Читать интересную книгу Шоа - Клод Ланцман

И он работал? Возделывал его?

Да. Его поле даже заходило на территорию лагеря.

А, его поле частично заходило на территорию лагеря.

Туда нельзя было зайти, но все было слышно.

Не мешали ли ему работать близость лагеря и все эти ужасные крики?

Вначале он действительно не мог их выносить. Но потом привык.

Ко всему можно привыкнуть?

Да.

Сейчас ему все это кажется совершенно… немыслимым, однако же так было.

Чеслав Боровий

Он видел, как составы прибывали на станцию: в каждом было от шестидесяти до восьмидесяти вагонов, и еще там было два локомотива, которые везли составы в лагерь.

Каждый раз к локомотивам прицепляли по двадцать вагонов.

По двадцать вагонов… И они возвращались пустыми?

Да.

Помнит ли он…

Значит, это делалось так: к локомотиву прикрепляли двадцать вагонов и он вез их к лагерю.

Занимало это около часа, после чего вагоны пустыми возвращались сюда, локомотив отвозил в лагерь еще двадцать вагонов, и за это время успевали умертвить тех, кого доставили в предыдущих двадцати.

Железнодорожные рабочие со станции Треблинка

Они ждали, они плакали, они просили воды, они умирали. Иногда их везли совершенно голыми – до ста семидесяти человек в одном вагоне.

Здесь евреям давали воду.

Где им давали воду?

Здесь. Когда прибывали составы с евреями, здесь им давали выпить воды.

Кто давал воду евреям?

Мы, поляки, кто же еще? Рядом есть небольшой колодец, мы набирали воду в бутылки и давали им.

Давать им воду было опасно?

Это было очень опасно. За бутылку или стакан воды, предложенные евреям, человека могли убить. Несмотря на это, им давали воду.

Крестьянин из Треблинки

Зимой здесь очень холодно?

Когда как. Иногда тут бывает минус двадцать пять или даже минус тридцать.

Что, по его мнению, евреям было труднее перенести – лето или зиму? То есть когда им приходилось ждать своей очереди в поезде.

Думаю, что труднее было зимой, потому что они страшно мерзли.

Внутри вагона они, может быть, и не чувствовали холода – туда столько народа забивалось! Летом они задыхались, потому что стояла сильная, очень сильная жара. Евреи страдали от жажды и пробовали выбраться наружу.

Умирали ли заключенные в пути в своих вагонах?

Ясное дело, умирали. Теснота там была такая, что выжившим приходилось сидеть на трупах, потому что не хватало места.

Пытались ли вы заглядывать в вагоны через щели между досками, когда состав стоял на платформе или на путях, а вы проходили мимо?

Да, заглядывали. Время от времени мы рассматривали их, когда проходили мимо. Иногда, если нам разрешали, мы давали им воду.

Да. Но скажите мне, как евреи пытались выбраться из поезда?

Они открывали двери?

Нет, окна. Они отдирали колючую проволоку…

Так, окна были заделаны колючей проволокой…

…И выбирались через окна.

Они прыгали вниз?

Ну да, они прыгали. Иногда они сами искали смерти: выбирались из вагона, садились на землю и спокойно ждали, пока подойдут охранники и пустят им пулю в затылок.

Железнодорожные рабочие со станции Треблинка

Они прыгали из вагонов.

Это надо было видеть.

Как-то раз мать с ребенком…

Еврейка?

Да, мать с ребенком.

Она пыталась бежать, и ей выстрелили в сердце, убили ее выстрелом в сердце.

Убили мать?

Да, мать.

Месье живет здесь уже очень давно и никак не может этого забыть…

Крестьянин из Треблинки

Он говорит, что когда думает об этом сейчас, то не понимает, как человек мог сделать такое с другим человеком.

Это непостижимо, это невозможно понять. Один раз евреи стали просить воды, но рядом расхаживал охранник-украинец, и он запретил давать им пить. Тогда еврейка, просившая воды, бросила ему в голову кастрюлю, которую держала в руках. Украинец немного отошел, метров на десять, и стал палить без разбора по людям в вагоне. Всюду были кровь и выбитые мозги.

Чеслав Боровий

Да, многие открывали двери или выбирались через окна; случалось, что украинцы стреляли по людям через стены вагонов.

Особенно ночью, потому что, когда евреи начинали разговаривать, украинцы, которым не нравился шум, приказывали им замолчать. Евреи смолкали, охрана отходила от вагонов, но евреи опять заводили разговор друг с другом на своем языке.

«Ра-ра-ра» – так месье изображает их речь.

