крепился и держался, слезы потекли по лицу, оставляя грязные разводы на щеках, срываясь в дорожную пыль под ногами, застывая тяжелыми темными лепешками. Одна из таких лепешек вдруг разлетелась грязными комочками, а поверх нее в пыли осталась лежать монета, тускло поблёскивая на дневном свете. Не веря себе, Грошик поднял голову. Сквозь дрожащие в глазах капли он увидел закутанную в темный плащ фигуру с глубоко надвинутым на лицо наголовником. Тяжелые походные сапоги выглядывали из-под накидки, а рука, бросившая толику под нос закручинившемуся зазывале, была одета в полуперчатку из грубой кожи каррорского болотного змея.
– Ну! – сапог нетерпеливо притоптывал, вздымая облачка пыли. – Ты поднимешь монету или мне надо сунуть её тебе под нос? Я слишком долго в пути чтобы кланяться перед каждым чумазым заревой!
–Я не попрошайка, барна! – слезы мальчугана моментально высохли и, хотя обида на подошедшую кипела внутри, Грошик сумел вставить уважительное обращение, распространенное по всей Обители, которым обычно именовали знатных женщин. Кто знает, что у нее на уме – уши еще помнили громадского купчика и последствия обмана.
– Так и это не милостыня, – усмешка чужачки явственно чувствовалась в довольно мелодичном голосе, раздававшимся из-под капюшона,– я, знаешь ли, вообще не подаю маленьким плаксам, к тому же сидящим на зазывальном столбе.
Грошик похолодел от волнения, но все же решил уточнить: – Барна, наверное, ошиблась. До моей кашеварни теперь тяжело добираться, она далеко от пристаней и торговищ, да и с постоем у нас сейчас неважно…, – закончил мальчуган совсем тихо. Он понимал, что возможно рвет все нити, связывающие его с пришлой гостьей, что путей к отступлению никаких, но робко хватался за последние отблески тающей надежды. Краем глаза он видел, как оскалился Блинюк, ждущий своего часа. Он и не вздумал подойти к столбу Грошика, знал гад, что гостья сейчас развернется и направится к нему. Не помешала бы Блинюку и толика, которую чужачка, по всей видимости, не собиралась искать в пыли и забирать обратно.
Но пришлая вела себя более чем странно, на жадно-оценивающий взгляд зазывалы «Рыбного места». Она упорно продолжала стоять рядом с Грошиком, так что пришлось все же сделать несколько шагов в их сторону. Упускать постояльца Блинюк не собирался: у гостьи за спиной стоял мул, запряженный в повозку, а значит, потенциальный постоялец был при деньгах или, по крайней мере, при товаре, коим тоже можно было расплатиться за постой. Однако в его сторону даже не посмотрели – мало того – чужачка с силой встряхнула Грошика за плечо: – Ну. Я долго буду ждать? – и тот, будто глотнув свежего ветра с реки, дрожащим голосом стал произносить первую заповедь кашеварни:
–Я, Грошик из «Сивоусого Сома», принимаю твой дар, и веду тебя на постой, заявляя тем, что у тебя будет крыша над головой, – голос осип и срывался, но Грошик продолжал, – еда, и корм для живности твоей.
Он закончил и сделал робкий шажок в сторону замостков, ведущих к кашеварне Касама, но боязнь того, что все это окажется сном сыграла с ним злую шутку. Непроизвольно он схватился за плащ новой постоялицы, что было делом для зазывалы немыслимым и даже опасным. Сейчас любой конкурент мог закричать, что зазывала Одноухого Касама силком тащит гостя к себе, не давая другим поучаствовать в честном торге. И всё. После такого чужак мог спокойно отказаться от услуг проштрафившегося, а наградная монета разыгрывалась между ближайшими зазывалами и тю-тю-прощай постоялец, даже если и произнесена была первая заповедь. Грошик с ужасом смотрел, как пальцы Блинюка тянутся к забытой на земле монетке, понимая, что исправить он ничего уже не может. Блинюк даже не прокричал нужную фразу, ведь в уме он уже слышал похвалу хозяина, вкушал сытный обед и прятал остатки толики в укромное местечко.
Грошик отпустил край плаща и отвернулся. Оттого он и не увидел, как в воздух взвился кнут, зажатый рукой в полуперчатке, зато услышал свист раздавшегося воздуха и почти сразу захлебывающийся визг. Отпрыгнув от неожиданности в сторону, он, не веря своим глазам, смотрел, как Блинюк, ревя во всю глотку, баюкал на груди посеченную кисть. Несколько доглядчиков из местных прихлебал, поставленных Рыжеблудом смотреть за порядком, направились было к ним, но были остановлены властным жестом гостьи:
–На чужое позарился! – кнутовище указывало на ревущего Блинюка. – Мой зазывала заповедь сказал, под крышу повел, а толику поднять не успел – этот вот крючки свои потянул. На пару шагов не отошли…
Грошик обмер. Мало что пришлая встала за него, она своими словами определила ближайшее будущее соседского зазывалы. Меньшее, что грозило Блинюку—быть нещадно поротым на близлежащей площади, а о большем и подумать было страшно. Доводы Блинюка слушать не будут: обвинил его не другой зазывала и не его хозяин, а гость! Да и стоял зазывала не у своего столба. Прихлебалы переглянулись. Блинюк был им знаком, но и связываться неведомо с кем, да еще и под защитой произнесенной заповеди могло быть себе дороже. Нехотя кивнув, они подхватили покалеченного и направились в сторону «Рыбного места», решив предоставить судьбу зазывалы его хозяину, а осмелевший Грошик уже по-хозяйски ухватил поводья мула и потянул его за собой.
–А это все же забери…– пришлая протянула ему толику, которую успела подхватить, – или ты так богат, что для тебя лишняя монета ничего не значит?
–Прости, барна,– Грошик запихал монетку в небольшой мешочек, висящий на шее. Одновременно он успел украдкой посмотреть на зазванную еще раз. Положа руку на сердце, он бы не стал читать ей заповедь, если бы Касам так не нуждался в постояльцах. Не по душе ему были те, кто прятал свои лица под наголовниками или еще как-нибудь пытался скрыть свой облик. Хотя за время своего зазывальства он успел насмотреться всякого, одни призрачники с гоблинами чего стоили. «Да и вообще…– думал он,– мало ли что у постоялицы с лицом, может болячка вредная наследила или попутчик какой, оставил пару синяков. Вот и прячет,…хотя на такую вряд ли кто руку бы поднял, сразу по локоть могла отхватить. (Вон как она с Блинюком…шрам, поди, останется, если ещё пальцы потом шевелиться будут). А может и просто уродливая, от насмешливых взглядов накидка у нее…»
Мальчуган так увлекся своими думками, что чужачке пришлось повысить голос, привлекая его внимание.
–Эй, зазывала, – гостья требовательно смотрела в его сторону – как дела на вашей пристани? Когда были последние вести из Заречья?
– Какие дела? – Грошик пожал плечами. – Ждём, когда вильет приедет из столицы, тогда может и мост восстановят. Из-за этого приезжих