Читать интересную книгу Белый шаман - Николай Шундик

– Убью!

– Промажешь, – спокойно ответил Пойгин.

Ятчоль вскинул карабин и долго целился, пьяно поводя стволом из стороны в сторону. Пойгин не двинулся с места. Ятчоль щёлкнул незаряжённым карабином, отомкнул затвор.

– Я знаю, ты догадался, что карабин пустой. Спрятала от меня Мэмэль все патроны. Но ничего! – Ятчоль поднял с пола карандаш, нацелился в Пойгина, будто копьём. – Вот чем я тебя убью. Заявление напишу… судить тебя надо за шаманство. Видишь, сколько листков бумаги испортил? Когда пьяный – буквы туда-сюда, будто козявки, разбегаются… Садись, спирту выпей. Ну, ну, садись, пока я добрый. Слышишь? Я мириться хочу…

Пойгин молчал, глядя на Ятчоля точно таким же взглядом запавших глаз, каким он привёл его в смятение на берегу моря.

– Отвернись! Не смотри на меня так! – пьяно замахал Ятчоль руками.

2

Так покарал Пойгин прошлым летом Ятчоля. И вот, сидя на полу в доме своего судьи, Ятчоль, как всегда, грозился, что рано или поздно совершит свой суд над ним.

– В газету напишу большую заметку. – Ятчоль глубокомысленно поднял к потолку лицо, поудобнее скрещивая на полу ноги, беззвучно пошевелил губами, как бы подыскивая слова, чтобы разоблачить проступки Пойгина. – Начало будет такое: шаман Пойгин нацепил на грудь себе Золотую Звезду и сказал, что снял с неба Элькэп-енэр…

– Кому я это сказал? Впрочем, мне нравится твоя глупость, на сказку похожа, – миролюбиво сказал Пойгин и, отцепив с лацкана пиджака Золотую Звезду, принялся прикалывать её к груди своей шаманской кухлянки. – Тебe известно, что я не чёрный – я белый шаман. Поклоняюсь солнцу, а не светилу злых духов – луне…

– Да, да, солнцу, солнцу, – равнодушно подтвердил Ятчоль, снова набивая трубку.

– Не злые духи, а благожелательные ваиргит стали навсегда моими помощниками.

– Слышал, слышал столько раз, сколько выкурил в своей жизни вот эту трубку.

– Послушай ещё раз, чтобы не писал больше всяких писем, что я просто шаман. Я белый, понимаешь, белый шаман. Ещё с детства я прогонял от себя всех злых духов. Я не заключал с ними никакого уговора, хотя они очень хотели, чтобы я…

– Слышал, слышал, – уже раздражённо прервал Ятчоль собеседника. – Столько раз слышал, сколько опускал штаны по нужде.

– Ну так вот, послушай в последний раз, если не хочешь, чтобы я ещё раз тебя наказал. – Пойгин не принял от Ятчоля трубку, раскурил свою. – Может случиться… опустишь штаны, а снова поднять больше никогда не сможешь…

– Ты меня не запугивай. А то пойду по посёлку с неподнятыми штанами, и тогда будет это вечественным доказательством твоего шаманства. Нарочно сделаю, чтобы все видели. Могут даже фотокарточку сделать, чтобы судьям в руки…

– Ты попробуй, – с мрачноватой усмешкой посоветовал Пойгин.

– И попробую.

Пойгин снял пиджак, надел кухлянку, потрогал приколотую к ней Золотую Звезду, стал перед зеркалом.

– Эге! Я ещё жениться могу. Вот возьму и переманю к себе твою жену.

– Переманивай, – равнодушно махнул рукой Ятчоль. – Сколько раз ты её переманивал в молодости.

– В молодости у меня своя жена была, – с неожиданной тоской сказал Пойгин и надолго умолк. И только после того, как до конца выкурил трубку, заговорил снова:

– Ты вот главное запомни, чтобы правда в твоих заметках была. Взял я в свои вечные помощники трёх благожелательных ваиргит. Солнечные лучи, вечное дыхание моря и свет Элькэп-енэр. И больше ничего. Лечил, успокаивал обиженных теплом и светом солнца, дыханием моря, со стороны которого никогда не приходят злые духи, а ещё спокойствием и постоянством Элькэп-енэр. Вот и всё. А ты никак не хотел и не хочешь этого понять. Сколько зла на меня напустил…

– Хватит меня укорять, надоело. – Ятчоль потрогал в кармане пятёрку Пойгина, заторопился. – Пойду, пожалуй, а то магазин закроют.

– За спиртом? Ты же обещал на цепь себя посадить…

– Ты лучше в бубен свой как следует ударь, а то скучно мне, уйду.

– Капкан мне новый ставишь? – почему-то весело спросил Пойгин и пошёл к шкафу, за которым прятал бубен. – Завтра телеграмму в район, в округ пошлёшь: Пойгин надел звезду на шаманскую кухлянку и колотил в бубен. Что ж, пиши! Умные люди посмеются и спрячут телеграмму подальше.

– Э, если бы все мои письма собрать! – мечтательно воскликнул Ятчоль и яростно почесал затылок, как бы страдая оттого, что мечте его не сбыться. – Поздно я как следует разговору по бумаге научился, а то бы ещё больше было писем. Если бы всё собрал – целый год очаг топил бы…

Пойгин между тем вытащил огромный бубен, бережно провёл по его ободу рукой. Не успел он отвязать пластинку из китового уса, чтобы ударить ею в бубен, как дверь отворилась и в комнату ввалился Чугунов, а за ним незнакомый человек с фотоаппаратом.

