подошел ко мне:
— Сказал?
— Сказал. Не помогает. Бобов хочет.
— А теть Маруся (моя мать) ругаться не будет?
— Да вы только очень сильно не бейте. Чтоб на морде не было видно.
Лешка бобов получил. На морде почти ничего не было видно, только маленький синячок на скуле. Один вечер он просидел дома, ему было скучно. Снова попросился со мной в клуб. Я предупредил:
— Козлить там будешь, пацаны уже нормальных тебе выпишут.
Он больше не козлил. И даже форму не надел. И даже с местными парнями потом бухал. И даже с какой-то девчонкой познакомился. Потом мне даже половыми подвигами хвастался. Свистел, конечно. Но хоть за титьку подержался.
А через год к нам приехал его отец, дядя Коля. Лёшка дембельнулся и папу-алкаша из дома выгнал. Дядя Коля развелся с женой. Поселился у моей бабки Ксении, устроился на работу в совхоз скотником. Пить — уже как раньше не пил, но подбухивал через день.
Мой брат Славка работал ветврачом Ленинского отделения совхоза и дядьку третировал. Не нравился он ему. По правде говоря, после катастрофы в семейной жизни, дядя Коля подопустился. Рубашки неделями не менял, носки у него воняли.
Я к дядьке относился толерантно. Когда был в совхозе на практике, с ним даже на рыбалку сходил. Рыбаком он был заядлым, у него были места, специально на сомов прикормленные. Мы их нормально натаскали.
И на рыбалке он мне рассказал, как в молодости объездил почти всю страну. Я думал, что он дальше своей деревни ничего не видел, а оказалось, он даже на Камчатке успел побывать. За государственный счет. В молодости. При Сталине.
Это делалось так. В райисполкомах были специальные отделы, которые занимались по заявкам строящихся заводов по всей стране вербовкой народа на эти стройки. Рабам-колхозникам предлагалось получить паспорта и ехать строить фабрики и заводы, становиться горожанами. Выдавали деньги на проезд, на питание в дороге и подъемные.
Но в эти отделы райисполкомов ходили только те, кто всерьез хотел поменять место жительства и работы.
Туристы туда не обращались. Серьезно — туристы. Ведь еще от строящихся предприятий по всей стране ездили по деревням уполномоченные-вербовщики. Они также заключали договора с людьми, выдавали проездные и подъемные. Сразу подъемные выдавали, как мне дядька рассказывал, не все. Кто-то выдавал, а кто-то давал подписывать договор, по которому подъемные выплачивались уже по прибытию к месту работы. Деревенские парни (и даже некоторые девушки) выбирали вербовщиков, которые сразу давали подъемные.
Мой дядька Николай Чекашов подписывал договор с вербовщиком, получал деньги на проезд и подъемные. В первый раз ему в сельсовете и паспорт выдали на основании этого договора, потом он уже в сельсовет не ходил, у него и так паспорт был.
И начиналось путешествие за государственный счет. На поезде и даже на корабле до Камчатки. На Камчатке он оставаться не собирался. Даже не заходил в контору предприятия, где по договору должен был работать. Сразу из суммы подъемных покупал обратный билет и ехал на пароходе и поезде домой. Денег еще оставалось на лаковые штиблеты и пинжак с карманами.
И так, грабя тоталитарное государство, мой дядька, колхозный раб, объездил страну от Камчатки до Самарканда.
— Так за это могли посадить. Найдут же, — говорил я ему.
— Не искали. Вот если завербоваться в райисполкоме — находили. Одного у нас нашли. А если у вербовщика — не искали.
— А того, которого нашли — посадили?
— Нет. 20% из заработка по суду забирали на погашение подъемных.
Так примерно выглядело колхозное рабство.
* * *
В самом конце 1961 года, перед ноябрьскими праздниками, членов колхоза Имени 3-го полка связи созвали на общее собрание в Доме Культуры. С речью выступил первый секретарь Хорольского райкома КПСС Авченко. Поздравил с высокими результатами работы, толканул речь про решения 22-го съезда КПСС, про строительство материально-технической базы коммунизма и про то, что через 20 лет, как предсказал дорогой Никита Сергеевич, у всех всё будет по потребности.
Прославился на собрании дядька Трегубов, тогда молодой парень, один из лучших механизаторов района, отец моих школьных друзей Витьки и Сашки, долго в селе вспоминали, как он выкрикнул на собрании во время выступления 1-го секретаря: «Если кукурузы на всех хватит!».
В конце своего выступления Авченко предложил, в связи с высокими достижениями колхоза, переименовать его в колхоз имени Ленина.
«Лучше имени Хрущева» — снова выкрикнул дядька Трегубов. Зал захохотал. Долго в селе об этом вспоминали.
Просто удивительно, насколько сильно «любили» в моем селе дорогого Никиту Сергеевича.
К 1961-му году колхоз имени «3-го полка связи» уже основательно пощипали. Денег на покупку тракторов из МТС хватило. Хватило денег и на строительство мехдвора, раньше в селе стояли трактора МТС, на которых работали мужики, живущие в селе, но состоявшие в штате станции. И трактора, выделяемые для работы в колхозе, почти круглый год стояли в селе, под навесом. Мелкий ремонт проводился тоже на месте. А реорганизация МТС привела к тому, что РТС, созданная вместо нее, отказывалась от всех ремонтов, кроме капитального. Пришлось колхозу строить свои кузнечную и слесарную мастерские, теплые боксы для техники. Вводить в штат колхоза слесарей-ремонтников, должность механика. Колхоз даже это выдержал. В долги не влез.
Потом пришло указание из района сжечь колхозную пасеку в связи с заражением пчел варроатозом. Пасечники смогли утащить по домам и припрятать только по несколько ульев, а то бы вообще никогда в селе меда не было.
Фруктовый сад уже был заброшен и стал дичать, зарастать травой. Некуда было сдавать абрикосы и сливы после того, как закрылся артельный заводик в Уссурийске (если точно помню), перерабатывающий фрукты в соки и компоты.