Читать интересную книгу Несчастная - Иван Тургенев

не то что иные (Виктор произнес это последнее слово с особенным ударением). А деньжищев у него много, я знаю. Со мной Лазаря петь нечего, меня не проведешь. Шалишь! Руки-то себе нагрел тоже... ловко!

Фустов искоса глянул на Виктора.

- Пожалуй,- начал он,- я скажу вашему батюшке. А то, если хотите, я могу... пока... небольшую сумму...

1 Младший (лат.).

- Нет, что ж? Уж лучше старика умаслить... Впрочем,- прибавил Виктор, почесав себе нос всею пятерней,- дайте, коли можете, рублей двадцать пять... Сколько бишь я вам должен?

- Вы у меня восемьдесят пять рублей заняли.

- Да... Ну это, стало, выйдет... всего сто десять рублей. Я вам отдам все разом.

Фустов вышел в другую комнату, вынес двадцатипятирублевую бумажку и молча подал ее Виктору. Тот взял ее, зевнул во все горло, не закрывая рта, промычал: "Спасибо!"-и, поеживаясь и потягиваясь, приподнялся с дивана.

- Фу! однако... что-то скучно,- пробормотал он,- пойти разве в Италию.

Он направился к двери.

Фустов посмотрел ему вслед. Казалось, он боролся сам с собой.

- О какой вы это пенсии сейчас упомянули, Виктор Ива-ныч?- спросил он наконец.

Виктор остановился на пороге и надел фуражку.

- А вы не знаете? Сусанны Ивановны пенсии... Она ее получает. Прелюбопытный, доложу вам, анекдот! Я когда-нибудь вам расскажу. Дела, батюшка, дела! А вы старца-то, старца не забудьте, пожалуйста. Кожа у него, конечно, толстая, немецкая, да еще с русской выделкой, а все пронять можно. Только чтоб Элеонорки, мачехи моей, при этом не было! Папашка ее боится, она все своим прочит. Ну, да вы сами дипломат! Прощайте!

- Экая, однако, дрянь этот мальчишка! - воскликнул Фустов, как только захлопнулась дверь,

Лицо у него горело как в огне, и он от меня отворачивался. Я не стал его расспрашивать и вскоре удалился. XII

Весь тот день я провел в размышлениях о Фустове, о Сусанне, об ее родственниках; мне смутно чудилось нечто похожее на семейную драму. Сколько я мог судить, мой приятель был неравнодушен к Сусанне. Но она? Любила ли она его? Отчего она казалась такою несчастною? И вообще что она была за существо? Эти вопросы беспрестанно приходили мне на ум. Темное, но сильное чувство говорило мне, что за разрешением их не следовало обращаться к Фустову. Кончилось тем, что я на следующий день отправился один в дом к г. Ратчу.

Мне стало вдруг очень совестно и неловко, как только я очутился в маленькой темной передней. "Она и не покажется, пожалуй,-- мелькнуло у меня в голове,- придется сидеть с гнусным ветераном и с его кухаркой-женой... Да и наконец, если даже она появится, что же из этого? Она и разговаривать не станет... Уж больно неласково обошлась она со мной намедни. Зачем же я

пришел?" Пока я все это соображал, казачок побежал доложить обо мне, и в соседней комнате, после двух или трех недоумевающих: "Кто такое? Кто, ты говоришь?"-послышалось тяжелое шарканье туфель, дверь слегка растворилась, и в щели между обеими половинками выставилось лицо Ивана Демьяныча, лицо взъерошенное и угрюмое. Оно уставилось на меня и не тотчас изменило свое выражение... Видно, г. Ратч не сразу узнал меня, но вдруг щеки его округлились, глаза сузились и из раскрывшегося рта, вместе с хохотом, вырвалось восклицание:

- А, батюшка, почтеннейший! Это вы? Милости просим! Я последовал за ним тем неохотнее, что, мне казалось, этот приветливый, веселый г. Ратч внутренне посылает меня к черту. Однако делать было нечего. Он привел меня в гостиную, и что же! в гостиной сидела Сусанна перед столом за приходо-расходной книгой. Она глянула на меня своими сумрачными глазами и чуть-чуть прикусила ногти пальцев на левой руке... такая у ней была привычка, я заметил, привычка, свойственная нервическим людям. Кроме ее, в комнате никого не было.

- Вот, сударь,- начал г. Ратч и ударил себя по ляжке,- в каких занятиях вы нас с Сусанной Ивановной застали: счетами занимаемся. Супруга моя в "арихметике" не сильна, а я, признаться, глаза свои берегу. Без очков не могу читать, что прикажете делать? Пускай же молодежь потрудится, ха-ха! Порядок требует. Впрочем, дело не к спеху... Спешить, смешить, блох ловить, ха-ха!

Сусанна закрыла книгу и хотела удалиться.

- Постой, однако, постой,- заговорил г. Ратч.- Что за беда, что не в туалете... (На Сусанне было очень старенькое, почти детское платьице с короткими рукавчиками.) Дорогой гость не взыщет, а мне бы только позапрошлую неделю очистить... Вы позволите? - обратился он ко мне.- Мы ведь с вами не на церемониалах!

- Сделайте одолжение, не стесняйтесь,-воскликнул я.

