ты просто обязан поторговаться, сперва отказать, выдумать предлог, а вслед за тем обговорить предварительно цену. С молчунами и буками тараторь себе, что дети, что гонишь план, что в газетах и по радио только зубы и точат против таксистов, хотя в конечном счете кое-кто загребает поболе, так у них же нет на рабочем месте счетчика! Таксист должен быть психологом, батенька, — добавил Пеца, — социологом, а то и сексологом. Потому сегодня угощаю я, — заключил он свою байку, а Палиев не мог ни хвалить Пецу, ни ругать — таков уж тот уродился, — лишь произнес: «Будем здоровы», — ожидая следующего пассажа.
Одно время Пеца работал с киношниками и возил на съемки самого Георгия Парцалева, а случалось, и Стоянку Мутафову, и Иван предвидел развитие этого сюжета, но Пеца глянул как-то чудно и вместо того, чтобы продолжать в том же духе, задал весьма странный вопрос:
— Ванек, ты чего на моего сменщика страху нагнал? — Пеца уставился на Палиева заблестевшими от алкоголя глазами.
— Что ты этим хочешь сказать? — смотрел в упор и Палиев.
— Ты мне первый ответь, — настаивал Пеца, а Иван не мог взять в толк.
— Никого я не пугал до сего дня и его пугать не собираюсь.
Пеца сразу успокоился.
— А я что говорил, — подтвердил он скорее сам себе. — Хорошо, тогда жму напрямик, — облокотился на стол, продолжил: — Этот парень, Ица то есть, не пойму с чего, втемяшил в голову себе, что ты его ненавидишь, и попросил меня персонально ходатайствовать перед тобой о характеристике.
— О какой характеристике?
— В двух словах: парень сделал себе перевод на международные линии, и ты как бригадир даешь ему характеристику. Чего он так перетревожился, ума не приложу, — завершил Пеца, и только теперь для Ивана стало что-то проясняться.
— А остальные документы он собрал?
— До единого.
Палиев замолк надолго, так что Пеце пришел черед удивляться.
— Ну и?.. — выждав, спросил он, но Иван не торопился отвечать.
— Тут стоит пораскинуть умом.
— Да все яйца выеденного не стоит! Черкани пару строк, пускай ездит парнишка, и точка…
Но Палиев хранил молчание, и Пеца стал смотреть на него с недоумением.
— Ты что, поругался с ним?
— Нет.
— Номера он с тобой какие выкидывал? — не отставал Пеца.
— Нет.
— Чего ж ты тогда от него хочешь?
— Ничего, мне нужно подумать, — повторил Иван, а Пецу все крепче забирало подозрение:
— Ты что, вздумал правдолюбца из себя корчить?
— Никого я не корчу, подумать нужно, — в третий раз пояснил Палиев. — Как там звезды экрана? — попытался он сменить тему — безуспешно. Хлопнул он друга по плечу, но тут уж Пеца как воды в рот набрал.
— Испортил ты мне настроение, так и знай, — нервно отозвался наконец Пеца. — До того испортил, что дальше ехать некуда. Чего мудрить с этой характеристикой? Парень все обтяпал, а ты — бац… Хотя, раз решил подсунуть ему ложку дегтя, тогда другое дело. Да нет, не такой ты человек, ты человек свой, а, Ванька, да ни с того ни с сего начальника валяешь. Добро, если нужно, чтобы тебя лично он угостил, я передам, и он сей минут, как говорится… Да, заделался ты бригадиром и пошел в гору, — и поскольку Палиев не реагировал никак, Пеца поставил вопрос ребром: — Посылать мне его к тебе или не посылать?
— Давай не будем об этом больше.
— А о чем будем?
— О чем угодно, но не об этом, — взорвало Палиева. Оба надолго умолкли.
— Ага, — обронил Пеца. — Ну, коли постановил — дело хозяйское. Мне пора, — и он заторопился, — надо мяса домой купить. Рассчитай, Мича, — щелкнул он официантке заплетающимися пальцами, расплатился и ушел. А Иван посидел-посидел, повертел задумчиво бокал в ладонях, и ему сделалось не по себе: Пеца, давний знакомец, бросил его из-за какой-то характеристики. Палиев размышлял об этом и по дороге домой, и дома. До глубокой ночи не было ему покоя…
II
Соль была в том, что Палиев досконально изучил сменщика Пецы — Ицу Георгиева, скажем точнее, имел о нем устоявшееся мнение: Иван и Ица выросли на одной улице, все той же Барачной, и хоть парень был заметно моложе, четко врезался ему в память еще с детства. Супруги Георгиевы ходили в рьяных общественниках, выделялись на выборах, на популярных одно время вечеринках в рабочей столовой, что на первый взгляд не было предосудительным, наоборот. Загвоздка в том, что они были активны чересчур нарочито, даже агрессивно, если это слово применимо, в результате чего их единственный отпрыск — Ица — каждое лето отбывал в лагерь за школьный кошт, а другим детишкам и мест не всегда доставало. Больше того, этот парень неизменно находился под опекой учителей, ведь отец и мать были бессменными членами родительского комитета; на новогодние праздники, когда ученики разыгрывали пьески, изображал Деда Мороза монопольно Ица, о чем ребята постарше, как Ваня Палиев, могли лишь мечтать. По тому времени горные ботинки, «пионерки», считались, в общем, завидной роскошью, а Ица их менял пару за парой. Ему лыжи покупали в магазине, а все катались на самоделках из штакетин или «бочонках», как их прозвали, если доски выдирались из бросовой бочки. И вершина всего: Ица брал уроки английского где-то в центре Софии, выделяясь из массы детей, которые могли претендовать разве что на занятия аккордеоном в клубе. Дом их в пригороде был прочим не ровня, в два этажа, с просторной верандой, на входной двери — электрический звонок, высился как замок над лачугами, строенными сразу после войны, без фундамента и от сырости взявшихся плесенью. В доме — как божились — имелась ванная, с титаном! — ребята дивились магическому звучанию этого слова. Ица не походил на других и походить не стремился, держась холодно и надменно. Например, в свое время у него появился велосипед, позднее — карманные деньги на школьный лоток и — более того — на курево. В науках он не блистал, едва дотягивая до трояков, но Георгиеву — он-то другим не чета — в конце года выводили высокий балл и числили твердым хорошистом. Потом Ица взял да и занялся автосервисом, сменил две легковушки, причем западных марок, женился на красотке медсестре — она, спору нет, хороша, но как-то уж агрессивно, — и снова, получается, обскакал всех на две головы. Ивану Палиеву было не до того, его жизнь шла своим чередом. (А детство детством: романтический флер и нищета.) Палиев окончил с отличием столичный политехникум имени Вильгельма Пика, после армии двинул работать в таксопарк и заслужил доброе имя среди своих — сперва как рядовой таксист, а позднее — и по настоящее время — бригадир. Ну, слыхал