Застыв над Долгою-рекою:
Над миром света власть и тьмы.
Покой во всем и нет покоя!
Памяти отца
Под утро на солнце блистает
За ночь не растаявший лед.
Последняя ласточек стая
Готова в прощальный полет.
В лесном ленинградском починке,
Где слажен родительский дом,
Заочно справляют поминки,
Привычным живя чередом.
Усопший, ушедший, убитый?
Что делать, хоть плач, хоть не плачь,
На вешалке старой забытый
Синеет покойного плащ.
Калина кровавой рукою,
Запа?лит свечу за окном,
И чайкой над Долгой-рекою
Уносится память о нем.
А где-то в московской портьере
Запутался солнечный луч,
Скрипят приоткрытые двери —
Не нужен покойному ключ.
Пылится с закладкою книга,
На фото печаль в пол-лица,
И давит на плечи верига
Грехов и заветов отца.
При жизни своей непутевой
Он был бескорыстен и прост
И внукам своим двухметровый
Почти заповедовал рост.
Мне ночью неладное снится.
Мне жизнь начинать, как с листа.
И тянется в небо, как птица,
Процветшее древо креста.
Осеннее «прости»
Осенних бабочек полет,
Осенняя ночи подсветка…
По небу полночью плывет
Большой Медведицы виньетка.
В предощущенье этих мест
Я исписал полста тетрадей.
(В них реквием и манифест
Любви забытой, новой ради.)
И не скрывал незваных слез,
Которые в глазах застыли,
Когда проснулся средь берез
Вдали от ленинградской пыли.
На речке Долгой, что бежит
И где-то там впадает в Лугу,
Нас в небе коршун сторожит
И в струях ходит язь по кругу.
Мы с другом, верным мне, вдвоем
Опять над рифмами колдуем.
Спирт неразбавленный допьем,
Свечу последнюю задуем.
Шумят за речкой дерева,
Их листодер сердясь листает,
А в печке щелкают дрова,
Но горница твоя пустая.
И будет таять снег в горсти
Осенним зазимком постылым.
Печаль моя, прошу, прости
За все, что не было и было!
Реквием
Поэта срезали свинцовые глаза,
Чтоб он упал на землю изумленно.
Он падал, а весенняя гроза
Играла марш на бубне небосклона.
Звенел апрель созвездьем зорь и вьюг.
Гремело небо траурным мотивом.
С бессильным взмахом исхудалых рук
Плыл человек в движенье некрасивом.
А та, к которой он дойти не смог
Всего лишь два иль три коротких шага,
Растаяла, как утренний дымок,
Забыв любви заветную присягу.
Как долго собирался туч нарыв
На землю первым ливнем хлынуть
в раже.
Она ушла, его приговорив на смерть,
Вослед не обернувшись даже.
И стук шагов был слышен на квартал,
А может быть, на целую планету,
Когда он имя горькое шептал
Перед концом,
как свойственно поэту.
Метели мая
Декабрь в Ленинграде
Над пропастью Нового года
Невольно стихают шаги.
По стеклам сечет непогода.
Хватают за полу долги.
Сверлит пустоту полустанка,
Гремя про былые дела,
Состава консервная банка,
Не «Красная…» и не «…стрела».
Стрела Петропавловки шпиля
Осталась в декабрьском сне,
Где белые хлопья кружили
И дыбился конь Фальконе,
Где шепот взволнованный женский
Ожег поцелуями рот,
Где тенью стоял Оболенский
В каре взбунтовавшихся рот.
Литья антикварного прутья
Из голой брусчатки растут.
Наверное, Гришка Распутин
Когда-то прохаживал тут.
И пахла навозом и квасом,
Застыла веков старина —
И страшного судного часа
Ждала в полудреме страна.
От пропасти Нового года
Невольно попячусь назад.
Что там обещает погода?
Неужто зимою – гроза?!
Неужто ни в снах, ни в подпитье
Забвенья не встречу нигде?..
И чудится айсбергом Питер
На масляной Невской воде.
* * *
Май жестокий…
А. Блок
Когда наступает с душою разлад
И шрамы на теле,
Как часто метели метут невпопад,
Как часты метели.
И падает Радониц снег на гранит,
Растущий из тверди.
