— Вам плохо? — наконец расслышала та. — Я не ношу нашатыря, но можно у кого-нибудь поискать.
— Нет, — выдавила Ксения и качнула головой, — нет, — уже увереннее повторила она, — простите, я просто задумалась и не ожидала увидеть здесь кого-нибудь.
— В самом деле, здесь обычно не встретишь никого, — мужчина отвернулся и остановился перед окном. — Только я прихожу… попросить у стариков совет. Да и то потому, что кроме них не доверяю никому.
Ксения улыбнулась и, подойдя к нему, остановилась плечом к плечу.
— Думаю, что понимаю вас. Трудно постоянно находиться среди этих людей. Здесь, при дворе, где всё определено: как кланяться и кому в особенности, и как разговаривать, и, наверное, даже как влюбляться.
— Так вот оно что? — мужчина чуть повернул голову и насмешливо вскинул бровь. — Вы решили спрятаться ото всех? Вам надоел свет?
Ксения повела головой.
— Признаться честно, мне здесь тяжело. Я, как и вы, боевой офицер.
Мужчина вздрогнул, но не сказал в ответ ничего. Его унизанные перстнями пальцы легли на стекло.
— Участники игры одновременно являются как исполнителями, так и зрителями театрального действа… — задумчиво произнёс он.
— Что?..
Мужчина молчал, не пытаясь ничего объяснить.
— Вам, наверное, от меня смешно, — Ксения отвела взгляд и теперь тоже смотрела в окно. — Вам ведь куда легче даётся этикет, это видно… В каждом движении ваших рук.
— Свет — это цепь отношений, приличий и обязанностей. Иногда кажется — она превращается в аркан ночного разбойника, который затягивается и затягивается у тебя на шее, но это лишь потому, что она и есть — цепь.
— Свет подавляет меня… — сказала Ксения негромко. Она сама не знала, отчего её так потянуло поговорить. Обычно она была молчалива со всеми, включая друзей. Но сейчас ей казалось, что между ней и незнакомцем, проводившим бальный вечер в Галерее Героев, протянулась незримая нить. — Я перестаю быть собой.
Уголок губ незнакомца чуть приподнялся.
— Разве я говорил, что в свете будет весело? Нет. Но ум и характер совершенно образуются только в свете. И этот свет — пустой, ветреный, часто жестокий и несносный, так же нужен для души нашей, как и занятие в уединении. Сохрани Небо влюбиться в него, но не должно его чураться.
Ксения напряглась.
— Свет претендует на звание авангарда цивиСерёжации. Ради исполнения этой миссии светские люди строго чтут условности и правила хорошего тона, стараются быть в курсе всех хитросплетений политики, носят элегантную одежду и делают вид, что пестуют произведения человеческого ума. Но всё это ложь — от начала и до конца. Тот, кто видел звёзды так близко, как мы, знает то, что никогда не поймут они.
Незнакомец не ответил. Он стоял и смотрел на золотые шпили Адмиралтейства и на город, присыпанный первым снегом.
— Скажите, — произнёс он вдруг, — ведь это вы та, кто первой увидела двадцать миров?
— Да… — Ксения устало вздохнула. Слишком часто она стала слышать этот вопрос. Только ему она и была обязана тем, что сегодня оказалась представлена ко двору.
— Вы хотели бы вернуться туда назад?
Ксения тоже посмотрела в окно.
— Всякий раз, когда вспоминаю о том, радостная гордость озаряет моё сердце. Восторг охватывает меня от одной мысли, что я стала частичкой тех славных событий, участником которых была.
— Это правда? — незнакомец резко обернулся к ней и заглянул в глаза.
Горло Ксении почему-то пересохло, но она кивнула и выдавила:
— Это так. На самом деле так.
Незнакомец отвернулся.
— Идите в бальную залу. Скоро начнут танцевать.
— Но…
— Это приказ, поручик.
Ксению вдруг обдало жаром и холодом одновременно, и она почувствовала, как жёсткий голос незнакомого офицера волной дрожи отдаётся у неё в животе.
— Как прикажете, адмирал.
Ксения развернулась и, печатая шаг, двинулась прочь.
