Читать интересную книгу У дороги - Герман Банг

Бай любил хорошо поесть и часто привозил из Ольборга дорогие вина. Он немного раздобрел и обленился — большую часть работы выполнял за него помощник. «Лейтенанта» он разыгрывал теперь только за порогом дома.

В городе он прижил ребенка.

— Черт возьми, — объяснял он холостяку Кьеру. — Даром я, что ли, старый кавалерист… А девчонка была веселая, как воробушек…

Попав в беду, девчонка переехала в Ольборг. Ребенка отдали на воспитание в деревню.

Так проходило время.

Теперь Катинка уже не читала так много, как в юности. Ведь книги — это один только вымысел.

В ящике своего секретера фру Бай хранила большую шкатулку, а в ней засохшие цветы, ленточки и разные кисейные финтифлюшки с девизами из золотой фольги. Память о клубных котильонах и о «последнем абонементе», когда в павильоне устраивались танцы.

Зимними вечерами она часто перебирала содержимое шкатулки и снова складывала все по порядку, вспоминая, кто дал ей этот девиз, а кто этот.

Припомнив все до одного имена кавалеров, она записывала их на обороте котильонных орденов.

Бай сидел у стола, попивая грог.

— Старая рухлядь, — говорил он.

— Пусть лежит, Бай, — отзывалась она. — Раз уж я навела порядок.

И она продолжала записывать имена котильонных партнеров.

Иногда она перечитывала стихи, которые давным-давно переписала в свой альбом.

В верхнем отделении секретера хранилось столовое серебро, а в ящике под ним лежала ее свадебная фата и увядший венок из миртов.

Эти вещи она тоже вынимала, расправляла их и убирала обратно.

Она могла часами сидеть над выдвинутым ящиком, по привычке праздно опустив руки.

И только изредка тихонько поглаживала фату…

Подвенечная фата уже совсем пожелтела.

Да ведь и времени с тех пор прошло немало. Целых десять лет…

Да — теперь уже и старость не за горами. Ей исполнилось тридцать два.

…Супругов Бай в округе любили. Приветливые, гостеприимные люди, — стоит кому-нибудь из знакомых заглянуть на станцию — и на плите уже кипит кофейник.

Бай был человек компанейский и дела содержал в порядке, хотя и не проявлял особого служебного рвения.

Фру Бай была, правда, немного молчалива, но на ее кроткое лицо было приятно смотреть. Когда у Бая затевался большой ломбер, она казалась среди местных дам девочкой.

— Жаль только, что детей у них нет, — говорила фру Линде, когда они вдвоем с пастором плелись вечером от Баев домой. — Люди состоятельные, средств у них хватило бы. Стыд и срам, что живут они одни-одинешеньки…

— Господь дарует жизнь по неизреченной милости своей, матушка, — говорил пастор.

— Да свершится воля его, — отвечала пасторша. У самих Линде было десять детей.

Семерых Господь прибрал в младенчестве. Когда старому пастору приходилось хоронить детей, он всегда вспоминал своих семерых покойников.

Фру Бай перестала играть. Она сидела и думала, что надо бы встать и зажечь лампу. Но потом крикнула служанке, чтобы та принесла лампу, а сама продолжала сидеть у фортепиано.

Мария внесла зажженную лампу. Расстелила скатерть и накрыла стол к чаю.

— Который час? — спросила фру Бай.

— Вот-вот придет восьмичасовой, — ответила Мария.

— А мне и невдомек…

Фру Бай закуталась потеплее и вышла.

— Что поезд? — спросила она в конторе.

— Прибудет с минуты на минуту, — ответил Бай. Он стоял у телеграфного аппарата.

— Телеграмма?

— Да…

— Кому?

— В поселок…

— Что ж, Ане доставит…

Фру Бай вышла на платформу. Она любила смотреть, как в сумерках приходят и уходят поезда.

Сначала далекий, далекий гул, потом грохот, когда поезд катит через мост, а впереди бежит сноп света, и, наконец, тяжелая, колышущаяся масса выползает из темноты и превращается в вагоны, — поезд останавливается, и она видит кондукторов, почтовый вагон и светлые купе…

И вот он снова ушел, и грохот замер вдали, и кругом снова тишина, еще более глухая, чем прежде.

Стрелочник потушил фонари, сначала на платформе, потом над дверью вокзала.

Теперь светились только два окна — две лунные дорожки в непроглядной тьме.

Фру Бай вошла в дом.

Подали чай, потом Бай обыкновенно читал газеты и пил грог — когда стакан, а когда и два. Бай читал только правительственные газеты. Сам он выписывал «Нашональтиденде» и еще читал «Дагблад», которую получал Кьер.

Если оппозиции «давали по зубам», Бай стучал по столу кулаком так, что стаканы звенели. Некоторые фразы он читал вслух и хохотал.

