Но Кристина сильно изменилась после той новогодней ночи. Ее будто подменили. А в какой-то момент я все-таки заметил, как Максим и Кристина смотрят друг на друга: с тоской, с болью, с мучением. Как смотрят на что-то очень желанное, но запретное.
Я заметил, что при виде Максима с Олей, у Кристины глаза наливались слезами. Не каждый раз и не очень явно, но все же я обратил на это внимание, хоть и далеко не сразу. А потом я заметил, как у Максима дергаются желваки на щеках каждый раз, когда я при нем целую Кристину.
Но я отгонял от себя мысли о том, что между ними что-то может быть. Пока однажды у меня не случилось помешательство рассудка, и я не затащил Кристину в какую-то комнату и не стал срывать с нее платье.
Это было ее совершеннолетие. Кристина тогда поступила в Гарвард и собиралась уезжать учиться в Америку. Я понимал, что теряю ее, поэтому каждый день напивался, забивая на школу, подготовку к экзаменам и крики матери о том, что я малолетний алкоголик.
Я очень смутно помню события той ночи, все-таки слишком сильно я был пьян. Но как потом родители восстановили по камерам видеонаблюдения ночного клуба, в котором мы были, я схватил Кристину за руку и повел в отдельные комнаты на минус первом этаже заведения. Затащил ее туда, повалил на кровать и стал срывать с нее платье. К счастью, ничего плохого я с ней сделать не успел, потому что дверь комнаты выбил Максим, снял меня с Кристины и заехал мне кулаком по морде. Он хотел врезать мне еще, но Кристина его остановила.
Родители тогда сразу положили меня в больницу, опасались, что может быть сотрясение. Я не помнил, как и кто меня избил, поэтому родители собирались подавать в суд и запросили у ночного клуба записи с камер. А когда выяснилось, что, во-первых, я чуть не изнасиловал Кристину, а, во-вторых, по морде мне дал именно Максим, а не кто-то посторонний, предки передумали подавать в суд. К тому же на самом деле в той ситуации судить нужно было меня. Ведь я собирался причинить вред Кристине.
Я безумно благодарен Максу за то, что он остановил меня. Ведь если бы я сделал с Кристиной что-то плохое, то никогда бы себе не простил этого. Думаю, я бы просто перерезал себе вены.
Но когда я увидел по записям с камер, как после нашего с Кристиной исчезновения с танцпола, Максим метался по всему клубу в поисках нас, у меня не осталось сомнений в том, что он ее любит. С таким отчаянием могут разыскивать только любимого человека.
Ну а когда меня выписали из больницы, Кристина объявила мне о том, что мы расстаемся. И даже не стала скрывать, что из-за Максима. Так в один день я получил нож в спину от любимой девушки и лучшего друга. На выпускном Макс пытался мне все объяснить и извинялся, но тогда я не мог его простить.
А потом смог — когда она уехала учиться в Гарвард, бросив и Максима, а он попал в сильную аварию, потерял память и в прямом смысле слова забыл Кристину. Мы с Максимом снова стали общаться, потому что учились в одном универе, и в какой-то момент я понял, что Кристина больше не стоит между нами. Ее нет. Она исчезла. Эта девушка стала призраком.
Кристина никогда не приезжала, Максим ее не помнил, и я хотел, чтобы все так и оставалось, хоть и продолжал любить ее. Именно поэтому я не рассказал Максиму о Кристине.
Он снова стал встречаться с нашей одноклассницей Олей, потому что она тоже оказалась с нами в одном универе, и в какой-то момент жизнь наладилась. Никто никогда не говорил о Морозовой, и все были счастливы. И я действительно смог простить Макса. Не знаю, почему. Наверное, потому что она бросила и его, и не приезжала, несмотря на то, что Максим чудом остался жив. Я чувствовал, что мы с ним в одной лодке: оба полюбили одну девушку, и нас обоих она бросила. Лучшие друзья по несчастью.
Но, как потом выяснилось, Кристина не бросала Максима. Это он ставил ей ультиматум и требовал не уезжать. Гордая Кристина, всю жизнь мечтавшая об учебе в Гарварде, естественно, от своей мечты не отказалась и все равно села в самолет. Прилетев в Нью-Йорк, она стала звонить Максиму, но его телефон был выключен, потому что на тот момент смартфон уже сгорел в машине.