И ангел-хранитель уже не хранит
От скорби, от смерти.
Темна в облаках неживая вода,
Глубо’ка трясина.
И к отчему дому тропа не видна
Для блудного сына.
На склоне змеей ускользнувшего дня
Лукавый проснулся…
И ты отвернулась тогда от меня.
И Бог отвернулся.
* * *
Какое лето отстояло!
Какая осень отгорела!
Вот-вот снега, как одеяло,
Падут, настанет белым-бело.
И станет память, словно заметь
И павшая потом пороша.
И ничего нельзя исправить,
Итоги прошлого тревожа.
Я разгадал твои загадки,
Я разрешил свои вопросы.
Осенних волн стальные складки
Ломали берега откосы.
И будет пепел над кострами,
Да первый лед в провале следа,
И воск свечи, что в древнем храме
Растаял в жаркий полдень лета,
И серп моста над перекатом,
Колодца рубленого чаша,
А в нем вода, незримым ядом
Отравлена, как встреча наша.
И никнут ветви краснотала.
И рвутся в небо сосен стрелы.
Какие лето отстояло!
Какая осень отгорела!
Реквием жаркому лету
Мне лето в этот год не удалось.
Я ждал его, как утренней побудки.
Я брел к нему, простуженный насквозь —
Со Сретенья итожа дни и сутки.
Шел червень в разноцветье буйных трав,
Варился туч кисель из голубики;
Бесстыдное, подол листвы задрав,
Хмелело лето, солнечные блики
Пятнашками носились по воде.
На Тихона затихнул птичий гомон.
Хлеб выспевал на теплой борозде.
Был окоем распарен и огромен.
Гремели грозы, солнце жаром жгло,
Спалив лугов зеленую заплату.
А время шло… И вовремя пришло
К осеннему Андрею Стратилату.
Шла осень в караванах журавлей
И в криках лебединого изгона.
Над зябью перепаханных полей
Висела мглы свинцовая истома.
На перекрестье всех лесных дорог
Горел листвы чахоточный румянец.
Вставал октябрь – целителен и строг,
И благостен, как Радонежский старец.
Я предъявляю лету полный счет
За все, что не сбылось и не сложилось:
За то, что солнце больше не печет,
За то, что стынет кровь
За то, что был застигнут на беду
Холодной лаской позднего привета…
Любимая, ты слышишь, я уйду.
Но, видит Бог, опять вернется лето!
в прокисших жилах,
За то, что был застигнут на беду
Холодной лаской позднего привета…
Любимая, ты слышишь, я уйду.
Но, видит Бог, опять вернется лето!
Осенняя женщина
Светает. В овраге промокла заря.
Чернеет бессонная ночь за плечами.
Осенняя женщина – дар сентября,
Оборванной гроздью лежит на топчане.
Осенняя женщина, вереска цвет
Пришелся как раз на любви именины.
Я снова с тобой покупаю билет
Один на двоих – в никуда, в осенины,
Гремящие жестью опавшей листвы,
Усталых древес, промотавших
наследство.
И нам не уйти от недоброй молвы,
Не скрыть беспокойное пальцев
соседство.
Антоновкой пахнут пустые сады.
Печально кружит лебединая стая.
На ангельских крыльях прозрачной
слюды
Осенняя женщина в небо взлетает.
Осенние женщины, кто вас поймет?
Кому по плечу непростая награда?
И будет охота с борзыми и влет
На женщин окраса осеннего сада.
И будут звучать средь осенних страстей,
От грусти Успенья до свадеб Покрова,
Прощальные оклики диких гусей,
Как поздней любви заповедное слово.
* * *
Сыплет небо черными грачами,
А березы – желтою листвой.
Ты мне снишься долгими ночами
В кружеве дождя над мостовой.
Незабытый облик чист и светел.
Прядь волос упала на висок.
Что ж еще? Сентябрь на целом свете
Догорает, нежен и высок.
На закат несутся птичьи стаи.
Косяки тревожат глубину.
Белы сне?ги, словно горностаи,
Запорошат нашу старину.
А потом над этой стариною
Первопутьем ляжет ломкий лед.
И без слов, с поникшею спиною
Осень, словно женщина, уйдет