Она вдруг осознала всю нелепость ситуации — она только что убила гестаповца и предательницу, она находится на нелегальном положении на оккупированной территории, и тем не менее ее больше всего беспокоит, что ей придется огорчить мужа.
Он явно был рад ее видеть.
— Флик! — крикнул он. — Я знал, что встречу тебя здесь! — Все еще прихрамывая после ранения, он прошел к ней в другой конец помещения.
— Я боялась, что гестапо тебя схватило, — тихо сказала она.
— Так и случилось! — Он повернулся спиной к комнате, так, чтобы никто не мог этого видеть, и показал ей свои руки, связанные прочной веревкой.
Флик достала из чехла маленький потайной нож и скрытно перерезала его оковы. Игроки ничего не заметили. Флик снова убрала нож.
Меме Режи заметила Мишеля как раз в тот момент, когда он рассовывал веревки по карманам. Она обняла его и расцеловала в обе щеки. Флик молча наблюдала, как он флиртует с женщиной, разговаривая с ней своим чувственным голосом и сексуально улыбаясь. Затем Меме вернулась к своей работе, подавая игрокам выпивку, и Мишель рассказал Флик, как ему удалось бежать. Она боялась, что он станет страстно ее целовать, не зная, что ей тогда делать, но, как оказалось, он был слишком занят своими переживаниями, чтобы проявлять к ней романтические чувства.
— Мне так повезло! — закончил он свой рассказ. Потирая кисти рук, он уселся на табурет и заказал пива.
— Пожалуй, даже слишком, — кивнула Флик.
— Что ты имеешь в виду?
— Возможно, это какой-то трюк.
Мишель был возмущен — несомненно, его раздражал скрытый намек на его излишнюю доверчивость.
— Не думаю.
— За тобой следили?
— Нет, — твердо сказал он. — Разумеется, я проверял.
Флик постаралась отогнать от себя тревогу.
— Значит, Брайан Стэндиш погиб, а трое других в заключении — мадемуазель Лема, Жильберта и доктор Буле.
— Остальные погибли. Немцы выставили тела убитых в перестрелке. А те, кто выжил — Гастон, Женевьева и Бертран, — были расстреляны на площади в Сан-Сесиле.
— Боже мой!
Они немного помолчали. Флик угнетала мысль о том, сколько людей погибло и испытало страдания ради успеха этой операции.
Мишелю принесли пиво. Одним глотком он осушил половину бокала и вытер губы.
— Полагаю, ты вернулась, чтобы совершить еще одну атаку на шато.
Она кивнула.
— Но по легенде мы собираемся взорвать железнодорожный туннель в Марле.
— Это хорошая идея, это в любом случае стоит сделать.
— Но не сейчас. Двоих из моей группы взяли в Париже, и они должны были заговорить. Они расскажут легенду — они не имеют понятия о реальной цели операции, — и немцы будут уверены, что надо удвоить охрану железнодорожного туннеля. Мы предоставим это Королевским ВВС, а сами сосредоточимся на Сан-Сесиле.
— Что я могу сделать?
— Нам нужно где-то переночевать.
Он ненадолго задумался.
— В погребе у Жозефа Лаперье.
Лаперье был производителем шампанского. Тетя Мишеля, Антуанетта, некогда служила у него секретарем.
— Он один из нас?
— Сочувствующий. — Он сухо усмехнулся. — Теперь все сочувствующие. Все считают, что вторжение состоится со дня на день. — Он испытующе посмотрел на нее. — Думаю, что в этом они правы…
— Да, — не уточняя, сказала она. — Насколько велик этот подвал? Нас ведь пятеро.
— Он очень большой, там можно спрятать пятьдесят человек.
— Отлично. Кроме того, мне нужна на завтра машина.
— Чтобы доехать до Сан-Сесиля?
— И потом, чтобы добраться до самолета, если мы останемся в живых.
— Ты ведь понимаешь, что не сможешь воспользоваться обычной площадкой в Шатель? Гестапо о ней знает — меня взяли именно там.
— Да. Самолет придет на другую площадку, в Ларок. Я дала соответствующие инструкции.
— Картофельное поле? Это хорошо.
— Так что насчет машины?
— Фургон есть у Филиппа Мулье. Он доставляет мясо во все немецкие части. В понедельник он выходной.
— Я его помню, он сочувствует нацистам.
— Сочувствовал. И четыре года наживал на них деньги. Так что теперь он боится, что вторжение удастся, и после того, как немцы уйдут, его повесят как коллаборациониста. Он страстно желает чем-нибудь нам помочь, доказать, что он не предатель. Он даст нам свой фургон.
— Пригони его завтра к погребу к десяти часам утра.
Он коснулся ее щеки.
— Может, проведем ночь вместе? — Он улыбнулся своей прежней улыбкой и, как и раньше, лукаво посмотрел на нее.
Флик почувствовала, как в ней что-то шевельнулось, но это ощущение было не таким сильным, как в прежние дни. Когда-то она возбуждалась от одной этой улыбки, но теперь это было лишь воспоминание о былой страсти.
Желая быть честной, она хотела бы сказать ему правду, но это могло поставить под угрозу выполнение всей операции. Она нуждалась в его сотрудничестве. Или это просто предлог? Может, ей просто не хватает смелости?
— Нет, — сказала она. — Мы не можем провести эту ночь вместе.
Он явно огорчился.
— Из-за Жильберты?
Она кивнула, но, не в силах солгать, добавила:
— Ну, отчасти.
— А что за другая часть?
— Мне совсем не хочется устраивать эту дискуссию в разгар важной операции.
Он выглядел расстроенным, почти испуганным.
— У тебя есть кто-то другой?