А Кристинин отец, знавший об их отношениях, сказал дочке, что Максим поменял номер телефона. Кристина решила, что он тем самым вычеркнул ее из своей жизни, и поэтому не приезжала восемь лет. А когда вернулась домой, узнала, что тогда случилось на самом деле, вот только было уже поздно. Макс и Оля через две недели женились, а сразу после свадьбы Оля забеременела.
И вот теперь женатый Максим ждет ребенка, а Кристина по нему страдает. Ведь выяснилось, что он на самом деле не бросал ее, а в прямом смысле слова забыл.
Чувствую ли я свою вину за то, что восемь лет не рассказывал другу о девушке и тем самым приложил руку к их разлуке? Не знаю. У меня нет ответа на этот вопрос. Но одно я могу сказать точно: моя дружба с Максом все эти восемь лет была искренней. Я действительно простил ему предательство.
Ведь мы не выбираем, кого нам любить. Я знаю, что он слишком долго сопротивлялся своим чувствам к ней именно из-за меня, но так и не смог себя пересилить. Я уверен, что если бы Макс мог себе приказать, то он бы не полюбил ее. Да и я бы не полюбил, если бы мог приказать. Но мы оба с ним не могли. И в итоге имеем то, что имеем: лучшие друзья, любящие одну девушку.
Я завожу мотор и еду в свою серую и безнадежную жизнь. Я знаю, что она будет такой, какой была все эти восемь с половиной лет без Кристины. Хотя нет. Теперь она будет даже хуже. Ведь сегодня я провел с ней ночь, чего в школе между нами не было. Ее первым мужчиной стал Максим, а не я.
Что меня теперь ждет? Да то же, что и всегда. Бутылка виски и одноразовые девушки. Те самые, что пачками тусуются в клубах в поисках кого-то, кто заплатит за их коктейль. Они всегда в коротких платьях, на шпильках, с отштукатуренным лицом и с шеллаком на ногтях. В них нет глубины, в них нет души. Они не цепляют. С ними даже не всегда интересно трахаться, я уже молчу о том, чтобы о чем-то с ними говорить.
Да пошло оно все в задницу. Хочу напиться и сдохнуть.
Глава 3. Безнадега
Пятничный рабочий день близится к концу, а значит, самое время подумать о том, как весело и беззаботно провести сегодняшний вечер. В последний месяц на работе большая загрузка, так что приходилось работать даже по выходным. В связи с этим московские бары очень сильно по мне соскучились.
— Егор Владимирович, — раздается из рабочего телефона сладкий голосок моей новой двадцатилетней секретарши. — Наталья Викторовна сказала, что на конференцию в Вене должны лететь вы.
Наталья Викторовна Слащева — вице-президент по маркетингу и коммуникациям в нашем дочернем подразделении австрийского банка. Она же моя начальница. Грозная, но справедливая, женщина без возраста. Если нормально выполнять свою работу, то проблем с ней не возникнет. У меня все четыре года работы в должности директора по маркетингу это получается.
— Хорошо, Катя. Когда?
— Ой, я забыла спросить. Сейчас свяжусь с ее секретарем. Извините.
Катя отключается от звонка, а я только закатываю глаза. Очередная малолетняя дура, мечтающая о карьере через постель, но не умеющая нормально выполнять свои обязанности. Это уже моя третья секретарша за год. После того, как моя нормальная помощница — 60-летняя Лидия Ивановна — ушла на пенсию, отдел кадров почему-то присылает мне именно таких молодых куриц. Я, конечно, люблю двадцатилетних симпатичных девушек, но не когда они мои подчиненные и не умеют выполнять свою работу.
Через десять минут блондинка снова на проводе.
— Егор Владимирович, конференция в следующую пятницу в 10 утра.
Отлично. Я люблю Вену, по этому городу можно гулять бесконечно. Я уже много раз там был за все время работы в российской «дочке» австрийского банка, но все равно каждый раз в столице Австрии — как первый.
— Катя, возьмите мне билет в Вену на следующий четверг на раннее утро, а назад на вечер воскресенья.