Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 18
Проснулся – и сразу зажмурился: солнце свесило во двор грязную ногу.
Осенью не часто выпадает такой день. Заслужил?
Встал во весь рост. А как надо? В детективе не очень уверенно чувствовал себя. Не мой жанр. Может, и не примет он меня? – спасительная мыслишка.
В ванную пошел. Отец выставил на лазурном глянце новую серию удачных плевков. Но я знал уже, как с ними бороться: наиболее цепкие ногтем подковырнул. Нормально день начинается! Так бы и шел!
На забинтованный свой пальчик, впитавший грязь разных стран, кровь ног отца, смотрел. Кровь носа моего друга, к счастью, не впитал.
Доктор сказал – если оживет через месяц, значит, оживет. Моральный фактор членовредительства в борьбе с соблазном как-то поблек. Такие подвиги не нужны. Нужны пальцы. Как бедной родственнице отца Сергия.
Вот та действительно святая была: ни о какой святости не помышляла, а просто – мучилась вместе со своей семьей.
Так что кого тянет к святому членовредительству – тому советую сначала Льва Толстого внимательно прочитать.
Дверь в ванную распахнулась. Нонна. Помню, ветхую ее рубашку из-под подушки брал, целовал. А теперь она сама стоит в этой рубашке!
– Ой! Ты уже здесь, Веч!
Я уже здесь! Стою, об-нов-лен-ный!
– А помнишь, Нонна, поэт-песенник Резник, ныне миллионер, стихи тебе написал: “Нонна, Нонна – ты мадонна!”
– Помню! – кивнула она.
Завтрак вместе готовили. “Все было приносим-о и съедаем-о” – любимая наша фраза из “Старосветских помещиков”.
– А помнишь, Веч, – она на меня вдруг лукаво глянула, – у нас на лестнице была надпись: “Я тебе разрешаю все”?
– Ну… когда это было! – отвечал я. – До ремонта. Лет двадцать назад! Да и не я это писал.
– Точ-чно? – смотрит на меня она.
– Точ-чно! – отвечаю я. Чую легкое беспокойство. – Но теперь, я надеюсь, будешь прилежно себя вести? Годы все же.
– Нь-ня! – весело отвечает она.
О такой и мечтал?
– Ну все. – Она оглядывает стол, сдувает прилипшие волосы со лба. -
Зови!
– А давай – лучше ты позови! Как раньше!
Об этом, можно сказать, мечтал долгими осенними вечерами.
– Да не услышит он!
– Это – услышит.
– Точно! – смеется она. Набирает в грудь воздуху и тоненько вопит: -
Идити-и! Все гэ!
Тишина. Не слышит? Я иду к нему. Пишет, почти упав на стол.
– Ну! Ты идешь? – спрашиваю я.
Приподнимается, смотрит.
– Ка-ныш-на! – весело произносит он.
Появляется наконец. Весело поглядывает. Но это – не из-за пищи.
Наверняка придумал что-то.
– Бодр-р-рое утр-ро! – произнес. Неплохая шутка. Усаживается. -
Помню, при царе еще… – начинает неторопливо… Снова – “про кошку в лаптях”! Но сейчас, надеюсь, чуть в другой трактовке? Да и Нонна это не слышала – ей полезно услыхать.
– …Ну, спасибо, Нонна, тебе! – Плотно позавтракав, он встает от стола.
– На здоровье! – радостно Нонна отвечает.
Рай?
– Ну… теперь прими таблетушки – и порядок! – говорю.
Она послушно кивает, роняет голову на грудь. Бормоча над списком, выламывает из пластин таблетки, ссыпает в горсть и, лихо размахнувшись, закидывает в пасть. Таращит глаза якобы в ужасе… потом губы ее расплываются в умильной улыбке. Довольная, поглаживает по животику.
Моет посуду. И после нее я нахожу все таблетки в раковине.
– Ну, я пойду, Веч?
– …Погоди! Я с тобой… Хочу дубленку на тебе посмотреть.
– Какую, Веч?
Может, хотя бы дубленка нас спасет?
О! – я достал пакет. Чуть его вывернул – дубленка сама, упруго, как львица, выпрыгнула и пышно разлеглась на тахте.
– Это мне, Веч?
– Тебе, тебе! Надевай.
– Ой, а я ж гряз-ныя! Не мылыся еще!
– Ну так прими душ.
Тяжко вздохнула. Малейшее усилие может ее к отчаянию, а то и к ярости привести.
– Ну что? Убираем? – Я поднял дубло.
– Ну ладно, Веч. Я тебя слушаюсь.
Скрылась в ванной. Долго не было ее.
– Ну? Скоро ты?! – рявкнул я из прихожей, где уже полчаса, наверное, завязывал шнурки.
Щеколда щелкнула.
– Бяжу, бяжу!
На улице я забегал то спереди, то сбоку:
– Ну ровно купчиха идет!
– Я так давно не гуляла, Веч!
Приближались к местной пивной в переулке под названием “Лицей”.
Какие-то неприятные воспоминания корежили меня.
Швейцар с длинными фалдами (и с высшим образованием, помнится?) угодливо дверь распахнул:
– Заходите. Есть раки-с!
Вспомнил я смутно: однажды темной ночью он пьяную старуху отсюда гнал. Померещилось?
– Ой, Веч! Как здорово! Зайдем?
