Читать интересную книгу Великие психологи - Станислав Васильевич Аристов

идеалом стала некая всемирная организация, которая должна была заменить национальный суверенитет.

Фромм также пытался наладить постоянное взаимодействие мыслителей гуманистического направления разных стран, создав для них площадки для дискуссий. Издание международного гуманистического журнала организовать не получилось, зато удалось провести симпозиум по проблемам гуманизма.

Помимо публичной политической деятельности Фромм неофициально консультировал ряд представителей американского истеблишмента, в том числе и сотрудников Госдепартамента США, в частности по вопросам, связанным с послевоенным устройством Германии. Некоторые из политических деятелей, с которыми Фромм был знаком и которые разделяли его взгляды по вопросам «разрядки» в период холодной войны, стали советниками Джона Кеннеди в годы его президентства. Последний не только был знаком с работами Фромма, например с «Бегством от свободы», но, по некоторым данным, во время Карибского кризиса лично связывался с психоаналитиком, чтобы узнать его мнение о сложившейся ситуации[132].

Кроме политической деятельности Фромм в первой половине 1960-х годов был увлечен исследованием проблем марксизма, посвятив этому такие работы, как «Марксова концепция человека» (1961), «По ту сторону порабощающих нас иллюзий. Как я столкнулся с Марксом и Фрейдом» (1962); христианства — «Догмат о Христе» (1963), «Вы будете как боги: радикальная интерпретация Ветхого Завета и его традиции» (1966) — и конечно же гуманизма — в работе «Социалистический гуманизм» (1965). Тем не менее многие его новые труды оцениваются критиками и читателями как менее концептуальные, чем предыдущие. Его книги этого времени представляют собой повторение прежних идей с незначительными дополнениями.

Несмотря на критику, на которую Фромм никогда не обращал серьезного внимания, он продолжал заниматься популяризацией собственных взглядов, практически ежедневно получая приглашения от разных университетов и институтов США и Европы. Будучи исключенным из Международной психоаналитической ассоциации, Фромм инициировал в 1962 году создание Международной федерации психоаналитических обществ, в которую вошли неортодоксальные фрейдисты.

Карибский ракетный кризис, во время которого мир оказался на грани ядерной катастрофы, заставил Фромма еще более пессимистично смотреть на перспективы предотвращения глобального конфликта. И хотя в июле 1962 года он наряду с Жаном Полем Сартром и Бертраном Расселом посетил конференцию по разоружению в Москве в качестве наблюдателя, его представления о будущем становились всё более мрачными. В одном из писем этого периода он писал: «Едва ли есть шанс избежать атомной войны, и причина, по которой люди так пассивны в отношении опасности этой войны, заключается в том, что они не любят жизнь»[133]. Подобные размышления подвигли Фромма поделиться ими в работе «Душа человека: ее способность к добру и злу» (1964), а окончательно он сформулировал их в книге «Анатомия человеческой деструктивности» (1973).

В этих работах Фромм выделил два свойства личности, которые присущи людям и определяют их характер и поведение. Психолог назвал их биофилией и некрофилией. «Биофилия — это страстная любовь к жизни и ко всему живому; это желание способствовать развитию, росту и расцвету любых форм жизни, будь то растение, животное или идея, социальная группа или отдельный человек. Человек с установкой на биофилию лучше сделает что-то новое, чем будет поддерживать или реставрировать старое. Он больше ориентирован на бытие, чем на обладание. Он в полной мере наделен способностью удивляться, и потому, быть может, он стремится лучше увидеть что-то новое, нежели подтверждать и доказывать то, что давно известно. Приключение для него важнее безопасности. С точки зрения восприятия окружающего ему важнее видеть целое, чем отдельные его части, его больше интересует совокупность, чем ее составляющие. Он стремится творить, формировать, конструировать и проявлять себя в жизни своим примером, умом и любовью (а отнюдь не силой, разрушительностью или бюрократизмом, который предполагает такое отношение к людям, словно это бесчувственные куклы или просто вещи). Он не „ловится“ на приманку рекламы и не покупает „новинок“ в пестрых упаковках, он любит саму жизнь во всех ее проявлениях, отличных от потребительства»[134].

Гораздо больше внимания он уделил патологическому развитию личности: «Человек с некрофильным ориентированием чувствует влечение ко всему неживому, ко всему мертвому: к трупу, гниению, нечистотам и грязи. Некрофильны те люди, которые охотно говорят о болезнях, похоронах и смерти. Если они могут говорить о смерти и мертвом, они становятся оживленными. Явным примером чисто некрофильного типа личности является Гитлер. Он был очарован разрушением и находил удовольствие в запахе мертвого. Если в годы его успеха могло создаться впечатление, что он пытался уничтожить лишь тех, кого считал своими врагами, то последние дни „гибели богов“ показали, что он испытывал глубочайшее удовлетворение при виде тотального и абсолютного разрушения: при уничтожении немецкого народа, людей своего окружения и самого себя. <…>

Для некрофила характерна установка на силу. <…> В конечном счете всякая сила покоится на власти убивать. Может быть, я и не хотел бы человека убивать, я хотел бы только отнять у него свободу; может быть, я хотел бы его только унизить или отобрать у него имущество, — но, что бы я ни делал в этом направлении, за всеми этими акциями стоит моя способность и готовность убивать. Кто любит мертвое, неизбежно любит и силу. Для такого человека наибольшим человеческим достижением является не производство, а разрушение жизни. Применение силы не является навязанным ему обстоятельствами преходящим действием — оно является его образом жизни. <…>

Влияние людей типа Гитлера и Сталина также покоится на их неограниченной способности и готовности убивать. По этой причине они были любимы некрофилами. Одни боялись их и, не желая признаваться себе в этом страхе, предпочитали восхищаться ими. Другие не чувствовали некрофильного в этих вождях и видели в них созидателей, спасителей и добрых отцов. Если бы эти некрофильные вожди не производили ложного впечатления созидающих защитников, число симпатизирующих им вряд ли достигло бы уровня, позволившего им захватить власть, а число чувствующих отвращение к ним предопределило бы их скорое падение.

В то время как жизнь характеризуется структурированным, функциональным ростом, некрофил любит всё, что не растет, всё, что механично. Некрофил движим потребностью превращать органическое в неорганическое, он воспринимает жизнь механически, как будто все живые люди являются вещами. Все жизненные процессы, все чувства и мысли он превращает в вещи. Для него существенно только воспоминание, а не живое переживание, существенно обладание, а не бытие. Некрофил вступает в отношение с объектом, цветком или человеком только тогда, когда он им обладает; поэтому угроза его обладанию означает для него угрозу ему самому, если он теряет владение, то он теряет контакт с миром. Отсюда его парадоксальная реакция, которая заключается в том, что он скорее потеряет жизнь, чем свое владение, хотя вместе с потерей жизни он перестает существовать как владелец. Он хотел бы господствовать