— Ты согласилась… А могла ведь и отказаться. Но ты согласилась.
Точно, так и было. Надо признать.
— Ну да. — Дежурство — неплохой предлог, чтобы побыть вместе.
Ивона показывает на сок. Марта наливает в две чашки, одну подает Ивоне. Ей нельзя пить сок, но никто не может ей запретить делать это.
— Томаш мне сказал… — Ивона смотрит на нее с грустью. — Почему не ты? Почему не ты?
В животе Марты появляется напряжение.
— Что он тебе сказал?
— Почему у вас нет детей.
Марта подносит чашку к губам. Размышляет, что ответить.
— Потому что я…
— Почему не ты сказала мне об этом? Так она ей и скажет!
— Меня трясло. От тебя с твоей беременностью. Ты решилась на аборт. Я бы жизнь отдала, чтобы забеременеть… от него. — Она передразнивает Ивону: «Дорогая Марта, я лежала в больнице, не могу приехать, мне сделали операцию…»
— Да, у меня была операция, дорогая Марта. — Голос Ивоны наполнен печалью. — Я не могла приехать… Сначала лежала четыре месяца с поднятыми ногами, дорогая Марта, с зашитой шейкой, но не удалось, дорогая Марта…
Марта смотрит на нее и понимает. С горечью все понимает. Она должна как-то объяснить:
— Ты написала: «Мне сделали операцию…»
— А что я должна была тебе написать? Тебе, которая решила, что в этом мире дети рождаться не должны, потому что он слишком жесток? — Теперь Ивона передразнивает Марту: «Дорогая Ивона, мы решили отказаться от мысли иметь детей. Мы не можем позволить появиться на свет новому человеку и тем самым обречь его на страдания. Нужно быть ответственными…» Как я тебя не любила, Марта! Я не могла приехать… Я лежала в тот момент с задранными вверх ногами… Не могла…
— Как я тебя проклинала! — Голос Марты полон скорби. — Операция! Я бы все отдала… — И через мгновение, словно бросаясь с головой в омут, она спрашивает: — Ты его чувствовала?
Ивона не понимает:
— Что?
Марта ласково, с детской наивностью повторяет:
— Ты его чувствовала? Скажи…
— Да… — закрывая глаза и отдаваясь во власть воспоминаний, улыбается Ивона.
— Как это было?
— Такое… бульканье.
— Бульканье?
— Да. Бульканье. Шевеление. Переворачивание… Но в основном бульканье…
Марта повторяет как зачарованная:
— Бульканье…
— Щекотно было…
— Щекотно?
— Да, щекотно… Так необычно… Щекотка и урчание…
— Урчание…
Голос Ивоны становится тверже:
— Не получилось. — Она добавляет: — Потом Петр ушел.
— Ты же его сама бросила! — напоминает Марта.
— Коль скоро он ушел, я должна была его бросить!
Марта снова зла, теперь на Петра:
— Сукин сын!
— Марта!
Ивона ее останавливает? Еще раз повторяет:
— Сукин сын, я сказала.
— Какие ты выражения употребляешь! — Смех в глазах Ивоны теперь редкость.
— Прости, — говорит Марта и, делая гримасу, добавляет: — Обычный хрен.
— Марта?!
— Что? Ты думала, я таких слов не знаю? Я от Петра узнала, что ты и Томаш тогда… Петр пришел ко мне, думал, я что-нибудь предприму, ведь он… — Марта с иронией заканчивает фразу: — так тебя любит! Сволочь!
— Он тебе рассказал? — На лице Ивоны отражается досада. — Точно, сукин сын! Жаль, я об этом не знала…
— Жаль, что… — Марта замолкает.
— Жаль? — Ивона выжидающе смотрит на нее.
— Что ты не вернулась, — быстро отвечает Марта, словно боясь, что голос ее выдаст.
— Я вернулась, — шепчет Ивона.
— Не вернулась раньше… Но я все равно рада, что ты вернулась.
— Я тоже. — Ее глаза закрываются, а голова клонится набок.
Марта берет ее за руку. Ивона спит. Это теперь часто случается.
— Ивона?
Ивона не отвечает, ее рука бездвижна. Марта прикрывает ее одеялом, опускает изголовье и осторожно гладит по щеке.
— Бедненькая моя, я рада, что… За окном медленно темнеет.
Ночь
Марта заглядывает в палату:
— Эй, это я! Я!
Ивона смотрит на нее:
— Я — Сосна, я — Сосна. Прием.
Марта подходит к кровати, улыбаясь, целует Ивону в щеку.
— Я совершенно забыла! Бог мой, сколько лет! Прием.
— Это мы придумали. — Голос Ивоны так слаб, что Марте приходится угадывать, что она говорит.
— Ну уж нет! Это наш класс! — Пододвигая стул поближе, Марта имитирует мужской голос: — Четвертые классы остаются в школе и осуществляют подготовку к автоматной атаке! И поддерживают связь с первыми классами, находящимися на стадионе!
— Четвертые классы пользуются радиостанцией в классе, а первые на стадионе, несмотря на то что на улице май! — Ивона пытается говорить громче, но ей не удается.
— Тот май долго будут помнить!
— И помнят!
— Это Шляпа придумал пароль для связи! Ты знаешь, что он стал программистом?
— «Ты отличаешься от прямой тем, Шляпа, что она бесконечна!» Он окончил институт?
— Да! А я так хотела учиться в вашем классе.
— Сидим, не шелохнувшись, всматриваемся в эту коробку, вдруг слышим: «Я — Сосна, я — Сосна. Вызываю Кочан. Прием!»
— Ой, мамочка, как же мы смеялись!
Улыбка исчезает, лицо Ивоны искажает гримаса боли:
— Если бы немного…
Марта вскакивает, с состраданием спрашивает
— Что сделать?
— Не знаю. Если положишь мне под ноги… Марта мгновенно складывает одеяло и кладет его под колени Ивоне.
— Нет, не так… Выше, выше. — Ивона нетерпелива. — Ты меня слышишь! Под колени… Может, мне станет легче… Прости…
— Я к твоим услугам.
С лица Ивоны медленно исчезает напряжение. Она старается справиться с болью, спрашивает:
— Как дела?
Марта чувствует, как трудно ей говорить.
— У нас все в порядке.
— У нас… мы… — повторяет Ивона. — Всегда множественное число… — Она скорее обращается к себе, чем к Марте. — Ваш брак, ваш дом, ваше настоящее, прошлое, будущее… А я всегда была одна…
Марта наклоняется над ней:
— Теперь ты не одна. Я с тобой.
Ивона извивается в судорогах.
— Укол? — спрашивает Марта.
Ивона крепко сжимает зубы, потом выдавливает:
— Нет, еще нет. Еще немного…
Может, Ивона и перетерпит боль, но для Марты это невыносимо. Она резко вcтаtт:
— Подожди, сейчас я сделаю укол. Ивона удерживает ее движением руки:
— Нет, пока не надо… Я еще немного потерплю… чуть-чуть… Нет, не уходи, пожалуйста, не оставляй меня… Ничего не говори… Почему так происходит? Ведь моя боль никому не передается… Это неправильно… Подержи меня за руку.
Марта садится и послушно берет в руки почти прозрачную ладонь Ивоны, ласково ее поглаживает. Лицо Ивоны становится мертвенно-бледным от боли.
— Пожалуйста! Если ты и способна терпеть, то я не в состоянии это вынести! Разреши мне сделать этот чертов укол, потому что я больше не могу! Пожалуйста! — Голос Марты, наполненный мольбой, разбивается о стены.