– Вот он, наш прославленный герой! – густым басом не просто сказал, а возвестил Чугунов. – Батюшки! В шкуру-то зачем обрядился, да ещё звезду на неё нацепил.

Был Чугунов огромного роста, с косматой седой шевелюрой, человек уже в летах, но полный ещё немалой физической силы и неукротимости духа.

– Ты что же так подвёл меня, дорогой товарищ герой?

– Он не герой, он шаман! – злорадно хихикнув, сказал Ятчоль и наконец поднялся на ноги.

Шупленький суетливый человек в таких огромных очках, что можно было сказать: не очки находились при нём, а он при них, вдруг щёлкнул фотоаппаратом, нацелив его на Пойгина.

– Нет, ты подожди, дорогой товарищ корресподент, – запротестовал Чугунов. – Ты мне этот кадрик засвети. Да, да, на моих глазах засвети. Ты мне этого человека… А ты знаешь, какой он человек? Ты мне его под удар не ставь. Ему и так за всю жизнь немало крови попортили…

Пойгин засунул бубен за шкаф, снял кухлянку, осторожно сложил её и спрятал вместе со звездою в нерпичий мешок.

– Нет, ты звезду прицепи к пиджаку! – радостно и вместе с тем властно потребовал Чугунов. – К тебе корреспондент из окружной газеты на самолёте прилетел.

Пойгин ничего не ответил, только посмотрел прямо в глаза Чугунову долгим взглядом. Тот виновато потупился, махнул рукой и сказал безнадёжным тоном:

– Э, ничего не выйдет! Я, брат, знаю его. Это, я тебе скажу, не просто характер, это… – Чугунов размашисто вычертил пальцем несколько кругов по восходящей спирали, подыскивая необходимое определение. – Это… нрав! Подход нужен… – Почти выхватил фотоаппарат у корреспондента. – Плёночку ты всё-таки засвети…

– Вы что? – удивился корреспондент.

– Сказал, засвети – значит, засвети! – не слишком утруждая себя объяснениями, потребовал Чугунов. И вдруг схватил Ятчоля за шиворот. – А тебе всё шаман мерещится? Да ведь ежели подсчитать, сколько Пойгин в копилку государства нашего внёс… вы бы рты разинули! Особенно постарался он в годы войны! Может, эскадрилью самолётов на его валюту в бой пустили, может, целый танковый корпус! К тому же он был ещё и вожаком артели. Записывай, корреспондент, записывай.

– Я с огромным удовольствием, – сказал корреспондент, с тонкой улыбкой постучав карандашом по блокноту. – Но у вас пока одни эмоции. Вас бы на магнитофон записать. Такой прекрасный монолог…

– Эх ты, монолог! – Чугунов хотел было схватить Пойгина за плечи, от всего сердца тряхануть в знак величайшего восхищения его личностью, однако остепенил себя и сказал, опять виновато потупившись: – Да разве дело только в том, дорогой ты мой, что ты столько пушнины сдал?.. У тебя же вот тут… – хотел постучать по груди Пойгина, но опять остепенил себя, – тут вот россыпи целые.

Гости так же неожиданно исчезли, как и появились. Ятчоль присел на стул и вдруг схватился за живот, делая вид, что ему страшно смешно.

– Вот если в газете ты появишься в шаманской кухлянке, со звездой и бубном! Пойду попрошу очкастого, чтобы так и сделал.

– Иди, иди, проси, – безучастно ответил Пойгин.

– Пожалуй, я у него фотокарточки на нерпичьи шкуры выменяю. Пусть себе шапку сделает или куртку. Они любят куртки такие. Для меня же вечественное доказательство.

Пойгин промолчал, неподвижно глядя в одну точку.

– Дай мне ещё пять рублей, я напьюсь и не пойду к очкастому. А если и пойду, он пьяного слушать не станет.

Пойгин медленно и тихо сказал:

– Поедем завтра в море к разводьям на нерпу. Я буду изгонять из тебя злого духа зависти.

3

И вот едут Пойгин и Ятчоль между морских торосов, едут прямо на свет Элькэп-енэр. Волна великодушия затопляет Пойгина. Ему хорошо знакомо это состояние. Когда он зовёт своих ваиргит – доброжелательных духов, – чтобы кому-нибудь помочь, на него всегда накатывает чувство необычайной доброты, чувство великодушия. Лучится далёкий свет Элькэп-енэр, вселяя ощущение постоянства, уверенности, душевного равновесия. По всему кольцу горизонта клубится фиолетовая мгла. Утренняя заря, встретившись с вечерней, породила подлунный мир. Солнце где-то там, далеко за рубежом печальной страны вечера. Но это неважно, придёт срок, и оно снова появится в этом мире. Важно, что оно есть в самом мироздании и в памяти человека. А луна, как бы ни притворялась главным светилом, не вытеснит из памяти человека солнце. По крайней мере, из памяти Пойгина. Он добр сегодня, очень добр. И потому способен вернуть солнце даже в памяти тех, кому кажется, что оно уже никогда не появится. Он добр так же, как Моржовая матерь. Мечется в морской пучине Моржовая матерь, колотит головой в ледяной бубен, оберегая человека от зла. И Пойгин внемлет ей так, будто видит её сквозь толщу льда. И он сегодня может кого угодно убедить, что Моржовая матерь стучит головой в лёд прямо под его ногами, потому что люб он ей своей добротой.