Читать интересную книгу Девушка и призрак - Софи Кинселла

— В любом случае, — я пытаюсь сохранить остатки достоинства, — пойдемте. Надо занять место.

Глава вторая

Занимайте свои места. Вас ожидает представление. Самое унылое на свете.

Да нет, я понимаю, что это похороны, и на особое веселье не рассчитываю. Но на похоронах Берта хотя бы море цветов и музыка, соответствующая атмосфере. В соседнем зале в воздухе что-то особенное.

В нашем же ничего подобного. Это просто голая и убогая комната, гроб стоит на помосте, а на доске объявлений дурацкими пластиковыми буквами выложено: «Сэди Ланкастер». Ни цветов, ни приятного запаха, ни пения, только занудная фоновая музыка доносится из колонок. И к тому же почти нет народа. Мама, папа и я сгрудились по одну сторону прохода, а дядя Билл, тетя Труди и моя кузина Диаманта — по другую.

Я тайком изучаю родственников. Ничего общего с нами: они словно сошли со страниц модного глянцевого журнала. Дядюшка Билл развалился на пластиковом стуле с царственным видом и что-то печатает на смартфоне. Тетя Труди перелистывает «Хэлло!», наверняка выискивает сведения о своих знакомых. На ней черное платье в обтяжку, белокурые волосы умело раскиданы вокруг лица. Декольте с последней нашей встречи стало еще глубже, а кожа так и сияет загаром. Тетя Труди вышла замуж за дядю Билла двадцать лет назад, но, поверьте, сейчас выглядит куда моложе, чем на свадебных фотографиях.

Их дочь Диаманта может похвастаться роскошной платиновой гривой и коротеньким платьишком с принтами черепов. Нарядилась специально для похорон. Уши у нее заткнуты наушниками, в руках телефон, лицо недовольно-скучающее, а взгляд то и дело обращается на часы. Диаманте семнадцать, у нее две машины и собственный модный дом «Балет и жемчуга», подаренный папочкой. (Я однажды зашла на их сайт, так там нет ни одного платья дешевле четырех сотен фунтов, покупают их преимущественно дети знаменитостей, за что попадают в специальный список «Лучших Друзей Диаманты», в общем, клуб по интересам для своих.)

— Мам, — шепчу я, — почему нет цветов?

— Понимаешь, — мама заводится с полоборота, — я говорила с Труди насчет цветов, и она обещала все устроить. Труди? Что случилось с цветами?

— О! — Труди захлопывает журнал и оборачивается с явным желанием поболтать. — И вправду, мы это обсуждали. Но представляешь, во что это вылилось? — Она обводит зал рукой. — И все это ради каких-то двадцати минут! Надо быть реалисткой, Пиппа. Цветы — это просто разбазаривание денег.

— Наверное, — неуверенно соглашается мама.

Тетушка Труди придвигается поближе и понижает голос:

— Я не поскупилась на похороны старухи. Но спросите себя: «Что она сделала для нас?» Я ее, например, вообще не знала. А вы?

— Ну, как тебе сказать, — мямлит мама потерянно, — у нее был удар, она была не в себе долгое время…

— И я о том же! — кивает Труди. — Она ничего не соображала. Тогда какой смысл? Мы здесь только из-за Билла. — Труди с обожанием взглядывает на мужа. — У него такое большое сердце. Я постоянно говорю людям…

— Ерунда! — Диаманта вдруг срывает наушники и насмешливо смотрит на мать. — Мы здесь ради папочкиного шоу. Он не собирался сюда, пока продюсер не сказал, что «похороны продемонстрируют всем его человечность». Я подслушала их разговор.

— Диаманта! — сердито обрывает ее тетушка Труди.

— Но это же правда! Да он первый лицемер на свете. Да и ты тоже. А я торчу здесь, вместо того чтобы пойти на вечеринку к Ханне. — Диаманта обиженно надувает губы. — Между прочим, там должно быть классно! И все ради того, чтобы папочка мог прикинуться «заботливым семьянином». Разве это честно?

— Диаманта! — Труди начинает злиться. — Это твой отец оплатил ваше с Ханной путешествие на Барбадос. Ты еще помнишь об этом? А операция по увеличению груди, о которой ты мечтаешь? Кому она вылетит в немалую сумму, как ты думаешь?

Диаманта вздыхает глубоко и обиженно:

— Как ты можешь так говорить. Увеличение груди — это благотворительность.

Я по-настоящему заинтригована:

— А какая связь между грудью и благотворительностью?

— После операции я дам интервью журналу, и доходы пойдут на благотворительные цели, — сообщает Диаманта с гордостью. — Скажем, половина или около того.

Я оглядываюсь на маму. Она явно в шоке, а я едва сдерживаюсь, чтоб не захохотать в голос.

