в луже крови, в то время как её продолжали насиловать подоспевшие к потехе погромщики. Потом они ушли искать себе новую жертву. Но Мириам ещё была жива.
Здесь Ева вынырнула, проснулась. Собрав волю в кулак, она встала и поплелась в ванную. Краем глаза заметила выпивающего Александра.
Когда она вышла, он спросил её:
– Тебе понравилось?
– Одевайся и уходи!
– Если я уйду, мы больше не увидимся.
Ева, избегая смотреть в глаза, повторила:
– Уходи! Мне надо побыть одной.
Она легла на кровать и притворилась эмбрионом.
Саша неторопливо оделся, собрал свои вещи… Казалось, он ждёт, что Ева его остановит. Так и не дождавшись, он демонстративно положил ключи на стол и закрыл за собой входную дверь.
Сразу после его ухода Еву снова накрыло виной, она вспомнила, что он только что вышел из тюрьмы, вспомнила всё, что ему пришлось пережить. Борясь с желанием позвонить и вернуть его, она машинально перебирала вещи… И в то же время понимала, что «самадуравиновата» здесь не проходит, для танго нужны двое.
* * *
Самадура не заметила, как заснула. А на следующее утро встала с чётким намерением больше никогда не видеть этого человека. Но намерение это очень скоро сменилось целой гаммой противоречивых чувств.
В памяти Евы упорно всплывало Сашино задержание. Он, теперь, конечно, с юмором об этом рассказывал, но эта безобразная сцена происходила во дворе родного дома, где все его знали. Это было крайне унизительно. И то, что он сопротивлялся, Еве очень импонировало. Она любила в нём эту готовность отстаивать своё достоинство.
Заново ощущая тепло потока, идущего от сердца к сердцу, она мечтала, что выкрадет его и увезёт из России к чёртовой матери. Ей казалось, что она сможет победить войну, завладевшую Сашиным существом. Ей казалось, что любовь всегда побеждает. Может быть, потому что это была первая любовь в её жизни.
Она вспоминала его ласки, его запах, слова любви, близость. Но вслед за этим накатывал лютый ужас произошедшего, и Ева не могла понять, как в одном человеке могло всё это уживаться. И огромная обида комом подкатывала к горлу, перекрывая дыхание и укрепляя решимость больше никогда его не видеть.
И тут, откуда ни возьмись, раздался звонок с неизвестного номера. У Евы было правило отвечать на любые звонки – никогда не знаешь, откуда прилетит эксклюзивная информация. В трубке раздался хорошо знакомый голос:
– Здравствуй, Рыжик. Я вернулся.
Ева осела. Это был Лёлик. Муж. Пауза затягивалась. Наконец Ева собралась и холодно ответила:
– Здравствуй. Какими судьбами?
– Говорю же – я вернулся. Все вопросы порешал, никто больше претензий ко мне не имеет. Когда увидимся?
– Я не собираюсь с тобой видеться. У меня давно другая жизнь.
– Ну что ты, Рыжик, нам же так хорошо было вместе, вспомни… – начал было Лёлик, но Ева резко его оборвала:
– Что ты несёшь? Что надо вспомнить – загулы, баб, мутных знакомцев твоих? – с тихой яростью процедила она. – Ты меня бросил беременную, скот…
– Евочка, боже! Какое счастье! – восторженно заголосил Лёлик, пытаясь перехватить инициативу. – Ребёнок! Как ты его назвала?
– Наш сын умер от лейкемии. Я одна, слышишь, совершенно одна боролась за Игорька… Где ты был всё это время? – сорвалась на крик Ева.
На этот раз замолчал Лёлик. Стало очевидно, что обычные хохмы не прокатят и надо менять тактику.
– Ева, милая, я изменился. Меня так помотало! Я хочу семью с тобой, хочу всё вернуть! – Лёлик тараторил, перебивая сам себя. Слова катились градом, сминая друг друга. – Я богат, мы будем жертвовать на благотворительность, построим храм, Бог поможет, у нас ещё будут дети…
Ева прервала этот поток:
– Лёлик, я не желаю ни с тобой, ни с твоими деньгами иметь ничего общего. Ты вообще в курсе, что, когда ты сбежал, ко мне приходили твои подельники? Ты можешь понять, что я чудом жива осталась? Где ты был, придурок, в это время? О чём ты думал?
– Я должен был уехать, меня бы замочили…
– В общем, просто отвали…
– Ева, ты, между прочим, до сих пор моя жена. Давай вместе сходим на кладбище, где наш мальчик лежит, я всё-таки его отец! Заодно повидаемся, мне столько нужно тебе рассказать! Просто будем друзьями, зачем нам враждовать?
Вот это вот «ты до сих пор моя жена» Еву не на шутку напугало. Она, конечно, не стала Лёлику объяснять, что ей удалось объявить его без вести пропавшим и расторгнуть брак. Но ему от Евы явно что-то было нужно. Дружить ей с Лёликом абсолютно не хотелось, хотя она уже поняла, что от него так просто не избавиться. Надлежало проявить гибкость.
Она назначила дату и попросила её не беспокоить до этого.
* * *
Тем временем счастливо выбравшийся из СИЗО Коньков решил всех удивить и затеял со своими высокопоставленными кураторами неожиданный разговор.
К великому сожалению кураторов, мысли, посетившие его в тюрьме, имели продолжение. Александр совершенно не хотел думать о себе как о винтике системы, идеальном солдате и т. д. Эта опасная игра смыслами захватила его и заставила думать о своей жизни, о том, что́ он защищает, кто его друзья.
В какой-то момент Коньков сказал себе: «Ок. Моя совесть спокойна, если я делаю что-то для защиты Родины. Но я не хочу, чтобы моё оружие попало к террористам. Точка».
И тут же поймал себя на мысли о совести. Эта была новая парадигма. «Ого, – подумал он, – Еве бы понравилось». С другой стороны, Коньков прекрасно понимал, с кем имеет дело. Для животрепещущего разговора он выбрал куратора, с которым у него были максимально дружеские отношения, плюс того отличала приятная биографическая особенность: о нём точно было известно, что на одну половину он еврей, зато на другую – настоящий викинг. Звали куратора Владимир Красно Солнышко.
И вот в ресторане, хорошо выпив, Коньков спросил, как тому живётся с этими двумя половинками.
– Вообще не думаю об этом, – ответил Владимир. – А почему ты спрашиваешь?
– Знаешь, как-то мне не по себе от мысли, что мои машинки попадают к «Хезболле».
– И давно это с тобой? – участливо спросил Владимир. – Может, всё-таки съездить тебе отдохнуть куда-то?
– Спасибо, я вроде не устал. Просто хочу, чтобы в наше соглашение с Иорданией внесли пункт о запрете продажи странам, замеченным в содействии террористам.
– Тогда нам вообще некому будет продавать.
– Ну почему, Египет, саудиты и т. д., они все остаются.
– Саш, не лезь ты в это. На тебя и так косятся. Многие тебя не любят, сам знаешь, из каких неприятностей мы тебя постоянно вытаскиваем.