Читать интересную книгу Песнь войны (СИ) - Карпов Илья Витальевич

— Этот остроухий, — с жаром говорил юноша, — стоит семерых ваших бойцов, а эльфов он ненавидит так же сильно, как и вы.

Лорд Раурлинг, суровый и коренастый человек в годах, на слово верить не привык, а потому предложил простое испытание. «Разумеется, сказал он, в одиночку с семью бойцами в рукопашной битве не справится никто, спишу твои слова на юношеский запал. Но если он хоть в половину так хорош, как ты о нём говоришь, пускай докажет на деле.»

Хранитель клинка вызвал в тренировочный дворик двух сержантов замковой стражи, выставил их против эльфа и велел сильно его не калечить. Им выдали деревянные мечи, таким же образом было сказано вооружиться эльфу. Сержанты захохотали в голос, когда Драм взял в руки сразу два коротких меча и встал в смешную для них стойку, сказав «нападайте». Немало повидавший на своём веку хранитель клинка же лишь улыбнулся в усы, с интересом ожидая, что будет дальше.

Бой продлился недолго. Не прошло и полминуты, как оба сержанта оказались на земле с обескураженным видом. Лорд Раурлинг усмехнулся и велел обоим вооружиться копьями, предложив эльфу выбрать оружие самому, но тот предпочёл остаться с деревянными мечами в руках. Результат повторился почти в точности: воины просто не поспевали за молниеносными движениями эльфа. Тогда хранитель спросил Драма, готов ли он повторить всё это с настоящим оружием? Тот ответил согласием, но только попросил оставить ему деревянные мечи, потому как он не хочет покалечить славных воинов Энгатара раньше, чем до них доберутся эльфы. Услышав это, сержанты побагровели от гнева и отправились в арсенал, вернувшись вскоре с настоящими стальными мечами. Эта схватка продолжалась чуть дольше и закончилась тем, что один из воинов стонал на земле, схватившись за живот, а второго Драм обезоружил и прижал деревянный меч к его горлу.

— Этого достаточно? — спросил Драм, взглянув на хранителя клинка.

— Для меня было довольно уже того, что тебе хватило смелости прийти сюда, будучи тёмным эльфом, — усмехнулся лорд Раурлинг, — но я рад, что в тебе есть ещё кое-что, кроме безрассудной смелости.

Сказав это, Хранитель клинка отправил сержантов прочь.

Риенне как женщине он мог предложить только службу в полевом лазарете, но она была согласна и на это, лишь бы быть рядом с остальными и приносить пользу. С Дунгаром хранитель клинка долго разговаривал наедине, после чего сообщил, что будет советоваться со старым гномом по поводу тонкостей войны с эльфами. Таким образом, все четверо оказались при деле.

Дэйн Кавигер был рад, что хоть этот вопрос разрешился благополучно и быстро, чего не скажешь о проблеме с королём, который всё больше и больше превращался в безвольную куклу, которую то приводили и усаживали на трон, то уводили обратно в покои. И каждый вечер к нему неизменно наведывался патриарх. Даже менее смышлёный человек, чем Кавигер, рано или поздно заподозрил бы связь между этими событиями.

Паранойя Эдвальда росла незаметно. Ещё полгода назад он стал вдруг недоверчивым и угрюмым, стал жаловаться на слабость и головные боли. Тогда лекари в один голос винили дурную погоду и наступающие зимние холода, советовали утеплить покои и пить какой-то травяной отвар для спокойного сна. С течением времени недоверчивость смешивалась с нарастающей пугливостью: после захода солнца король покидал покои только в сопровождении пары гвардейцев, причём позже их число выросло до четырёх. Далее Эдвальд повелел усилить охрану замка. Он всё реже появлялся в тронном зале с женой, а вскоре приказал и вовсе унести оттуда малый трон, где обычно сидела королева. После выяснилось, что его величество всё реже делит с супругой ложе, что немало беспокоило лордов королевства. Страна едва оправилась от последствий гражданской войны, а без наследника мужского пола пожар может разгореться вновь.

