом спросил Сокольников.

– Баню нашел и Крота с Люси. Она его жена, представляете? – тихо доложил Ганичев.

– Баньковича?

– В том-то и дело! Кротова! – Ганичев испуганно зажал себе рот, опасаясь нарушить тишину. – Я тоже думал, что она за Баню выйдет…

– Ай да Крот! – покрутил головой Сокольников. – Как он?

Ганичев уклончиво пожал плечами – он не хотел расстраивать Алексея Дмитриевича.

– Рады были? – спросил Сокольников, уверенный, что иначе не могло быть.

– В общем, да… – Ганичев спрятал глаза.

– Я тебя чего позвал, – торопливо зашептал Сокольников, увидев, что ведущий заканчивает и его музыканты собираются перед камерой. – Мой флейтист – видишь, вон тот, белобрысый, – знает, как найти Менделя. Поедешь с ним после записи.

Сокольников поспешил к своему составу, двигая на ходу кулису тромбона.

Ведущий заканчивал:

– …Мы послушаем в исполнении этого коллектива пьесу «Вниз по реке». Она входит в репертуар ансамбля Алексея Сокольникова уже четверть века, со времен первого состава, о котором теперь помнят лишь старые любители джаза…

Ансамбль Сокольникова заиграл. Ганичев смотрел на молодого флейтиста.

После записи Ганичев с флейтистом, которого звали Севой, усаживались на мотоцикл. Сева протянул Ганичеву шлем, тот надел довольно неумело. Сева завел машину.

– Не боитесь?

– Еще не знаю, – Ганичев сел на заднее сиденье и обхватил Севу руками.

Сева нажал газ. Мотоцикл взревел и сорвался с места. Футляр с флейтой был приторочен к седлу, как колчан.

– Куда мы едем? – на ходу прокричал Ганичев.

– Клуб завода «Вулкан»! Знаете?

– Еще как! – обрадовался Ганичев.

Джазовый теплоход шел в порту, пробираясь между громадами советских и иностранных судов. Проплывали названия, мелькали вымпелы и флаги, матросы гуляли по палубам.

На теплоходе продолжали играть. Кудрявый седой человек с маслянистыми черными глазами играл на рояле, чутко прислушиваясь к каждому звуку.

В клубе завода «Вулкан» было пустынно. Ганичев с Севой поднялись по лестнице, пошли по коридору. Откуда-то доносился странный неясный гул, точно извергался вулкан. Гул нарастал. Стало ясно, что источник его находился за дверью в конце коридора.

Они дошли, и Сева распахнул дверь. Им в лицо ударил плотный, почти осязаемый комок звуков. Ганичев даже остановился от неожиданности.

В глубине небольшого зала, на низкой сцене, репетировал состав рок-группы: две гитары, ударник…

…а за электроорганом сидел кудрявый седой человек с маслянистыми черными глазами. Это и был пианист первого состава Сокольникова Илья Менделев. По возрасту он сильно отличался от своих партнеров – тем было не более тридцати. Тем не менее Менделев с увлечением и азартом пел вместе с ними какую-то песню. Слов было почти не разобрать из-за невероятно громкого звука.

Сева с Ганичевым уселись в последнем ряду.

– Менделев, видите? – прокричал Сева на ухо Ганичеву.

Тот кивнул. Он узнал Менделева сразу.

– Вы тоже с ними играете? – крикнул Ганичев Севе.

– Бывает!

– А Алексей Дмитрич?

– Он не знает. Он эту музыку не уважает!

– А вам самому что больше нравится?

Сева подумал.

– Понимаете, там – дело. А здесь – для души…

Песня закончилась мощным электроаккордом.

– Сева! Давай сюда! Нужно попробовать, – позвал гитарист.

Сева взошел на сцену и принялся репетировать дуэт с гитаристом.

Менделев, потянувшись, вышел из-за электрооргана. Он был в свободном свитере, волосы падали на плечи.

Ганичев не спеша пошел по проходу к сцене. Менделев, почувствовав на себе его взгляд, остановился.

Сева с гитаристом играли, обрывали игру, начинали сначала. В аккомпанемент включилась бас-гитара.

– Илья Захарыч, я к вам, – сказал Ганичев, подойдя.

Менделев посмотрел на него со сцены и вдруг расцвел в улыбке.

– Юрик! Ты что здесь делаешь?

Он спрыгнул вниз и горячо обнял Ганичева. Тот был тронут.

– Думал, что вы меня не узнаете…

– Да ты такой же! Не ожидал тебя здесь встретить!

– Это я не ожидал вас здесь встретить, – с едва уловимым укором проговорил Ганичев.

