(1918)
273
Се знамение: багряная корова,
Се знамение: багряная корова,Скотница с подойником пламенным.Будет кринка тяжко-свинцова,Устойка с творогом каменным.Прильнул к огненному вымениРабочий-младенец тысячеглавый.За кровинку Ниагару выменять —Не венец испепеляющей славы.
Не подвиг — рассекать ущелья,Звезды-гниды раздавить ногтем,И править смертельное новосельеНад пропастью с кромешным дегтем.
Слава — размерить и взбить удоиВ сметану на всеплеменный кус.В персидско-тундровом зноеДозревает сердце-арбуз.
Это ужин янтарно-алыйДля демонов и для колибри;От Нила до кандального БайкалаВоскреснут все, кто погибли.
Обернется солнце караваем,Полумесяц — ножик застольный,С избяным киноварным раемПокумится молот мозольный.
Подарится счастье молотобойцуОтдохнуть на узорной лавке,Припасть к пеклеванному солнцу,Позабытому в уличной давке.
Слетит на застреху Сирин,Вспенит сказка баяновы кружки,И говором московских просфиренРазузорится пролетарский Пушкин.
Мой же говор — пламенный подойник,Где удои — тайна и чудо;Возжаждав, благоразумный разбойникНе найдет вернее сосуда.
274
Незабудки в лязгающей слесарной,
Незабудки в лязгающей слесарной,Где восемь мозолей, рабочих часов,И графиня в прачешной угарной,Чтоб выстирать совесть белей облаков.
Алмазный король на свалке зловонной,В апостольском чертоге бабий базар,На плошади церковь подбитой иконойУставилась в сумрак, где пляшет пожар.
Нам пляска огня колыбельно-знакома,Как в лязге слесарной незабудковый сон;Мы с радужных Индий дождемся парома,Где в звездных тюках поцелуи и звон.
То братьев громовых бесценный подарок…Мы ранами Славы корабль нагрузим.У наших мордовок, узорных татарокВ напевах Багдад и пурговый Нарым.
Не диво в батрацкой атласная дама,Алмазный король за навозной арбой,И в кузнице розы… Печатью ХирамаОтмечена Русь звездоглазой судьбой.
Нам Красная Гибель соткала покровы…Слезинка России застынет луной,Чтоб невод ресниц на улов осетровыйЗакинуть к скамье с поцелуйной четой.
От залежей костных на Марсовом ПолеПодымется столб медоносных шмелейПовысосать розы до сладостной боли,О пляшущем солнце пируюших дней.
(1918)
275
Говорят, что умрет дуга,
Говорят, что умрет дуга,Лубяные лебеди-санки,Уж в стальные бьют берегаБуруны избяной лоханки.
Переплеск, как столб комаров,Запевает в ушах деревни;Знать, пора крылатых китовРодить нашей Саре древней.
Песнолиственный дуб облетел,Рифма стала клокочуще бурна…Кровохарканьем Бог заболел, —Оттого и Россия пурпурна.
Ощенилась фугасом земля,Динамитом беременны доли…Наши пристани ждут корабляС красным грузом корицы и соли.
Океан — избяная лоханьПлещет в берег машинно-железный,И заслушалась Мать-глухоманьБунчука торжествующей бездны.
276
Не хочу Коммуны без лежанки,
Не хочу Коммуны без лежанки,Без хрустальной песенки углей!В стихотворной тягостной вязанкеДумный хворост, буреломник дней.
Не свалить и в Красную ГазетуСлов щепу, опилки запятых,Ненавистен мудрому поэтуПодворотный, тявкающий стих.
Лучше пунш, чиновничья гитара,Под луной уездная тоска.Самоцвет и пестрядь СветлояраВзбороздила шрифтная река.
Не поет малиновкой лучина,И Садко не гуслит в ендове.Не в тюрбанах гости из БерлинаПриплывут по пляске и молве.
Их дары — магнит и град колбасный,В бутербродной банке Парсифаль,Им навстречу, в ферязи атласной,Выйдет Лебедь — русская печаль.
И атлас с васяжскою кольчугойОбручится вновь, сольет уста…За безмерною зырянской вьюгойКупина горящего куста.
То моя заветная лежанка,Караванный аравийский шлях, —Неспроста нубийка и славянкаВорожат в олонеиких стихах.
277
Господи! Да будет воля Твоя
Господи! Да будет воля ТвояЛесная, фабричная, пулеметная.Руки устали, ловяПризраки, тени болотные.
Революция не открыла Врат,Но мы дошли до Порога Несказанного,Видели Пламенной зрелости сад,Отрока — агнпа багряного.
На отроке угли ран,Ключи кровяные, свирельные, —Уста народов и странПрипадали к ним в годы смертельные.
Вот и заветный Порог,Простой, как у часовни над речкою,А за ним предвечный чертогСеребрится заутренней свечкою.
Господи! Мы босы и наги,На руках с неповинною кровью…Шелестят леса из бумаги,«Красная Газетд» мычит по-коровьи:
«Мм-у-у!» Чернильны мои удои,Жирна пенка — построчная короста…По-казенному, в чинном покое,Дервенеют кресты погоста.
Как и при Осипе патриархе,В набойчатом плату просвирня,И скулит в щенячьей лютой пархеМеднозвоном древняя кумирня.
278
На ущербе красные дни,
На ущербе красные дни,Наступают геенские серные, —Блюдите на башнях огни,Стражи — товарищи верные!
Слышите лающий гуд,Это стучится в ад Григорий Новых..У Лючифера в венце изумруд,Как празелень рощ сосновых.
Не мой ли Сосен перезвонИ радельных песен свирелиЗатаили Распутинских иконСладкий морок, резьбу и синели?
В наговорной поддевке моейХлябь пурги и просинь Байкала.За пляской геенских днейМерещится бор опалый.
В воздухе просфора и кагор,(Приобщался Серафим Саровский)И за лаптем дед-СвятогорМурлычет псалом хлыстовский.
Ковыляет к деду медведь,Матер от сытной брусники…Где ж индустриальная клеть,Городов железные лики?
На ущербе красные дни,К первопутку лапти — обнова,Не тревожит гуд шестерниРай медвежий и сумрак еловый.
Только где-то пчелой звенятНовобрачных миров свирели,И душа — запричастный плат —Вся в резьбе, жемчугах и синели.
279-288. ЛЕНИН
I
Есть в Ленине Керженский дух,
Есть в Ленине Керженский дух,Игуменский окрик в декретах,Как будто истоки разрухОн ищет в Поморских Ответах.
Мужицкая ныне земля,И церковь — не наймит казенный.Народный испод шевеля,Несется глагол краснозвонный.
Нам красная молвь по уму, —В ней пламя, цветенье сафьяна;То Черной Неволи БасмуПопрала стопа Иоанна.
Борис — златоордный мурза,Трезвонит Иваном Великим,А Лениным — вихрь и грозаПричислены к Ангельским ликам.
Есть в Смольном потемки трущобИ привкус хвои с костяникой,Там нищий колодовый гробС останками Руси великой.
«Куда схоронить мертвеца» —Толкует удалых ватага…Поземкой пылит с Коневца,И плещется взморье-баклага.
Спросить бы у тучки, у звезд,У зорь, что румянят ракиты…Зловещ и пустынен погост,Где царские бармы зарыты.
Их ворон-судьба стережетВ глухих преисподних могилах…О чем же тоскует народВ напевах татарско-унылых?
1918