- То-то, мой батюшка почтеннейший; вам самим известно:

покойный государь Алексей Михайлович Романов говаривал:

"Делу время, а потехе минуту!" А мы самому делу одну минуту посвятим... ха-ха! Какие же это тринадцать рублей тридцать копеек? - прибавил он вполголоса, повернувшись ко мне спиной.

- Виктор взял у Элеоноры Карповны; он сказал, что вы ему разрешили,-отвечала также вполголоса Сусанна.

- Сказал... сказал... разрешил...- проворчал Иван Демья-ныч.- Кажется, я тут сам налицо. Спросить бы могли. А те семнадцать рублей кому пошли?

- Мебельщику.

- Да... мебельщику. Это за что же?

- По счету.

- По счету. Покажь-ка! - Он вырвал у Сусанны книгу и, насадив на нос круглые очки в серебряной оправе, стал водить

пальцем по строкам.-Мебельщику... мебельщику... Вам бы лишь бы деньги из дому вон! Вы рады!.. Wie die Croaten!' По счету! А впрочем,- прибавил он громко и снова поворотился ко мне лицом и очки с носу сдернул,- что же это я, в самом деле! Этими дрязгами можно и после заняться. Сусанна Ивановна, извольте-ка оттащить на место эту бухгалтерию, да пожалуйте к нам обратно и восхитите слух сего любезного посетителя вашим мусикийским орудием, сиречь фортепианною игрой... А? Сусанна отвернула голову.

- Я бы очень был счастлив,- поспешно промолвил я,- очень было бы мне приятно послушать игру Сусанны Ивановны. Но я ни за что в свете не желал бы беспокоить...

- Какое беспокойство, что вы! Ну-с, Сусанна Ивановна, eins, zwei, drei!2

Сусанна ничего не отвечала и вышла вон. XIII

Я не ожидал, что она вернется; но она скоро появилась снова:

даже платья не переменила и, присев в угол, раза два внимательно посмотрела на меня. Почувствовала ли она в моем обращении с нею то невольное, мне самому неизъяснимое уважение, которое, больше чем любопытство, больше даже чем участие, она во мне возбуждала, находилась ли она в тот день в смягченном расположении духа, только она вдруг подошла к фортепиано и, нерешительно положив руку на клавиши и склонив немного голову через плечо назад ко мне, спросила меня, что я хочу, чтоб она сыграла? Я не успел еще ответить, как она уже села, достала ноты, торопливо их развернула и начала играть. Я с детства любил музыку, но в то время я еще плохо понимал ее, мало был знаком с произведениями великих мастеров, и если бы г. Ратч не проворчал с некоторым неудовольствием: "Aha! wieder dieser Beethoven!" 3, я бы не догадался, что именно выбрала Сусанна. Это была, как я потом узнал, знаменитая Ф-мольная соната, opus 57. Игра Сусанны меня поразила несказанно: я не ожидал такой силы, такого огня, такого смелого размаха. С самых первых тактов стремительно-страстного allegro, начала сонаты, я почувствовал то оцепенение, тот холод и сладкий ужас восторга, которые мгновенно охватывают душу, когда в нее неожиданным налетом вторгается красота. Я не пошевельнулся ни одним членом до самого конца;

я все хотел и не смел вздохнуть. Мне пришлось сидеть сзади Сусанны, ее лица я не мог видеть; я видел только, как ее темные длинные волосы изредка прыгали и бились по плечам, как порывисто

1 Как кроаты! (нем.)

2 Раз, два три! (нем.)

8 Ax! опять этот Бетховен! (нем.)

покачивался ее стан и как ее тонкие руки и обнаженные локти двигались быстро и несколько угловато. Последние отзвучия замерли. Я вздохнул наконец. Сусанна продолжала сидеть перед фортепиано.

- Ja, ja,- заметил г. Ратч, который, впрочем, тоже слушал внимательно,romantische Musik!' Это нынче в моде. Только зачем нечисто играть! Э? Пальчиком по двум нотам разом -зачем? Э? То-то; нам все поскорей хочется, поскорей. Этак горячей выходит. Э? Блины горячие! - задребезжал он, как разносчик.

Сусанна слегка обратилась к г. Ратчу; я увидел лицо ее в профиль. Тонкая бровь высоко поднялась над опущенной ве-кой, неровный румянец разлился по щеке, маленькое ухо рдело под закинутым локоном.

- Я всех лучших виртуозов самолично слышал,- продолжал г. Ратч, внезапно нахмурившись,- и все они перед покойным Фильдом-тьфу! Нуль! зеро!! Das war ein Keri! Und ein so reines Spiel!2 И композиции его - самые прекрасные! А все эти новые "тлу-ту-ту" да "тра-та-та", это, я полагаю, больше для школяров писано. Da braucht man keine Delicatesse!3 Хлопай по клавишам как попало... Не беда! Что-нибудь выйдет! Janitscha-ren-Musik!1 Пхе! (Иван Демьяныч утер себе лоб платком.) Впрочем, я это говорю не на ваш счет, Сусанна Ивановна; вы играли хорошо и моими замечаниями не должны обижаться.

- У всякого свой вкус,- тихим голосом заговорила Сусанна, и губы ее задрожали,- а ваши замечанья, Иван Демьяныч, вы знаете, меня обидеть не могут.