ее не сумели найти, так как в экспедиции… этнографических методов в работе не было»[537]. Но принятая в конце концов резолюция оказалась не столь категоричной:
Ученый совет Гос. музея этнографии, заслушав отчет тов. Соловья Д. А. и сообщение тов. Траугота Г. Н. об экспедиции в ЕАО с 25 апреля по 6 июня 1937 г., признал, что результаты работы этой экспедиции дают возможность построить в музее экспозицию ЕАО, но вместе с тем ученый совет ГМЭ считает, что собранный экспедицией материал является явно недостаточным.
Основными недочетами экспедиции явилось: 1) неудовлетворительная организация бывшим руководством музея экспедиции, недостаточно разработан план экспедиции, совершенно недостаточное количество участников экспедиции и особенно то обстоятельство, что только одно лицо было специалистом по этнографии евреев, а остальные не являлись специалистами по этнографии еврейского народа, 2) досрочный вызов экспедиции на 20 дней раньше срока, что в значительной степени сорвало работу экспедиции, не дав ей возможности выполнить целиком намеченную программу, 3) благодаря неудовлетворительной организации руководства имелись недостатки организации работ экспедиции на месте. Несмотря на все это, экспедиция собрала материал по достижениям социалистического строительства в ЕАО, проводимого на основе ленинско-сталинской национальной политики, статистико-экономический материал, фотографии по быту и жизни евреев, некоторый вещевой материал и необходимые для живописных работ по экспозиции ЕАО зарисовки художника Г. Н. Траугота[538].
При просмотре отложившихся в архиве РЭМ материалов, собранных биробиджанской экспедицией, невольно возникает ощущение, что сотрудникам еврейской секции пришлось проявить недюжинную изобретательность, чтобы выбрать из сводок, ведомостей и отчетов местных учреждений такую информацию, которая могла бы однозначно подтвердить «достижения социалистического строительства в ЕАО». Наиболее противоречиво выглядят документы по переселению евреев из европейской части страны на Дальний Восток. Едва ли не каждый из них показывает, что превращение евреев в самую многочисленную национальность ЕАО столкнулось с существенными трудностями. Например, темпы переселения, запланированные на вторую пятилетку, выглядели так:
Рост населения биробиджанского района, запроектированный по 2-й пятилетке, 1 окт. 1933 г.[539]
На деле планы систематически не выполнялись, количество прибывающих евреев постепенно сокращалось. Текущее положение с переселением в 1936–1937 годах приведено в следующей таблице[540]:
В документах, привезенных экспедицией, указывались и причины невыполнения планов по переселению евреев:
Причины невыполнения нашими организациями нарядов текущего года в основном следующие:
а) Слабое руководство со стороны ЦСО [Центрального совета ОЗЕТа] работой по переселению.
г) Формальная и подчас недоброкачественная присылка озеторганизациями материалов по предварительной регистрации и отчетных материалов по выполнению нарядов (на переселение. – А. И.).
д) Отсутствие какой бы то ни было работы с зарегистрированными кандидатами на переселение.
е) Отсутствие связи с переселившимися в область, а также обратниками (то есть теми, кто уехал из ЕАО. – А. И.) в связи с имеющимися фактами обратничества.
ж) Совершенно неудовлетворительная работа по выявлению и вербовке переселенческих кадров из местечек, в частности отсутствие работы по групповому переселению строительных рабочих и колхозников[541].
В итоге, согласно отчету экспедиции, в 1937 году в области проживало 65 тысяч человек, из них – всего около 25 тысяч евреев[542]. Даже эти сомнительные данные свидетельствовали: надежды на то, что к концу 2-й пятилетки еврейское население ЕАО превысит 180 тысяч человек и составит 60 % от всего населения, оказались несбыточными.
Некоторый оптимизм внушали собранные сведения о развитии сельского хозяйства, промышленности и социальной сферы. В документах приводились разнообразные цифры о росте на территории области посевных площадей, о количестве колхозов, фабрик и заводов, школ и других учебных заведений, больниц и яслей, о численности врачей и среднего медперсонала. Особого внимания исследователей заслужил Биробиджанский государственный еврейский театр[543].
Но главное – экспедиции удалось найти «нового человека на берегах рек Биры и Биджана», о чем торжественно сообщалось в отчете:
В процессе десятилетнего социалистического строительства области бывшие местечковые балагулы, мелкие торговцы, «люди воздуха», люди, подчас не имеющие никакой определенной программы, нищие и бесправные, угнетенные постоянным преследованием царизма, превратились в свободных и активных строителей социализма, стали передовыми колхозниками и стахановцами промышленности. Экспедицией собраны свыше 20-ти автобиографий таких людей[544].
Поиски дополнительных экспонатов для заполнения сохранявшихся пробелов в будущей экспозиции были поручены Исаю Пульнеру, Михаилу Шахновичу и филологу, специалисту по языку идиш Марку Гитлицу[545]. Об их усилиях свидетельствует переписка дирекции ГМЭ с различными организациями и учреждениями – Историко-этнографическим музеем евреев Грузии в Тбилиси, Всеукраинским музеем еврейской культуры им. Менделе Мойхер-Сфорима в Одессе, Туземно-еврейским музеем в Самарканде, Кабинетом еврейской культуры АН УССР и Центральной еврейской библиотекой им. Мориса Винчевского в Киеве, государственными еврейскими театрами Москвы, Одессы и Киева, а также Музеем В. И. Ленина в Москве, Музеем истории религии АН СССР в Ленинграде, Белорусским государственным музеем в Минске[546].
В январе 1938 года Гитлиц посетил в Москве редакцию газеты «Der ernes», научную комиссию Центрального совета ОЗЕТа и Государственный еврейский театр (ГОСЕТ), ознакомился с их архивами и обсудил возможности использования на выставке материалов из этих собраний[547]. Летом того же года, если верить документам, художник Соломон Юдовин, также привлеченный к работе, съездил в родное местечко Бешенковичи на Витебщине, где «разыскал… бывших участников „Пурим-шпил“ и зарисовал эскизы костюмов „Пурим-шпилер[ов]“»[548]. Впоследствии эти эскизы вошли в экспозицию[549]. При посредничестве Шахновича по обмену из Музея истории религии удалось получить несколько «бумажек от детских флажков (симхастора)», рисунки, «изображающие различные моменты религиозного быта», «маленькую тору» и «ветку для праздника» (то есть лулав, атрибут праздника Сукес)[550].
Но наиболее существенное пополнение еврейских коллекций ГМЭ новыми экспонатами стало следствием командировки Пульнера в Москву, Киев, Одессу, Тбилиси и Баку в мае-июне 1938 года. За два месяца он посетил ряд музеев и частных коллекционеров, приобрел у них или получил путем обмена редкие, порой уникальные предметы еврейского быта и культового назначения, фотографии, документы, другие материалы. Важнейший эпизод поездки в отчете о командировке он описал так:
Мой приезд в Москву совпал с ликвидацией ОЗЕТа и его Центрального совета. В связи с ликвидацией ОЗЕТа мною был поставлен перед ликвидкомом вопрос о передаче музею:
1) Фототеки (фотографии и негативы) Центрального совета.
2) Библиотеки.
3) Архива.
4) Коллекции картин и скульптур…
5) Еврейских фильмов.
Моя просьба, за исключением вопроса о передаче архива, была удовлетворена.
ОЗЕТ значительно обогатил еврейские коллекции музея и дал возможность восполнить большие пробелы в разделах