бедра, в то время как я использую другую руку, чтобы наклонить его член. Мой язык высовывается и облизывает кончик, а затем я втягиваю его так глубоко, как только могу.
Свист воздуха покидает его, когда он хватает меня за волосы.
— Господи, детка, — парень держит меня неподвижно, пока трахает мой рот. Я стону рядом с ним, возбуждаясь от этого сильнее, чем думала. Затем он откидывает мою голову назад, поднимает меня и делает то, о чем я, по его словам, пожалею.
Он трахает меня. Жёстко и быстро. Так красиво, что мне приходится сдерживать слёзы, когда он смотрит мне в глаза, и я вижу его. Я вижу, что он пытался скрыть, что боялся показать мне. Я так сильно этого хотела. Я хочу, чтобы он показал мне, что он чувствует; я хочу забрать часть этой боли. И если я получаю от этого самое изысканное удовольствие, то это беспроигрышный вариант.
Я выкрикиваю его имя, и он опустошает себя внутри меня. Хотя он только что прижал меня к стене, я никогда в жизни не чувствовала себя более любимой.
Глава 18
Вон
Её насытившееся тело становится тяжелее, и я крепче прижимаю её к себе.
— Ты в порядке?
— Ммммммм.
Я сбрасываю джинсы и иду в ванную, где сажаю её на стойку, а затем включаю воду в душе. Когда становится теплее, я отодвигаю занавеску и вхожу.
— Идёшь?
Губы Рейн приподнимаются в улыбке, она спрыгивает со стойки и присоединяется ко мне. Как только она ступает в ванну, она кричит.
— Срань господня, как холодно!
Я разворачиваюсь, и вода бьёт в меня.
— Извини, — я поворачиваю ручку, чтобы сделать её горячее. — Ну вот, лучше?
Она суёт руку под воду.
— Нет. Это ещё даже не тепло.
— Насколько же горячо ты хочешь?
— Чтобы было жарко, — Рейн наклоняется ко мне и крутит кран.
Вода переходит от теплой к кипятку, и я шиплю, когда струи обжигают спину.
— Господи, женщина.
Она переворачивает нас так, что теперь она одна под водой.
— О, это прекрасно.
— Прекрасно? — «Вода просто кипяток!»
Её смех заполняет небольшое пространство, и она поворачивает ручку на долю сантиметра.
— Ну вот, так лучше?
Это не имеет ни малейшего значения, но если ей удобно, то мне придётся просто терпеть.
— Конечно.
Она усмехается и ещё немного поворачивает кран.
— Это самое лучшее, что могу предложить.
— Ты ошибаешься, — я обнимаю её и целую в улыбающиеся губы, затем прячу голову между её грудей, держась изо всех сил. — Вот самое лучшее, что может быть, — я сгибаю руки, чтобы подчеркнуть свою мысль. Она, вот это, мы вместе, мои руки вокруг неё, — это лучшее, что есть в мире.
Когда пар начинает заполнять ванную комнату, её вес на мне становится ещё тяжелее, когда она расслабляется.
Я не хочу поднимать этот вопрос, но я должен знать.
— Я был слишком груб?
— Нет, — тут же отвечает она. — Нисколько.
Напряжение в моих плечах спадает, и я целую Рейн в макушку. Мы, наконец, делаем то, для чего предназначен душ, и моемся. Я выхожу первым и протягиваю ей полотенце.
— Можно мне надеть рубашку?
— Я бы предпочёл, чтобы ты разгуливала голышом.
Рейн смеётся и толкает меня, когда выходит и направляется в мою комнату.
— Второй ящик.
Она хватает рубашку и выходит, пока я одеваюсь. Когда я заканчиваю, она уже сидит на диване.
— Чего хотели те мужики?
— Как всё прошло сегодня?
— Я ушла, посидела только на церемонии и ушла.
Поскольку я хотел быть здесь для неё, когда всё закончится, я перенёс свои встречи на сегодня.
— Но почему? — мне показалось, что она пришла слишком рано.
— Я хотела тебя видеть, — пожимает она плечами. — Когда я с тобой, кажется, что всё остальное просто исчезает.
Прислонившись к арке, я киваю в знак согласия.
— То же самое и с тобой.
— Кто были те парни?
Чёрт. Я надеялся, что она забудет об этом. Хотя, если из-за какого-то мужика, ты попадаешь за решетку, полагаю, это не так-то легко забыть.
— Мы выросли через дорогу друг от друга. В долине.
Её глаза расширяются, как я и ожидал. Она не знала, что человек, которому она призналась в любви, — это отброс из долины.
— Как ты можешь себе представить, у меня с ними связаны не самые лучшие воспоминания.
— Я понятия не имела, Вон. Я имею в виду, что то, что ты вырос там, не означает, что у тебя автоматически было дерьмовое воспитание.
Мне нравится, что она такая наивная.
— Да, это так, детка. Я кричал не на них, а на ситуацию.
— Какую ситуацию?
Вот оно. Вот тут-то всё и кончается; вот тут-то она и узнает страшную правду. Я не хочу ей говорить, потому что не могу жить без этой девчонки. Она говорит, что любит меня, но мне нужно, чтобы она была так влюблена в меня, что останется, когда узнает. Она не может меня бросить.
Поэтому я делаю то, что должен… я лгу.
— Насчет денег. Ерунда, — я не даю ей шанса усомниться в этом. — Хочешь заказать пиццу? Уверен, что ты голодна.
Глаза девушки сужаются, и она накручивает мокрые волосы на палец. После того, как она раздражённо вздыхает, она соглашается.
— Ладно, я очень голодна.
— Круто. Какую ты хочешь?
— Любую.
— Колбаса с грибами?
— Нет. Никаких грибов.
— Ладно, ветчина, курица, колбаски и пепперони?
— О, это слишком.
— Раньше ты так не говорила, — я поднимаю бровь, и она пытается подавить смех.
— О боже, ты такой мальчишка.
Усмехнувшись, я снова спрашиваю её:
— Так какую ты хочешь пиццу?
— Сыр и пепперони.
Я качаю головой и хватаю свой телефон, давая себе зарок, чтобы запомнить её любимую пиццу, чтобы не пришлось проходить это снова. Я заказываю из заведения чуть дальше по улице и беру несколько напитков для нас из холодильника. Мы включаем кино, и когда приносят пиццу, я встаю, чтобы взять её. Мне нравится, что Рейн всё равно, что мы едим пиццу прямо из коробки.
Остаток ночи мы просто тусуемся. Она заставляет меня смотреть фильм про цыпочек, и когда фильм заканчивается, я больше не