задачи, что и феи в лесу? Как тебе такой взгляд на мир?
Этот взгляд ей нравился. Джей заёрзала на стуле. Было и неловко, и стыдно, и радостно одновременно: она снова выдала какую-то глупость и наверняка этим разочаровала отца. А вот отец, в свою очередь, оказался куда умнее. Хотя он и должен быть умнее, правда?
Ох. Опять в голове тысяча вопросов.
– Но всё-таки, – упрямо продолжила она, желая, чтобы последнее слово осталось не за отцом. – Что, если где-то существует дерево, которое должно было стать феей? Что оно чувствует, зная, что никогда не сможет быть тем, кем себя ощущает? Это… Это же так страшно.
– Джей, ни одно дерево никогда так себя не чувствовало.
– Откуда ты знаешь?
– Знаю. Дерево может завидовать феям, но в конце концов оно понимает, что находится именно там, где должно. И делает по жизни то, что нужно.
– Кто это определяет? Откуда все знают, чем мы должны заниматься? И неужели в лесу нет ни одной феи, которая хотела бы просто сидеть и растить в земле свои корни?
Отец вздохнул, сжал кулаки. Оторвался от трав: слева от него лежала большущая, невероятно пахнущая горка. Джей съёжилась, понимая, что вот именно теперь, именно в эту минуту, терпение отца начало иссякать. Что отец не любил больше всего – так это бесконечные вопросы. Ну, и беспорядок.
– Потому что у феи нет корней. Она не может растить их в земле. Поэтому фея, которая спокойно сидит и ничего не делает, никому в лесу не нужна.
Джей помолчала, понимая, что не стоило больше ничего говорить. Отец подождал полминуты и снова вернулся к своему занятию: ей бы и в голову не пришло его ещё раз отвлекать. Она вздохнула, встала и пошла к двери – и лишь пробормотала на выходе:
– А мне бы хотелось, чтобы было какое-нибудь изобретение, которое помогало бы феям отращивать корни. А деревьям – бегать и летать, сколько им вздумается.
На это отец ответил ей коротким вздохом – он больше не слушал, целиком погрузившись в свои травы. Джей не оставалось ничего, кроме как выйти, плотно закрыв за собой дверь, и подняться в темноту и ночную прохладу своей комнаты.
И всё-таки ей казалось, что когда-нибудь всё изменится. Она не могла разобраться в своих ощущениях, но чувствовала слишком много, чтобы просто принять ответ отца.
Её ждало что-то большое. Больше, чем сидеть в мастерской и копаться в травах.
Больше, чем жизнь её отца.
Лесные истории. Как фея стала человеком
У леса есть жизнь, и имя этой жизни – деревья и зелень.
У жизни есть своя защита, и имя этой защите – феи.
Феи укрывают лес густым полотном, через которое не проползёт ни дух, ни человек.
И имя этому полотну – морок.
Густой и тягучий морок пробирается в самое сознание человека и путает его взгляд. Взгляд начинает цепляться за те места, где прежде была пустота, а теперь, в его понимании, дорога. И дороги переплетаются друг с другом, как мох, который растёт вдоль и над деревьями.
Феи никогда этому не учились – они родились с мороком в душе. Их перепончатые крылья, давно поросшие мхом и окутанные густой слизью, начинают слегка дрожать, чувствуя человека.
Одна из них родилась и живёт на границе леса. У неё нет имени, но ни у одной феи его нет: они – одна общая защита, одна судьба, одна задача.
Жизнь феи протекала медленно и спокойно – подобно туману, загородившему вдалеке чужую землю. Что это была за земля, фея не знала; но там жили чужаки, на которых она направляла свой бесцветный морок. Фея питалась тем, что давали ей деревья, гладила их и иногда, собравшись с силами, тягуче пропевала им песню – любую, какую они хотели.
Деревья всегда просили что-то про полёт, но не знали, что феи давно разучились летать.
Голос у неё был хриплый и тяжёлый, она едва проговаривала слова – получались обрывки слов и обрывки песен.
Фея смотрела глубоко в белую мглу. Никого в ней не было.
Но что-то было в воздухе.
Она набрала побольше воздуха в липкие ноздри и ощутила кожей, как он стал тяжёлым и влажным. Ей стало тяжело дышать, и фея схватилась за своё тело, сжав его руками.