Что он имеет в виду под этим «ля-ля-ля»? Что он пытается изобразить?

Их язык.

Нет, нет, спроси его! Это был какой-то особый звук, специфический еврейский звук?

Они говорили по-еврейски.

Они говорили по-еврейски… Месье Боровий понимает еврейский язык?

Нет.

Абрахам Бомба

Мы сидели в своем вагоне, поезд мчал нас на восток.

Упомяну одну любопытную деталь – говорить об этом неприятно, но я все-таки скажу.

Подавляющее большинство поляков, видя наш поезд – в этих вагонах нас везли как скот, только глаза и были видны, – начинали смеяться, хохотать, ликовать: наконец-то решили избавиться от евреев!

А что творилось в вагонах!

Давка, крики:

«Где мой ребенок?»,

«Воды, ради всего святого!»

Люди умирали от голода, к тому же стояла страшная духота, жара.

Евреям, как всегда, «повезло»: обычно в сентябре дождливо, сыро, а тут – адская жара!

Даже для грудных детей вроде моего сына, ребенка трех недель от роду, негде было достать воды.

Неоткуда было достать воды ни для ребенка, ни для матери – ни для кого.

Генрик Гавковский (Малкиня)

Слышал ли он крики позади него, в вагонах, которые тянул его локомотив?

Конечно, ведь локомотив же совсем рядом с «пассажирскими» вагонами. Евреи кричали, они просили пить.

Когда из вагонов, примыкающих к локомотиву, доносились крики, он очень хорошо их слышал, различал слова…

Он к ним привык?

Нет, нет. Для него это было настоящей пыткой. Он знал, что те, кого он везет в вагонах, такие же люди, как и он.

Немцы, надо сказать, не забывали снабжать его самого и его товарищей водкой, и они напивались. Потому что, если бы они не пили, они бы не смогли… Нам полагалась премия, но эту премию выплачивали не деньгами, а водкой.

Те, кто работал на других поездах, не получали такой премии.

Он говорит, что они выпивали буквально все, что получали, потому что без алкоголя было бы невозможно переносить запах, который они чувствовали, приходя сюда. Они даже сами покупали себе спиртное, чтобы напиться до бесчувствия.

Абрахам Бомба

Приехали мы утром, часов в шесть или, пожалуй, в полседьмого.

На соседних путях я увидел другие поезда, стоящие перед платформой. Я присмотрелся… и заметил, что со станции регулярно куда-то отправляются составы по восемнадцать-двадцать вагонов. Примерно через час они возвращались, но уже без людей. Наш поезд стоял на станции почти до полудня.

Генрик Гавковский

Сколько километров от станции до той рампы внутри лагеря, где людей заставляли выходить?

Шесть километров.

Абрахам Бомба

Пока мы ждали на станции своей очереди отправки в лагерь, к нам подошли эсэсовцы и спросили, нет ли у нас каких-нибудь ценностей. Мы ответили: «У некоторых из нас есть золото, бриллианты, но мы хотим пить». «Хорошо, давайте бриллианты, вы получите воду». Они взяли бриллианты, но воды мы так и не увидели.

Сколько времени длилось ваше путешествие?

Путь от Ченстоховы до Треблинки занял примерно двадцать четыре часа, включая остановку в Варшаве и ожидание на станции в Треблинке.

Наш поезд был последний в очереди. Но, как я уже говорил, я видел множество поездов, возвратившихся на станцию пустыми.

Я спрашивал себя: «Куда деваются пассажиры? Никого не видно».

Рихард Глацар

Мы ехали двое суток.

На второй день, утром, мы увидели, что пересекли границу Чехословакии и едем на восток. Нас охраняли не эсэсовцы, а шуповцы в зеленой форме. Мы ехали в обычных пассажирских вагонах. Все места были заняты. Нельзя было самому выбрать себе место – все пронумеровано, четко распределено. В моем купе ехала пожилая пара. Помню, супруг вечно хотел есть, а его жена ворчала, что, если так пойдет дальше, у них ничего не останется про запас.

На вторые сутки я увидел табличку с названием станции: «Малкиня». Еще какое-то время мы продолжали ехать.

Внезапно поезд резко сбавил скорость, свернул с главного пути и черепашьим шагом потащился через лес. И когда мы выглянули в окно, которое нам удалось слегка приоткрыть, мы увидели рядом с путями человека… тот, видимо, гнал коров на выпас… и один старик из нашего купе знаками спросил его: «Где мы?» И тогда тот сделал странный жест рукой. Вот так! Провел рукой по горлу.