Молодец. Зла абсолютно не помнит. Особенно – своего.
– М-м-м… Пожалуй, нет. Несолидное заведение! – строго произнес я.
Вышли на Мойку. Зажмурились. По зеркальной воде плыли тонкие льдинки. На одной стояла пестрая уточка. Проплывая мимо нас, почесала лапкой в затылке. Мы подошли к Красному мосту, ставшему от времени Розовым. Уточка вплыла в тень моста. Исчезла под ним.
Подъем был скользкий, покрытый льдом.
– Веч! Ну пусти меня. Я не могу на цепи. Я обещаю, Веч!
– …Ну иди.
Мы поцеловались. Она – радостно, я – со вздохом. Перейдя реку, она остановилась, задумавшись. Ну что? Дубленка диктует иной маршрут?
Уточка выплыла из-под моста.
Толстой хмуро меня встретил. Что я натворил! Видела бы Настя!
Сколько она старалась! А я? Все зря? За что боролись мы долгими зимними вечерами? Бюст за уши взял, приподнял слегка. Опустил в отчаянии: шкалик, с жидкостью чуть на донышке, стоит в нем!
Вздохнув, взял Толстого, на мой рабочий стол перенес. Пусть тут нам в душу глядит.
Вдруг батя порадовал, выглянув из комнаты:
– Тебе мужик один звонил. Боб. В рабстве, что ль, у него?
Ключ зашаркал в замке – я весь превратился в большое ухо. Вкрадчиво заскрипела дверь… легкие шаги. Спешит к Толстому припасть? Я тихо захихикал. Оттуда тоже донесся неуверенный смешок.
Потом – робко открыла мою дверь. Толстого увидела.
– …Умный, ч-черт! – восхищенно прошептала.
Надеюсь, это относится частично и ко мне?
Вошла решительно:
– Ну ладно, Веч! Давай по-честному.
– Ну давай.
– Я же обещала. Вот, – торжественно вытащила из кошелки бутылку. -
Пиво. Одно. Можно, Веч?
Я поднял бюст:
– Став сюды.
– Вы, Нонна, красавица и чудовище в одном лице.
– Я все сделаю, Веч!
– Что ты сделаешь?
– Все!
Глядели друг на друга.
– Ты… хотя бы под моим столом вымела. А то – упали очки за стол… и вот – даже не разбились, такая пыль!
– …Но это же хорошо, Веч?
– Ну что ты наделала?
– Что?!
– Что это?
– Это? Котлеты!
– Это мурло какое-то! Все разваливается!
Слезами блеснув, метнулась с кухни. Счастье-то строй!
– Стой! – за руку ее ухватил. – Давай… будем с тобой считать… что это макароны по-флотски. С фаршем.
В слезах ее усмешка блеснула:
– Но без макарон!
– Точно! – я сказал. Засмеялись.
– Только вот, – снова помрачнела, – как твой отец к этому отнесется?
– Ничего! Бывают макароны по-флотски не только без макарон… но даже без флота!
Засмеялись. На сколько еще хватит слов?
Вечером квартира озарилась снова – но отраженным солнцем от стекол напротив.
– Да в шестьдесят я Волгу переплывал! – кричал батя.
Я тоже что-нибудь переплыву. А пока мы показали нашу совместную мощь
– уничтожили макароны по-флотски без макарон.
– …Чай? – сдержанно Нонна произнесла.
Ну отец! Видит же, что Нонна в полном изнеможении… во всяком случае – изображает его. И тем не менее он твердо произносит:
– Да.
Потом я сидел за рабочим столом, наблюдая, как гаснут стекла, и заодно слушал стенания Нонны, доносящиеся из спальни. Но это она уже так – демонстрирует невыносимость своего бытия, при этом конкретно не делая ни хрена! А ты из этого строки гонишь? А из чего их еще гнать? Третье дыхание. Потом Нонна, устав стонать, приходит ко мне, берет меня за руку, виновато улыбаясь:
– А давай к отцу твоему сходим?.. Скучаить ить!
Ночью я думал: хороший был день!.. Но выдержу ли еще такой?
Выдержу! Завтракая, на то окно жадно поглядывал: где ж Боб? Хотелось бы с ним схлестнуться, набить карманы деньгами. Уже сценарий рисовался: фекальное шествие! Чумой мелкого предпринимательства я, видать, крепко схвачен. Где же Боб? Среди ложных ценностей тоже попадаются очень неплохие. Дело-то наверняка международное, может, уже получено валютное “да”? Но где же он? Видимо, я представляю для него ббольшую опасность, чем он для меня? Звонок. Вот и он, долгожданный!
– Хелло! – сиплый его голосок.
– Хелло. Ты, кажется, интересовался, Боб, пуленепробиваемые ли у нас стекла? Так вот – простые они! – Поначалу на жалость решил надавить.
– А что – стекла тебе? – прохрипел Боб. – Вы и так мне всю морду раскровянили – от визажиста звоню. Как там кошка твоя? Мне бы такую!
Ну, это погорячился он.
– Ну что с кизяками? – я на более мягкую тему перевел. – Есть идеи.
- Окна во двор (сборник) - Денис Драгунский - Современная проза
- Дождь прошел - Владимир Сотников - Современная проза
- Минус (повести) - Роман Сенчин - Современная проза