Этот воздух был невыносим.
Она шипела на вдохе и выдохе, раскачиваясь из стороны в сторону.
Густой воздух побелел, как земли вдалеке, и в одном месте сгустился особенно сильно: фея не видела, а чувствовала, как что-то собралось, накопилось в нём, превратившись в вязкую массу.
И эта вязкая масса воздуха заговорила на незнакомом ей языке – сперва раскачивалась, сопела, будто пыталась спеть песню для деревьев, а затем вдруг произнесла речь на её родном языке, на языке фей.
– Я могу показать тебе земли твоих врагов, – певуче протянул воздух и закашлялся.
Фея попыталась его ударить, выпрямив свою необычайно сильную руку, но рука повисла в воздухе, обездвиженная на мгновение.
Тогда фея глубоко выдохнула, понимая, что чужаки из-за леса такое сотворить не могли.
– Кто ты? – прошептала она.
– Кхе-кхе-кхе… Я… Я тот, кто может усилить тебя. Ты увидишь, как живут и чем дышат твои враги. Разве… Разве тебе не надоело сидеть на одном месте?
Фея – хранитель границ – не могла согласиться. Даже если бы хотела.
Но что-то внутри неё зашевелилось и оживилось – и протянуло к воздуху вторую руку в попытке его потрогать, получше ощутить.
Это была неприятная влажная масса, от которой рука её намокла.
– Я знаю, ты этого хочешь.
Фея не хотела. Фея вообще ничего никогда не хотела: не было у неё такой возможности. Деревья – те-то обладали своими желаниями и совсем не стеснялись о них говорить. Но её задача – охранять, и род её давно утратил связные мысли и желания. Она больше ощущала, чем видела. Больше чувствовала, чем думала.
И густая масса рядом заставляла её чувствовать дрожь и смутное побуждение пересечь границу.
– Я сочту это за согласие, – проговорил воздух, и неожиданно масса оказалась прямо внутри неё, и у феи расправились крылья, и она вдруг полетела далеко вперёд, через дымку и туман, сквозь белую густоту и морок в её собственной голове.
…Проснулась фея на полу. Первым, что она увидела (увидела, а не почувствовала), был яркий источник света, такой яркий, что ей пришлось тут же закрыть глаза.
Источник был как солнце, только не тёплый. Неприятный.
Это у чужаков вместо солнца?
Фея чувствовала свои руки и ноги, но не ощущала крыльев. Нехотя открыв глаза, она с интересом осмотрела своё тело. Она была чистой и худой, и ничто в ней не напоминало лес.
– Кто же я тогда? – просипела она, вдруг осознав, что говорила на совершенно другом языке.
В голове – одно, а изо рта вылетало что-то незнакомое.
И мысли – мысли!.. Это были чувства, облачённые в язык чужаков.
Фея встала, глубоко погружаясь в каждое новое ощущение своего тела.
Сделала один шаг.
Второй.
И наткнулась на густую массу воздуха, которую не заметила за новыми впечатлениями.
Масса обняла её и прошептала на ухо: «Сегодня ты – человек. Просто человек».
Фея не умела удивляться. Не знала, как выразить своё желание вернуться в лес. Не знала, как обозначить своё старое и новое тело. Поэтому промолчала и отпустила воздух, который вновь стал лёгким и приятным, и пахло от него чем-то совсем не лесным.
Откуда-то сверху раздавались голоса чужаков. Человеков. Фея попыталась произнести это слово, но заболело горло и запутался язык – она беспомощно подвигала ртом, но, устав, лишь махнула рукой и сосредоточилась на том, что было сверху.
Стоило ли идти к человекам? К тем, от кого она защищала лес?
Фея вздохнула (это она умела делать ещё до превращения) и начала думать, как выбраться отсюда.
У человеков же должен быть другой мир: она, наверное, попала в дом одного из них, но может выйти и увидеть, какие у человеков день и солнце.
Она наткнулась на стену. У стены был предмет. Маленький и круглый, и фея обхватила его, пытаясь притянуть к себе и оттолкнуть от себя. Ничего не получалось.
Она тянула и тянула.
Прежде ей доводилось подолгу сидеть, подолгу слушать, подолгу срывать плохие растения возле деревьев. Она решила, что и здесь нужно просто делать и делать, пока что-то не случится.