Менделев сделал вид, что не понял намека. Он взял Ганичева под руку и увлек в глубь зала.

– Почему же? Это наша молодость, помнишь? «Вулкан»! Сколько мы здесь пота пролили, слез… Лучшие годы, Юрик!

– Значит, вспоминаете молодость? – съехидничал Ганичев.

Менделев огорченно посмотрел на него.

– Зачем язвишь? Нравится мне это.

– Да как вам может это нравиться?! – вскипел Ганичев. – Это же мусор!

Менделев потемнел.

– Вот что, Юрик. Говори, зачем пришел.

– Алексей Дмитрич вас приглашает на джем, – он протянул билет.

Менделев присвистнул.

– Вспомнил-таки старого Менделя! А он таки не думает, что Менделю уже не хочется трясти стариной? Юрик, я отдал джазу молодость, ты знаешь, но старость я ему не отдам. Меня греет это…

Он кивнул в сторону сцены, где пели молодые.

– Простите, Илья Захарыч, но это примитив. Разве это можно сравнить с Армстронгом? Бейси? Дюком?

– Зачем сравнивать? Ты «Битлз» слышал? – спросил Менделев.

– Ну слышал…

– Считай, как хочешь. Может, это и примитив, – завелся Менделев. – Только этот примитив в тысячу раз живее той дохлятины, которую уже двадцать лет играет Леха!

– Так ему и передать?! – крикнул Ганичев.

– Так и передай!

– И Дюк – дохлятина?

– Нет, Дюк – не дохлятина. Дюк – классика. Но он уже свое сделал, сделал! Нужно дальше идти! А вы будете еще сто лет повторять Дюка!

– Это лучше, чем играть всякую муру!

– Муру?! Что ты понимаешь? Ты музыкант?!

Ребята на сцене давно остановились и кто с улыбкой, кто с тревогою всматривались в зал, где два немолодых человека, казалось, готовы были подраться.

– Илья, чего у вас там? – спросил гитарист.

Вместо ответа Менделев бросился к сцене, вспрыгнул на нее, обернулся к Ганичеву:

– У тебя есть две минуты? Слушай!.. Ребятки, сделаем для этого пенька «Йестердей».

Он сел на клавишные, ребята взяли аккорд и запели известную песню «Битлз» – грустную и мелодичную. Ганичев уселся, стал слушать. Музыка умиротворила его.

Он смотрел на сцену и видел на ней других музыкантов, которые репетировали здесь четверть века назад, горячились, спорили о музыке. Сквозь песню «Битлз», казалось, доносились обрывки тех споров.

– Нельзя вечно играть Цфасмана! Нужно идти вперед, – говорил трубач.

– Авангард публика не поймет…

– При чем здесь авангард? Мы заторчали на диксиленде. Давайте попробуем «боп»…

– Боп-боп-боп-боп-боп… – разнеслось, точно эхо.

– Рок-рок-рок…

Песня кончилась.

– Ну что, разве это не музыка? – спросил Менделев.

– Старую собаку не научишь новым фокусам, – грустно улыбнулся Ганичев.

На танцевальной площадке грохотала музыка, переливались цветные огни, было полутемно. Молодые люди плясали.

Ганичев пробирался от дверей к эстраде, где играл небольшой состав. Среди музыкантов выделялся тучный немолодой саксофонист. Он стоял в центре и дул в саксофон. С него лил пот.

К микрофону вышла певица.

– Белый танец, – объявила она и запела медленную мелодию.

Не успел Ганичев опомниться, как к нему подошла маленькая девушка в брюках и, сделав книксен, пригласила танцевать. Ганичев страшно смутился, сделал даже попытку убежать, но взял себя в руки и принял приглашение.

Неуверенно ступая и глядя куда-то в сторону, он начал танец. Видно было, что он не танцевал уже тысячу лет.

– Я вас здесь раньше не видела. – сказала девушка, положив голову ему на плечо.

– Да… я обычно… в других местах, – в панике бормотал Ганичев.

– В «Пятилетке»? – спросила она деловито. – Там грубо.

– Нет, я в клубе завода «Вулкан».

Девушка подняла голову и удивленно посмотрела на него.

– Там одни хипари.

– Я тоже хипарь. Внутри, – улыбнулся Ганичев.

Он осмелел. Его движения приобрели целенаправленность: он увлекал партнершу к эстраде.

Танец кончился. Ганичев с сожалением посмотрел на девушку. Ансамбль вдруг заиграл старый рок-н-ролл, прекрасно известный Ганичеву по пятидесятым годам. Певица запела на английском.