Фру Бай слушала молча. Политика ее не интересовала. К тому лее по вечерам ее неудержимо клонило в сон.

— Ну, пожалуй, пора, — сказал Бай.

Он встал и зажег ручной фонарь. Бай по вечерам делал обход, проверяя, все ли заперто и переведена ли стрелка для ночного поезда.

— Ты можешь ложиться, Мария, — сказала фру Бай с порога кухни. Дремавшая на стуле Мария проснулась.

— Спокойной ночи, фру, — сказала она спросонья.

— Спокойной ночи.

В гостиной фру Бай сняла с подоконника цветы и поставила их на пол. По ночам они так и стояли в ряд на полу. Возвратился Бай.

— Ночью похолодает, — сказал он.

— Я уже думала… насчет роз. Я сегодня осматривала кусты.

— Да, — сказал Бай, — пора их укрывать.

Бай прошел в спальню и начал раздеваться. Дверь была распахнута настежь.

Бай любил долго слоняться вечерами по комнатам — из спальни в гостиную и обратно — в полном неглиже.

— У-у, слониха! — сказал он. В каморке на чердаке слышались тяжелые шаги Марии.

Фру Бай накрыла мебель белыми чехлами и заперла дверь в контору.

— Можно тушить? — спросила она. И потушила лампу. Она вошла в спальню, села перед зеркалом и распустила волосы.

Бай стоял в одних кальсонах. Он попросил дать ему ножницы.

— Черт побери, до чего же ты отощала, — сказал он. Катинка набросила на плечи пеньюар.

Бай улегся в постель и продолжал болтать. Она отвечала, как всегда, неторопливо — перед каждым ее ответом возникала маленькая пауза.

Оба помолчали.

— Гм, правда, приятный человек — а?

— Как будто…

— А что сказала Агнес Линде?

— Да тоже, что очень приятный человек.

— Гм. Ох, и язычок у этой девицы… Кстати, надо бы узнать, черт возьми, играет ли он в ломбер…

И Бай уснул.

Во сне Бай громко храпел.

Теперь фру Бай уже привыкла к его храпу.

Она еще немного посидела перед зеркалом. Потом сняла пеньюар и посмотрела в зеркало на свою шею.

И вправду она похудела.

Должно быть, с тех пор, как весной к ней привязался этот кашель.

Фру Бай потушила свечи и легла в постель рядом с господином Баем.

Дни стали короткими.

То зарядит дождь, то мокрый снег. И все время — пасмурно и промозгло. Даже лучшие ученицы фрекен Иенсен приходили на занятия в деревянных башмаках.

Платформа на станции превратилась в огромную лужу. По ней плыли последние листья с живой изгороди, окружавшей сад. С паровозов и вагонов стекала вода, кондукторы сновали по перрону в мокрых плащах. Малыш-Бентсен носился с почтовыми мешками под раскрытым зонтом.

Подводы с семенами из усадьбы Кьера были затянуты брезентом, кучера сидели в плащах.

С первой подводой приехал сам управляющий Хус. Ему надо было выправить документы по оплате доставки и пошлины.

— Гляди-ка, приехали от Кьера, — сказал Бай жене.

Управляющий Хус имел обыкновение заходить на полчасика к супругам Бай, он снимал свой плащ и подкреплялся чашечкой кофе.

Пока фру Бай накрывала на стол, Хус и работники хлопотали на платформе и грузили мешки в товарный вагон. Катинка смотрела, как они снуют под окнами. Они казались великанами в своих дождевиках.

Служанка Мария питала слабость к Хусу. Хлопоча по хозяйству, она без умолку говорила о нем.

Она не могла им нахвалиться. И кончала всегда одним:

— И уж такой у него голос…

У Хуса был мягкий, задушевный голос, но никто не мог понять, чем он пленил Марию.

Покончив с делами, Хус заходил выпить кофе. В доме было тепло, уютно, пахло комнатными растениями, которые еще цвели на окне.

— Нет уж, что верно, то верно, — говорил Хус, потирая руки. — Славно в доме у фру Бай.

Хус и сам вносил уют в дом. От него веяло какой-то тихой умиротворенностью. Он был немногословен и редко что-нибудь рассказывал. Но зато он охотно поддерживал разговор о разных житейских мелочах и всегда был веселый, ровный. От одного его присутствия становилось хороню на душе.

Прибывал товарный поезд, Бай выходил его встречать.

С уходом Бая ничего не менялось. Оставшись вдвоем, фру Бай и Хус продолжали разговаривать или сидели молча. Она глядела в окно и смеялась над Баем, который бегал по платформе под дождем.

Хус осматривал Катинкины цветы и давал советы, как за ними ухаживать. Катинка стояла рядом с ним, они вместе разглядывали растения. Он знал все о каждом — будет ли оно цвести или отдыхать и что с каким надо делать.