— Здравствуйте. — Откуда-то сбоку к нам придвигается дама в серых брюках и с жестким пасторским воротничком. — Примите мои извинения. Надеюсь, вам не пришлось ждать слишком долго.

У нее коротко стриженные волосы «соль с перцем», очки в темной оправе и низкий, почти мужской голос.

— Примите мои соболезнования. Такая утрата… — она смотрит на гроб. — Наверное, вас предупредили, и если вы принесли фотографии покойной, то…

Мы обмениваемся сконфуженными взглядами. Тетю Труди вдруг осеняет:

— У меня есть одна. Мне дом престарелых прислал. — Она роется в сумке, вытаскивает коричневый конверт и достает потертый поляроидный снимок.

На фото крошечная старушка в бесформенном бледно-лиловом кардигане сидит, сгорбившись, на стуле. Лицо затянуто сеткой морщин. Седые волосы похожи на облачко сахарной ваты.

Так вот какой была моя двоюродная бабушка Сэди, которую я никогда не видела.

Священница с сомнением смотрит на снимок, потом прикалывает его к большой доске объявлений, на которой он выглядит еще печальней, сиротливей и стыдливей.

— Хочет ли кто-нибудь рассказать об умершей?

В гробовом молчании мы отрицательно качаем головой.

— Понимаю. Часто это так болезненно для близких. — Она достает из кармана записную книжку и карандаш. — В таком случае я буду рада выступить от вашего имени. Если вы поделитесь со мной какими-нибудь деталями. Подойдут также случаи из ее жизни. В общем, расскажите мне о Сэди все, что достойно упоминания.

И что мы можем сказать?

— Мы не слишком хорошо ее знали, — извиняется папа. — Она была очень старая.

— Дожила до ста пяти, — вставляет мама. — До целых ста пяти лет.

— Она когда-нибудь была замужем? — зондирует почву священница.

— Э-э-э… — папа вскидывает брови. — Была она замужем, Билл?

— Понятия не имею! Кажется, была. Не помню, как его звали. — Дядюшка Билл даже глаз не оторвал от своего смартфона. — Давайте продолжим.

— Ладно. — Сочувственная улыбка сползает с лица пасторши. — Тогда, может, какая-нибудь забавная история, запомнившаяся с последнего визита, какое-нибудь увлечение…

Повисает очередная виноватая пауза.

— На этой фотографии она в кардигане, — наконец говорит мама. — Возможно, она сама его связала. Возможно, она любила вязать.

— Вы что, никогда ее не навещали? — Вежливость дается священнице с явным усилием.

— Естественно, навещали! — вскидывается мама. — Мы виделись с ней… где-то в 1982 году. Лара была еще младенцем.

Пасторша шокирована.

— В восемьдесят втором?

— Она нас не узнала, — быстро вставляет папа. — Она давно уже была не в себе.

— А как насчет более раннего периода ее жизни? Никаких достижений? Историй из ее молодости?

— Бог мой, что ж вы никак не угомонитесь? — Диаманта вытаскивает наушники из ушей. — Разве не ясно, что мы здесь только потому, что обязаны здесь быть. Она не сделала ничего выдающегося. Ничего не достигла. Она была никем! Просто тысячелетним пустым местом.

— Диаманта, — произносит тетя Труди с легкой укоризной, — ты не слишком вежлива.

— Я просто говорю правду! Сами посмотрите! — Она презрительно обводит рукой комнату. — Если бы на мои похороны пришли только шесть человек, я бы застрелилась.

— Милая леди, — священница делает пару шагов вперед, лицо ее раскраснелось, — ни одно человеческое существо на земле Божьей не является никем.

— Да что вы говорите! — фыркает Диаманта.

— Диаманта, — дядюшка Билл вскидывает руку, — довольно. Разумеется, я очень сожалею, что не навещал Сэди, которая, без сомнения, была особенным человеком, и я уверен, это же чувствует каждый из нас. — Он так убедителен, что воинственность пасторши тут же идет на убыль. — Но сейчас мы бы хотели с почетом отправить ее в мир иной. И думается, у вас такое же напряженное расписание, как у нас. — Он выразительно постукивает по циферблату.

— Разумеется, — соглашается священница после паузы. — Я только подготовлюсь. Пока же, пожалуйста, отключите ваши мобильные телефоны.

Окинув всех напоследок порицающим взглядом, она удаляется, и тетушка Труди немедленно поворачивается к нам вместе со стулом:

— Какая наглость, давить на наше чувство вины! Мы вообще не обязаны были сюда приходить.

Открывается дверь, мы вскидываемся — но это не пасторша, это Тоня. Я и не подозревала, что она явится. Час от часу не легче.