Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По мнению психолога, современная индустриальная цивилизация находится в глубоком кризисе. Одна из главных причин — сформированный ею определенный тип человека, ориентированного на удовлетворение любых своих желаний (радикальный гедонизм), эгоистичного и алчного, и как следствие — не способного к нормальному взаимодействию с другими людьми. Естественно, в подобной ситуации не может быть и речи о «здоровом обществе»: «Наше общество — это общество хронически несчастных людей, мучимых одиночеством и страхами, зависимых и униженных, склонных к разрушению и испытывающих радость уже от того, что им удалось „убить время“, которое они постоянно пытаются сэкономить»[138].
Единственным выходом из сложившейся ситуации может стать гуманизация человека и общества. Для этого необходимо изменить базовые установки — с «иметь» на «быть». В первом, повсеместно распространенном случае человек относится к миру и людям в нем как к вещам, как к собственности, которыми можно только обладать. Во втором он ориентирован на любовь к жизни, на стремление раскрыть свою личность за счет собственных усилий и талантов, а не за счет других. Люди с установкой «иметь» — это поверхностные, не вникающие в суть индивиды, счастье для них заключается в превосходстве над другими. В отличие от них те, кто ориентирован на «быть», интересуются своей жизнью, они творческие личности, способные создавать что-то новое, счастье для них — забота о других, доходящая до самопожертвования.
В конце книги Фромм формулирует идеалистические образы «нового человека» и «нового общества», выступая как пророк «радикального гуманизма»: «Функция нового общества — способствовать возникновению нового человека, с новой структурой характера, которая будет включать следующие качества:
— Готовность отказаться от всех форм обладания ради того, чтобы в полной мере быть.
— Ощущение чувств безопасности, идентичности и уверенности в себе, основанных на вере в то, что человек существует, что он есть, на его внутренней потребности в привязанности, любви, единении с миром, которая заменила желание иметь, обладать, властвовать над миром и, значит, быть рабом своей собственности.
— Осознание того факта, что никто и ничто вне нас самих не может придать смысла нашей жизни и что условием для плодотворной деятельности, направленной на служение своему ближнему, может быть только полная независимость и отказ от вещизма.
— Ощущение себя на своем месте.
— Радость, получаемая от служения людям, а не от стяжательства и эксплуатации.
— Любовь и уважение к жизни во всех ее проявлениях, понимание, что священны жизнь и всё, что способствует ее расцвету, а не вещи, власть и всё то, что мертво.
— Стремление как можно больше умерить свою алчность, ослабить чувство ненависти, освободиться от иллюзий.
— Жизнь без идолопоклонства и без иллюзий, так как будет достигнуто такое состояние, когда иллюзии будут не нужны.
— Развитие способности к любви наряду со способностью к критическому, реалистическому мышлению.
— Освобождение от нарциссизма и принятие всех трагических ограничений, которые внутренне присущи человеческому существованию.
— Всестороннее развитие человека и его близких как высшая цель жизни.
— Понимание того, что никакое развитие не может происходить вне какой-либо структуры, а также понимание различия между структурой как атрибутом жизни и „порядком“ как атрибутом безжизненности, смерти.
— Развитие воображения, но не как бегства от невыносимых условий жизни, а как предвидения реальных возможностей, как средства положить конец этим невыносимым условиям.
— Стремление не обманывать других, но и не быть обманутым; можно прослыть простодушным, но не наивным.
— Всё более глубокое и всестороннее самопознание.
— Ощущение своего единения с жизнью, т. е. отказ от подчинения, покорения и эксплуатации природы, от ее истощения и разрушения, стремление понять природу и жить с ней в гармонии.
— Свобода, но не как произвол, а как возможность быть самим собой — не клубком алчных страстей, а тонко сбалансированной структурой, которая в любой момент может столкнуться с альтернативой: развитие или разрушение, жизнь или смерть.
— Понимание того, что лишь немногим удастся достичь совершенства по всем этим пунктам, и в то же время отсутствие амбициозного стремления „достичь цели“, так как известно, что такого рода амбиции — всего лишь иное выражение алчности и ориентации на обладание.
— Счастье всевозрастающей любви к жизни, независимо от того, что уготовано нам судьбой, ибо жизнь сама по себе приносит человеку такое удовлетворение, что он едва должен беспокоиться о том, чего он еще мог бы или не мог бы достичь»[139].
Последние годы жизни, проведенные Фроммом в Швейцарии, были отягощены болезнями. Он перенес два инфаркта, а за пять дней до восьмидесятилетнего юбилея, 18 марта 1980 года, его не стало. По завещанию Фромма его останки были кремированы, а пепел развеян над озером Маджоре. Эрих Фромм не стал ни раввином, ни ортодоксальным фрейдистом, ни радикальным марксистом, ни буддийским проповедником, он достиг большего — пройдя долгий путь длиною в жизнь, он стал самим собой.
* * *
Один человек пришел к Бокудзю и спросил:
— Вы действительно следовали своему Учителю?
— Да, я следовал ему, — ответил Бокудзю.
Но всем было известно, что Бокудзю вовсе не следовал своему Учителю.
Поэтому человек недоверчиво спросил:
— Вы хотите обмануть меня? Все знают, что вы не следовали своему Учителю, и всё же вы утверждаете, что следовали ему. Что вы имеете в виду?
Бокудзю ответил:
— Я следовал своему Учителю, потому что мой Учитель никогда никому не следовал, даже своему Учителю. Этому я научился у него!
Глава IV
Карен Хорни
(1885–1952)
«Низкорослый, узкоплечий, широкобедрый пол мог назвать прекрасным только отуманенный половым возбуждением рассудок мужчины: вся красота женского пола и кроется в вызываемом им возбуждении. С большим основанием его можно бы было назвать неэстетичным или неизящным полом.
Действительно, женщины не имеют ни восприимчивости, ни истинной склонности ни к музыке, ни к поэзии, ни к образовательным искусствам; и если они предаются им и носятся с ними, то это не более как простое обезьянничанье в целях кокетства и желания понравиться.
Женщины не способны ни к какому чисто объективному участию или интересу к чему-либо, и причина этому, я полагаю, следующая. Мужчина стремится во всём к непосредственному владычеству над вещами: или посредством постижения, или одоления и усвоения их. Но женщина всегда и во всём обречена только на посредственное господство, а именно — посредством мужа, которым она только и может обладать непосредственно.
Поэтому совершенно в натуре женщины смотреть на всё как на средство для приобретения мужа, и интерес