Девчат привозили поезда и машины. Девчата приходили пешком из разных концов города. Здесь были добровольцы из Асбеста и Белоярки, из Арамиля и Первоуральска, из Камышлова и Талицы, из Ирбита и Серова. Не было в нашей самой «городской» в стране области ни одного города, ни одного крупного рабочего поселка, который бы не послал на подвиг своих дочерей.
В одной из комнат клуба работала медицинская комиссия. Конечно, она не успела пропустить за день всех добровольцев, но очень многие из них комиссию здесь прошли. И кое-кому из Свердловска пришлось вернуться домой.
А тем временем в зрительном зале клуба шел концерт. В нем принимали участие и профессиональные, и самодеятельные артисты Свердловска. И в зрительном зале, как и на сцене, не было в тот день постоянного состава. Уходили со сцены одни артисты, появлялись другие. А из зала уходили одни зрители, и их места тут же занимали другие. Между выступлениями перед репликами конферансье часто слышалась громко произнесенная девичья фамилия и короткий приказ:
— На выход!
И кто-то из рядов начинал торопливо протискиваться к дверям.
Урал торжественно проводил своих дочерей. В конце дня возле клуба имени Андреева состоялся митинг, гремел оркестр, произносились напутственные и прощальные речи. Урал умеет провожать своих сынов и дочерей на подвиг.
А потом нестройной, извилистой колонной добровольцы потянулись на Сортировку, где ждал их длинный эшелон. В нем было 64 теплушки.
Подруги с Высокогорского завода (1942 г.) Слева направо: Вера Повенских, Нина Волженина, Тамара Кузьмина, Нина Климова.
Слева направо (вверху): Тамара Сазонова (1943 г.), Нина Климова (1943 г.); Лида Изотова (1942 г.); внизу: Женя Даниленко (1943 г.). Вера Повенских (1943 г.), Дуся Густомесова (1945 г.).
Этот эшелон шел на запад дней десять. Он подолгу стоял на больших станциях и маленьких разъездах. Он пропускал вперед себя составы с пушками и танками, эшелоны остриженных наголо новобранцев. Он пропускал встречные санитарные поезда — грустные и тихие.
— Куда вас везут, девчата? — спрашивали на стоянках «ходячие» раненые.
— Сами не знаем, — отвечали девушки. — Куда-нибудь да привезут.
На станциях и разъездах новобранцы из попутных эшелонов знакомились с уральскими девушками, просили «адресок», обещали написать с фронта.
Однако будущего своего адреса девчата не знали.
В девичьих теплушках часто пели, плясали. Девчата выпускали «молнии», «боевые листки» и всяческие «крокодилы». Не умолкали шутки и смех. Наверное, с начала войны это был самый веселый эшелон из тех, что шли к фронту.
На некоторых станциях уральских девчат встречали с гармошками, даже кое-где с оркестрами. На станции Агрыз добровольцев ждали громадные накрытые столы. На них дымились миски с супом и кашей, лежали горки соленых огурцов, квашеной капусты. Целый пир по военному времени!
Смеху было за этими столами! Кто второпях съедал две каши, кто — два супа, а кому одни огурцы доставались…
В эти же дни был сформирован и ушел на запад эшелон, в котором ехали комсомолки-добровольцы из Пермской области. Среди них была медсестра Мария Грудистова, ставшая впоследствии известным в столице воином.
Мария приехала в Пермь в июле 1941 года, после окончания медицинского училища в Астрахани. В первый день войны, 22 июня, девушка еще сдавала выпускной экзамен по военно-санитарному делу и не предполагала, что знание этого предмета понадобится ей довольно скоро.
Из Перми двух выпускниц Астраханского медицинского училища — Марию Грудистову и Любовь Миляеву — направили в Нижнюю Курью, в больницу водников. Многие работники этой больницы ушли на фронт. А тем, кто остался, приходилось работать буквально без сна и без отдыха. Порой врачи, сестры не выходили из больницы неделями.
Военкомат направил двух этих девушек в Закамск, в эвакогоспиталь, куда прибывали раненые с фронта. Мария и Люба принимали их на вокзале, привозили в госпиталь, ухаживали за ними. Именно в этом госпитале у девушек созрело твердое решение добровольно идти на фронт. В апреле 1942 года госпиталь проводил Грудистову и Миляеву в армию.
Дня за два до прибытия в Москву командиры, сопровождающие свердловский эшелон, предупредили комсомолок, что надо быть готовыми к бомбежкам, объяснили, как вести себя при воздушном налете.
