Аслан не хотел брать крепышек, разумно считая все разговоры о "белых колготках" глупостью, но его друг, большой любитель экзотики, умеет вовремя хрустнуть купюрами. Они вместе учились в Москве, хотя он, Аслан, скорее пытался учиться — отец хотел, чтобы у сына был настоящий, а не купленный диплом. Они, естественно, крутились, но после учебы Аслан вернулся домой — ему не понравилась Москва и москвичи. Он вообще не любил большие города и в этом был похож на отца. А друг остался и поднялся. В его глазах всегда хватало идей и упрямства, и когда на него вышел анекдотный проныра эстонец, он сразу же ухватился и позвонил Аслану. Прекрасно зная друга, Аслан, тем не менее, согласился не сразу, но убедившись, что столичная жизнь испортила, но не изменила тому характер, сдался. Предположив выгоду, он не ошибся — друг умел не только убеждать, но и платить, и вероятно благодаря этому до сих пор был жив, там, в большом столичном городе. Дамочки очень хорошо говорили по-русски, но характерный акцент, почему-то так нравящийся русским мужчинам, конечно же, выдавал их. А он, честно говоря, ничего интересного в нем так и не расслышал, да и разговаривали они мало.
Поворот, еще один, мелькнул указатель с названием поселка, с подсказкой близкого Туапсе — они подъезжают, а Аслан вспомнил, как, смеясь, все же нервничал его друг, рассказывая об их тренере папаше: оказывается, это он их и научил. Земляк переживал, опять же шутя и смеясь — что тихого выстрела в столице никто бы не услышал, а на мусульманском кладбище появилась бы еще одна богатая могилка приезжего джигита.
— Из Мааасквы, говоришь? — озвучил он старый студенческий анекдот, притормаживая и съезжая с трассы. Гравий мягко зашуршал под резиной, а Иса, почувствовав изменение скорости, открыл глаза.
* * *
Вода, сначала шумящей, а затем и беззвучной подводной прохладой на несколько объемных секунд обдала голову и тело. Слышен писк далеких катеров. Алексей вынырнул — волны, соль в носу и на губах, а позади крики детей в пенной границе пляжа и водяных ухабов. Беспрерывно накатываясь на берег, они без устали перебирают гальку, делая ее круглее и меньше, а заодно вертят прыгающих в них и через них детей, не в силах прекратить непрекращающийся визг. "Ну какая летом работа?" Пора опять под воду. Голубовато-липкая и пахучая, она прозрачна, а обросшие мохнатые камни на дне сливаются с ним, пятнистые рыбки плавают туда сюда, пугая едва заметных креветок. Сказка, но множество алюминиевых банок яркими кучами подсказывают ныряльщику: "Человек, ты звучишь не только гордо!" Снова пахнущий йодом воздух, брызги, гребки, нырки, струи, водовороты, приятная усталость плеч. Говорят, что чукчи не умеют плавать — этого просто не может быть.
Немного полежав и отдохнув на воде, как на мечте, он усталым буруном поплыл к берегу. Усталость дает погрешность движений, в спорте, отдыхе и еще кое в чем — больше всплески, чаще вдохи. А на встречу скользят бодрые тела — пляжный конвейер работает без перерыва. Колышутся не желающие портить причесок дамы, иллюстрируя необъяснимое — как можно, плавая в море, не нырять? Раскачиваясь, взлетают вверх и падают вниз надувные матрасы, а их в основном обладательницы целятся известными местами в солнце. А ближе к берегу все те же дети, надувные круги и манжеты, гуси и утята с затычками в хвостах.
Алексей коснулся дна, сделал пару шагов, но ноги заскользили по камням, а волна поддала сзади — пришлось ловить дно руками. Ничего, это приятная неуклюжесть, еще пара попыток и он научится шагать, не теряя равновесия на скользких подводных кочках.
Пляжи: полоса в двадцать пять — тридцать метров шириной из обмолоченных волнами булыжников протянулась в бесконечность, ограниченная крепостной стеной береговой кручи и закругленная вдаль синевой моря. Нарезанные на делянки и отделенные друг от друга частыми волноломами, а некоторые и железными заборами, кое-где возвышаясь открытыми террасами, они принадлежат различным, расположенным над ними турбазам, домам отдыха, санаториям и пансионатам. Чем выше и белее, респектабельнее корпус, тем круче пляж, тем толще трубы разделительных решеток и тем на нем чище.
Палаточный лагерь с белеющим как испанская церковь толчком посередине занял место между старым, утопающим в зелени кемпингом и сосновым бором, существующим лишь только потому, что берег здесь очень высок и явно непрочен, и поэтому опасен для строительства. За сосновым бором блистает, отражая солнце, многоэтажный и, естественно, белый корпус. Это санаторий или пансионат, в названии которого, как сказали Алексею, присутствует слово "газ". Ну а на пляже под палаточным городком нет грибков, раздевалок и прочих прямо не связанных с загаром сооружений, и он плотно заполнен людьми и солнечной, почти африканской демократией. Тени мало, ее совсем нет, все тени густеют там, на богатеньком, но пустоватом, потому как газоватом лежбище, впрочем, невидным отсюда.
Алексей вышел из воды и, подтянув плавки — непривычный пока еще наряд, почувствовал пару-тройку ребристых взглядов на своей фигуре. Как-то он посмотрел один американский фильм, где полицейские с огромной техасской скоростью, но с успехом горячей прибалтийской мысли гонялись за маньяком с огромным и острым ножом. Кто-то за кем-то следил или подглядывал, в телескоп или подзорную трубу. И вот в одном из эпизодов из уст сидящего в кожаном кресле, и что удивительно — образованного прокурора прозвучали слова, в ответ на требования ареста, что семьдесят пять процентов людей приходят на пляж не столько за загаром, сколько за возможностью поглазеть на других. Может быть они и правы, эти америкосы, любители тестов и опросов, но тогда оставшиеся проценты — это вероятно дети, воры, фотографы и торговцы.
Его отец, в прошлом сам неплохой биатлонист и в свое время многократный чемпион по офицерскому многоборью, с детства мучил спортом и его. И хотя Алексей не добрался до сборных высот, но все же многолетние тренировки подарили ему не только в очередной раз подтвержденную выносливость, но и сильное тело, издали различимую фигуру спортсмена. Ну а служба в СКА или в СКФ хороша еще и тем, что "повесив лыжи на летний крючок" можно вполне успешно орудовать веслом, и не обязательно за спиной запашного, а честным запасным номером отстаивая честь все того же СКФ. Разнообразие, сборы, поездки, да и служба идет, не вредя, а наоборот — помогая здоровью.
Вот и сейчас, выйдя из воды — одного из разнообразий, он в который раз ощутил соединение усталого напряжения мышц и женских взглядов, а темные стекла очков помогают разделять живость глаз и расслабленность поз хозяек. Прекрасно понимая, что в знакомстве и отношениях с женщиной мышцы, как правило, играют мало роли, он, тем не менее, знает, что постоять рядом с плечистым мужчиной ей гораздо приятнее, чем с субтильным или пузатым. Правда, при равенстве толщины кошелька. И попадая на пляж или набережную, где одежда большинства состоит из не более чем трех предметов, не считая очков и сигарет, он привычно чувствует оценивающие прикосновения статично заинтересованных взглядов. Не только женских, изучающих, но и мужских, ревнивых.