ГЛАВА 3
Ксения ушла, а Орлов ещё долго стоял и смотрел в окно на город, выросший на месте болот и пустошей за две сотни лет.
Там, где теперь начинался Восточный проспект и стояли великолепные дворцы, ещё не так давно не было ничего, кроме деревень. Таурон был самой дальней колонией из освоенных до обнаружения Ветров земных миров. Когда же началась война, и ромеям пришлось прикрывать паническое бегство других землян, они отступали шаг за шагом, пока не добрались сюда. Но в конце концов Основатель возглавил флот, и любое отступление было запрещено. Позади флота землян были выставлены заграждения из кораблей, обстреливавших всех, кто сдавал немного назад. А пока флот ромеев удерживал границы системы в этой, казалось, безнадёжной войне, Основатель приказал заложить на Тауроне, под самым перекрестьем Ветров, форт. Выполнить его приказ, впрочем, так и не удалось — под постоянным огнём строители никак не могли завершить проект, и в конце концов оказалось проще захватить крепость противника, названную Нотербург. Обрадованный первой из ромейских побед Основатель назвал эту крепость Ключом от Ветров — Шлиссельбург. И сам прибил над воротами небольшой станции Ключ. Так началось наступление, перемежавшееся с поражениями и потерями — вопреки легендам, которые так любила молодёжь. И на месте крепости Основатель приказал заложить город с таким же названием, сделав его символом ключей к Новой Земле.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Правда, природа в этих местах была суровой и не отличалась разнообразием: почва неплодородная, топи и болота куда ни посмотри, непроходимый северный лес. Основателя, впрочем, не волновали трудности. Он видел берега Ладоги весной, когда появлялись первые цветы и первые ростки травы пробивалась через мерзлую землю, берёзовые рощи оказывались в ярко-зеленом облаке листвы, и трели птиц слышались в них. Люст-Эйланд назывался остров, где заложили первые камни форта, с которого начали строить пояса обороны для нового ромейского города. Рассказывали, что при первой копке для закладки фундамента Основатель сам вырезал два пласта дёрна и положил их крестообразно, а затем, сказав: «Здесь быть городу». Затем включился в работы по строительству рва, который должен был окружать крепость. Кое-кто рассказывает ещё, что как раз в этот момент в небе показался грифон и стал кружить над будущим царём. Однако никто из ныне живущих не мог бы это ни опровергнуть, ни подтвердить.
Зато довольно точно знали все, что в работах по строительству крепости принимали участие в основном пленные захватчики. Фронт работ был большой: необходимо было вырубить лес, осушить болота, убрать падающие ветки и выкорчевать корни. Построить жилища и прорыть каналы. Работа не прекращалась даже тогда, когда начинался бой.
Для обеспечения водоснабжения форта через весь остров с севера на юг вырыли канал — первый из множества каналов, испещрявших теперь Шлиссельбург. По берегам его тянулись четыре ряда дощатых казарм для солдат, а недалеко от них — жилища коменданта и его помощника, военный и продуктовый склады, арсенал. Окружали посёлок насыпной вал, система радаров и башен противоракетной обороны. А на центральном бастионе был водружён флаг, в праздники сменяемый штандартом — жёлтым знаменем с ромейским грифоном посреди полотна.
Чтобы Основатель мог контролировать постройку, для него рядом с защитными стенами поставили небольшой домик, в котором вряд ли стал бы жить кто-то из нынешних дворян: было в нем две комнаты, разделённых маленьким коридором и кухней, а из всех декораций только холст, который обтягивал стены, и нарисованные на входной двери лилии.
Через некоторое время город окружили бревенчатые дома, выстроенные где придется, приземистые и без дворов, выходившие прямо на улицу. Если мимо проходила повозка, то из-за зыбкости почвы стёкла дрожали, и вся утварь подпрыгивала на полках. Впрочем, железной техники мостовые не выдерживали и теперь. Улицы тогда ещё не имели названий, дома были без номеров, так что приезжий не мог отыскать ничего. Всё это, впрочем, простояло недолго и превратилось в угли после одной из первых удачных атак врага.