В апреле оба уральских эшелона пришли в столицу. Уральским комсомолкам выпала судьба до конца войны защищать московское небо. А небо было неспокойное.
В первую же ночь оно встретило девушек бомбежкой, далекими разрывами зенитных снарядов, судорожной пляской голубых прожекторных лучей.
Защита московского неба была делом нелегким. До самого разгрома немцев в Белоруссии летом 1944 года Москва оставалась для фашистской авиации целью № 1. «Курс на Москву — главный курс авиации рейха!» — это было сказано Герингом, который командовал всей авиацией фашистской Германии.
В апреле 1942 года одновременно с уральскими эшелонами в Москву прибыл еще один девичий эшелон, Он привез комсомолок из Кировской и Ивановской областей.
В части противовоздушной обороны столицы пришло немало комсомолок-москвичек.
Новое, девичье, пополнение позволило командованию за короткий срок отправить на передовые позиции шесть тысяч солдат, защищавших московское небо. Именно это, девичье, пополнение позволило Московскому фронту противовоздушной обороны выдвинуть на запад и северо-запад Подмосковья сотни новых зенитных точек. Уральские комсомолки служили в первых зенитно-пулеметных расчетах, размещенных в Можайске, Волоколамске, Уваровке, а позже в Зубцове, Гжатске и Ржеве.
Тогда же, в апреле 1942 года, появились девушки-добровольцы в частях ПВО Новороссийска. В основном это были жительницы южных областей РСФСР. А поздней осенью, в конце ноября 1942 года, в Москву пришел еще один эшелон комсомолок-добровольцев с Урала и из Сибири. И снова уральские девчата влились в части Московского фронта ПВО, созданного в апреле 1942 года специальным постановлением Государственного Комитета Обороны.
До конца войны эти тысячи российских девчат служили в зенитно-пулеметных и зенитно-артиллерийских полках, в прожекторных ротах и в отрядах аэростатов заграждения. Части московской аэростатной службы состояли в основном из девушек. Многие московские зенитно-пулеметные полки и прожекторные роты наполовину состояли из девушек. 20 тысяч девушек служили в частях Московской ПВО к концу войны[1]. Значительная часть из них были девушки с Урала.
Эти девушки на долгие три года прикрыли столицу с неба, приняли на себя сотни ударов фашистской авиации и не дрогнули, не побежали, выстояли.
Некоторые из них погибли. Многие были ранены, контужены.
Защищая московское небо, российские девчата совершили подвиг, который вошел в историю Ленинского комсомола.
«МОСКВА СЛЕЗАМ НЕ ВЕРИТ»
С Казанского вокзала свердловских комсомолок увозили на машинах. Многие девчата еще не знали, куда приехали, и, только попав на Красную площадь, понимали, что приехали в Москву. А через Красную площадь везли почти всех. Даже если это было не по пути.
Большую часть добровольцев доставили в Чернышевские казармы, расположенные на одной из тогдашних окраин Москвы. Однако в эти казармы попали не все. Многие прибыли прямо в штабы воинских частей Московского фронта ПВО.
Когда на вокзале девчата рассаживались по машинам, они не знали, куда какая машина пойдет. Думали — все в одном направлении. Понятно, каждая старалась сесть вместе с теми, с кем ехала в теплушке. Успели привыкнуть друг к другу за долгую дорогу, подружиться.
Но в машину умещалось меньше девчат, чем было в теплушке. И приходилось порой забираться в другой, соседний грузовик. Размещались со смехом, с шутками. И кричали подругам:
— Ничего, там встретимся!
И не встречались после этого иногда всю войну, иногда всю жизнь. Машины уходили в разные стороны, и никто не знал, куда увезли подруг.
Эти стремительные разлуки, начавшиеся на вокзале, продолжались и в казармах. Напряженно работала там военно-медицинская комиссия. У девушек проверяли и слух, и зрение. Кое-кто уходил от врачей в слезах. Или росту не хватило, или зрение слабовато, или слух. Этим девчатам предстояло возвращаться домой.
Валю Соколову, самую маленькую комсомолку из висимской группы добровольцев, тоже «забраковали». Не хватило двух сантиметров росту. Вале предстояла обратная дорога — в Черноисточинск, где она работала шофером на лесопункте.
Девушка грустно стояла во дворе казармы, с завистью глядела на веселых комсомолок, получивших назначения в воинские части, и думала, что же будет с ней дальше.