— О, мы знаем, — отвечала вдова. — Мы знаем, что у нас есть друзья. — Она была растрогана и раздавала поцелуи направо и налево.
— Ах, — говорила она, — я еду навстречу утрате… Поезд прибыл.
— Ну же, милая фру, — сказал Бай. — Пора.
— Ах… моя Луиса. Берегите ее… Бай уже затолкал вдову в купе…
— До свидания, фру Линде… до свидания… Луиса вскочила на подножку — «поцеловаться»…
— Последний раз, — говорила она.
— Луиса, — кричала вдова. Поезд тронулся.
Бай подхватил на руки Луису, «мою единственную»…
И все кивали и махали, пока поезд не скрылся из глаз.
Пастор Линде с домочадцами и мельничиха с дочерью шли по дороге к дому.
Луисе-Старшенькой зачем-то понадобилось заглянуть в почтовый ящик, и она ворвалась впереди Бая в контору. Их громкий хохот разносился по всей платформе.
Старушка Иенсен понуро прислонилась к столбу семафора. Стрелочник Петер унес с платформы бидоны с молоком и перевел стрелку. А фрекен Иенсен все еще стояла одна-одинешенька, прислонившись к столбу.
…Пастор с Женой и дочерью вернулись домой.
Старый пастор сидел в гостиной с Агнес, пока матушка заваривала чай.
Было сумеречно. Пастор едва различал фигуру дочери, сидевшей за фортепиано.
— Спой что-нибудь, — попросил он.
Пальцы Агнес медленно прошлись вверх и вниз по клави-атуре. И своим низким грудным голосом она негромко запела песню о Марианне:
Здесь, под камнем, схоронили,Нашу МарианнуХодят девушки к могилеБедной Марианны.
В темной комнате стало тихо.
Старый пастор дремал, сложив руки на коленях.