Король нанял второго дегустатора, причём им было велено пробовать вообще всю еду, что приносилась из кухни для королевской трапезы. Монарх зачастую не был удовлетворён одной проверкой и заставлял пробовать еду снова и снова, пока от блюда не оставались уж совсем скромные по королевским меркам крохи. Стоит ли говорить, что оба дегустатора ничуть не возражали и очень быстро раздались вширь настолько, что едва проходили в двери трапезной. Эдвальд всё чаще принимал пищу один, но изредка всё-таки требовал устроить ужин с женой и дочерью.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Спасибо епископу Велерену, — говорил король после молитвы, — что не даёт мне забыть о святой традиции семейной трапезы.

Впрочем, в последние недели, как было известно Дэйну, вечерние трапезы его величества проходили лишь в обществе патриарха Велерена, что ещё больше добавляло подозрительности.

Разумеется, в одиночку всё это узнать командующий гвардией бы не смог. На его счастье, опасения о состоянии короля разделял верховный казначей Явос Таммарен. Имевший репутацию сухого и беспристрастного человека, которого волнует лишь королевская казна, он, тем не менее, чутко следил за всем, что происходит в городе и при дворе, имея информаторов среди самых разных людей: от прислуги и замковой стражи до городских бездомных и беспризорников. Как ему при всём этом удавалось ещё и управляться со своими делами, для Дэйна оставалось загадкой.

Войны, неурожаи и скудные представления его величества об управлении финансами за семь лет дали неутешительные плоды. Казна, казалось, чахла вместе с королём, но Явос всё же как-то умудрялся находить деньги и, хоть нечасто, но возвращать королевские долги. Он часто сетовал, что расходы короны совершенно не соответствуют доходам, и был чуть ли единственным, кто не стеснялся напрямую говорить об этом королю.

— Если так пойдёт дальше, королевство рано или поздно окажется в яме, вытащить из которой его сможет только чудо, — говорил казначей.

Одно такое чудо он уже совершил семь лет назад, когда уговорил Эдвальда не только не прогонять ригенский банк «Феннс и Драйберг» из столицы, но и взять ссуду, чтобы королевство не погрузилось во мрак послевоенного голода. Правда, для этого Таммаренам пришлось взять часть долга на себя, но для одного из богатейших домов Энгаты это была небольшая цена.

В дальнейшем Явос беспрекословно исполнял волю короля, считая себя лишь инструментом короны и полагая, что, как и всегда, сумеет исправить любое даже самое безнадёжное положение казны.

Так он и думал до недавнего времени. Тонкость заключалась в том, что верховный казначей служил королевскому двору вот уже около полувека, а самому ему пошёл девятый десяток. Впрочем, отходить от дел он и не думал. Его отец, Эйевос Таммарен, лорд Нагорья, недавно отпраздновал свой сто четвёртый день рождения, оставаясь бессменным главой своего дома, правителем города Эрбер, а также многократным отцом, дедом, прадедом и прапрадедом для своей многочисленной родни, сохранив при этом, что удивительно, ясный разум. Поэтому Явос, хоть и был старшим сыном, давно смирился с тем, что даже если ему хватит сил пережить отца и он унаследует вотчину, то ему придётся передать право наследования следующему по старшинству брату Янесу. Править землями у него не было никакого желания, не хотел он и оставлять управление казной в неумелых руках.

Казначей даже никогда не пытался жениться, полагая, что это лишь прибавит ему забот, коих у него и так немало. И, конечно, Явос гордился тем, что пережил уже трёх королей. В последнее время, правда, он опасался, что переживёт и четвёртого, настолько плох был Эдвальд Одеринг. Эти опасения разделял и Кавигер. Они общались так, что никто при дворе не смог бы заподозрить их в сотрудничестве. В ход шли незаметно передаваемые записки, короткие встречи, послания, что верные им люди оставляли в условленном месте. Это помогало Дэйну быть в курсе всего происходящего при дворе, а Явос, как он сам говорил, мог не беспокоиться насчёт будущего «своих людей», как он называл тех, кто добывает информацию для старого казначея. Изредка им удавалось встретиться и поговорить о деле лично. На этот раз Явос заглянул в покои командующего под предлогом обсудить расходы на гвардию в связи с начавшейся войной.