принесла тебе поесть, но не могу остаться. Мне нужно в похоронное бюро.
— Окей, — я беру пакет и кладу его на стол.
— Его родители хотят, чтобы я помогла им с приготовлениями. Говорят, я знаю, чего он хотел бы.
— А ты этого хочешь?
Попытка Рейн пожать плечами выглядит жалкой.
— Это правильный поступок.
— Для кого же?
— Для всех, я полагаю, — она вздыхает и закручивает волосы, прежде чем перебросить их через плечо.
— Ты не должна, Рейн. Я понимаю, что он был частью твоей жизни, и между вами что-то было, но планировать похороны — это не работа для его девушки.
— Родители никогда не должны хоронить своего ребёнка, Вон.
Я замолкаю, не желая, чтобы мой гнев на его родителей проецировался на неё.
— Я это знаю. Но это несправедливо, что они передают своё горе тебе, когда ты уже достаточно чувствуешь его сама.
Она на мгновение прикусывает губу.
— Я так не думаю. Думаю, они просто хотят, чтобы я чувствовала себя вовлечённой.
— Если ты этого сама хочешь.
— Так и есть, — она вздыхает. — Я имею в виду, что это тяжело, но я знаю, что если я этого не сделаю, то пожалею об этом.
— Я не хочу, чтобы у тебя были какие-то сожаления.
— Нет, — Рейн смотрит на телефон в своей руке. — Мне лучше уйти. Они ждут.
— О’кей, — я провожаю девушку до двери и открываю её перед ней. — Я провожу тебя до машины.
Когда она тянется к моей руке, меня мгновенно охватывает облегчение от того, что она не отстраняется. Мы подходим к её машине слишком быстро, и когда Рейн нажимает на брелок, я держу её дверь закрытой, вместо того чтобы открыть её, ожидая, что девушка посмотрит на меня.
— Позвони мне позже, ладно?
— О’кей.
— Рейн, посмотри на меня.
Она медленно поднимает голову.
— Я тебе позвоню.
Это не то, что она хочет сделать. Мне отчаянно хочется перекинуть её через плечо и забрать домой, пока всё не закончится, но я знаю, что этого нельзя сделать. Сейчас я могу быть здесь только ради неё.
Кивнув, я открываю дверь и наклоняюсь, чтобы поцеловать её снова, когда она садится.
— Я люблю тебя, Вон.
— Я тоже тебя люблю, — я ещё раз целую её в щеку. — Напиши мне.
— Я так и сделаю.
Смотреть, как она уезжает, – полный отстой, но к тому времени, как я возвращаюсь в салон, она уже исчезает из виду. Я не имею права указывать ей, что она может или не может делать, как бы мне этого ни хотелось.
В отличие от сегодняшнего утра, день тянется медленно. Я постоянно проверяю свой телефон, и каждый раз, когда от неё нет сообщения, это беспокоит меня. К половине восьмого, когда я всё ещё не получаю от Рейн никаких известий, я посылаю ей сообщение и не получаю ответа.
Мой грузовик отвозит меня прямо к ней. Я выхожу из дома и оказываюсь у её двери, прежде чем успеваю подумать об этом. Я тихонько стучу в дверь и зову девушку по имени.
— Ты здесь?
Когда она отвечает, это чертовски бьёт меня в живот.
— Привет, — шепчет она.
Я вхожу, обнимаю её и пинком захлопываю за собой дверь. Она хватает меня за куртку, и у неё перехватывает дыхание, когда я несу её в гостиную. Когда я добираюсь туда, меня снова бьёт кулаком, но на этот раз чуть выше живота… больше похоже на область, где находится моё сердце.
Сидя на диване, я могу получить хороший обзор жизни Рейн с Брайаном. Её фотографии разбросаны по всему журнальному столику. Флаеры от фильмов, сухие цветы, украшения.
— Я не собиралась смотреть на всё это, но его родители не смогли найти фотографию с их юбилейной вечеринки, и они попросили меня посмотреть.
Одной мысли о Рейн с ним достаточно, чтобы свести меня с ума. Мне всё равно, жив он или мёртв, никто не хочет представить себе человека, в которого они влюблены, с кем-то другим, не говоря уже о фотографиях-доказательствах. Дело не во мне. Дело не во мне.
— Тебе, наверное, очень тяжело это видеть.
Её голова качается у меня на плече.
— Я не хотела, чтобы ты это видел. Вот почему я не позвонила тебе.
— Всё в порядке.
— На самом деле это не так, но я ценю твоё понимание, — она слезает с моих колен и садится рядом.
Я не знаю, что ещё сказать ей, но чем дольше я сижу здесь, тем дольше я смотрю на фотографии её и его. Там, где они смеются, выглядя счастливыми. Молодыми и влюбленными. На карнавале, поедая мороженое, играя в боулинг. Несколько школьных танцев. Не только напоминание о том, что я не получал этого с ней, но и о том, что я вообще не получал ничего из этих вещей.
Когда я должен был быть в средней школе, я получал свой аттестат из окружного центра содержания несовершеннолетних. Когда карнавал был в городе, я отсиживался где-нибудь, скрывая синяки и разбитые костяшки пальцев. Когда другие дети ели мороженое, я тайком вылезал из окна, чтобы покопаться в соседском мусоре.
— Позволь мне всё убрать, — девушка садится на пол и начинает всё собирать.
— Не делай этого из-за меня.
— Всё в порядке. С меня хватит. Я нашла то, что им было нужно.
Рейн кладёт пульт мне на ногу, и я радуюсь возможности отвлечься, переключая каналы. Я останавливаюсь на старом фильме о Рокки; смотреть, как людей бьют по лицу – это как раз то, что мне сейчас нужно.
— Ты голоден?
Я не понял, что она закончила, но, к счастью, ни одного сувенира о её прошлой жизни не осталось.
— Я всегда голоден.
— И я тоже. Я приготовлю что-нибудь очень быстро.
— Давай просто закажем что-нибудь, тебе не нужно готовить.
— Я хочу, — настаивает она. — Действительно. Кулинария – это целебное средство для меня.
Вот именно. Готовить для неё – всё равно что делать татуировку для меня.
— А что у тебя есть? Я действительно не привередлив.
— Я могу быстро приготовить пасту.
— Отлично.
— О’кей. Хочешь чего-нибудь выпить?
— Пиво есть?
Она закатывает глаза.
— Мы в Висконсине; разве