Читать интересную книгу Индейская война в Русской Америке - А. Зорин

Глава V ЯКУТАТ И ПРОТИВОСТОЯНИЕ В ПРОЛИВАХ (1805 – 1821 гг)

Вскоре после возвращения с промысла большая часть партии во главе с Т. С. Демьяненковым была отправлена обратно на Кадьяк. От встреченных по пути индейцев партовщикам стало известно, что Якутатская крепость захвачена тлинкитами и там повторились события 1802 года. Не вполне ещё поверив этому сообщению, Демьяненков “решился плыть только по ночам или в пасмурную погоду, а днём оставаться на месте”. 1 Тем временем волнение на море усиливалось. На переход от Акоя до Якутата протяжённостью в 60 вёрст потребовалось “около 10 часов усильной гребли”. Прибыв к разорённому селению глубокой ночью, измученные партовщики, “к вящшей горести своей, уверились в справедливости полученных слухов”. Страх перед нападением тлинкитов был так велик, что кадьякцы не смели даже пристать к берегу. Но смертельной опасностью грозило им и бурное море, поскольку “обезсиленные продолжительною греблею, многие пришли в совершенное изнеможение”. Демьяненков собрал все байдарки и на общем совещании большая часть партии решилась вместе со своим начальником продолжить плавание и добраться до ближайшего относительно безопасного от нападения тлинкитов места – о. Каяк, до которого было ещё более 200 миль. Гребцы 30 байдарок, однако, не нашли в себе сил на такой переход. Они заявили, что “решаются плыть к берегу и отдаться в плен и рабство или на мучения и смерть Колошам; и как ни горестна им сия разлука, но продолжать плавания [они] не в силах”. 2 По иронии судьбы уцелели именно они – те, кого все считали обречёнными на гибель. Прочие, в числе около 250 человек, 3 погибли в разыгравшейся ночной буре и их чудом спасшиеся товарищи, “плывя далее, находили по берегам выкинутыя байдарки и обезображенные трупы несчастных своих родственников и братьев”. 4 Партовщики из этих 30 байдарок и стали одними из тех, кто доставил в Константиновскую крепость на Нучек страшную весть о судьбе Якутата. Компания вновь получила удар, равный по силе катастрофе 1802 года.

То, что сорвалось в 1802 г. у акойцев, удалось теперь самим якутатцам. На этот раз они действовали самостоятельно, без согласования действий с прочими куанами. Более того, судя по индейским легендам, не было единства и среди самих якутатских кланов. Однако причины, повлёкшие за собой трагедию, во многом перекликались с теми, что привели к гибели Михайловской крепости. Напрасно директора РАК во главе с М. М. Булдаковым вновь настойчиво указывали на подстрекательство со стороны зловредных иностранных купцов, а также на “склонность к сражениям и жестокости” якутатских колош. 5 На данный период вообще нет свидетельств о контактах аборигенов Якутата с морскими торговцами, которые предпочитали действовать в более южных районах. Пресловутая же воинственность тлинкитов почему-то не мешала им до сих пор более-менее мирно уживаться с поселенцами. Истинные причины гибели крепости раскрывают индейские предания, собранные Ф. де Лагуной, и комплексные исследования А. В. Гринёва, благодаря чему науке удалось пролить свет на туманные и неясные до недавнего времени обстоятельства якутатской драмы. 6

В 1805 г. в Якутатской крепости, согласно наиболее достоверным сведениям, проживало, не считая детей и некоторых женщин, около 60 человек: 28 русских (правитель, писец, 15 промышленных, 9 посельщиков, кузнец и слесарь) и 35 туземных работников-каюров (из них 15 женщин). Кроме того, здесь же в тот момент находились 4 кадьякцев и 6 чугачей Канихлютского жила, задержавшиеся в крепости по пути с Ситки. 7 В общей сложности численность населения колонии ко времени её гибели приближалась, вероятно, к сотне человек. Кроме того, частыми гостями русского заселения были и обитавшие неподалёку индейцы, принадлежавшие к небольшому клану тлинкитизированных эяков (угалахмютов) – тлахаик-текуеди или тлухеди. Судя по сохранившимся якутатским преданиям, они нередко привлекались русскими к различным подсобным хозяйственным работам. Вождём этой группы был Танух (Зуб Морского Льва), человек “проворный, находчивый, знающий”, пользовавшийся дружеским доверием со стороны начальника поселения. Вероятно, именно он и его люди, как писал К. Т. Хлебников, “казались преданными” и “употреблялись для работ и услуги”, приближаясь по своему положению к компанейским каюрам. 8

Также, как на Ситке и Алеутских островах, русские, взяв аманатов и ощущая себя хозяевами положения, слишком часто позволяли себе грубость и насилие в отношениях с аборигенами. Компания так и не уплатила индейцам за землю, уступленную под поселение, хотя Баранов и обещал это сделать. Скучающие поселенцы силой захватывали местных женщин, а натешившись, отсылали их обратно к мужьям. Работники из числа индейцев не получали никакого вознаграждения за свой труд, низводясь тем самым до положения каюров. Залог своей безопасности, как и везде, поселенцы видели в аманатах – детях местных старшин, которых содержали на Кадьяке. Там мальчики были определены в школу и наравне с прочими учениками использовались для подсобных компанейских работ. Подобное обращение с заложниками противоречило тлинкитским традициям. Тлинкиты, видевшие положение сыновей благородных анъяди Якутата в Павловской Гавани, не сомневались в том, что мальчиков попросту обратили в рабство. Именно в таких выражениях и сообщила о том их родителям женщина по имени Хосал-тла (Кускан-тла), бывшая замужем за “капитаном русского корабля” (скорее всего, за одним из промышленных). Но наибольшее возмущение вызывал у индейцев рыбный запор, сооружённый русскими на реке Т’авал. Он мешал рыбе проходить на нерест в озёра, расположенные выше по течению. Это создавало для тлинкитов угрозу голода. Кроме того, запор перекрыл реку и для прохода индейских каноэ – его открывали лишь ради вождя влиятельного клана куашккуан Шады из Дома Луны (Shada – “русское” имя С’алву или Штатлейу, вероятно, “тойона Фёдора” русских источников). Он был “единственный, кто мог вести своих людей через ворота у Анкау”. 9 Прочим приходилось перетаскивать свои лодки волоком в обход запора. Ущемлённым, наконец, оказался и сам предводитель тлахаик-текуеди. Обнаружив на берегу залива разбитый ялик, Танух выдернул из него гвозди, чтобы сделать могильный ящик для своего умершего родственника-знахаря. Русские обвинили его в воровстве и даже грозили убить. Оскорблённый и встревоженный вождь решился на крайние действия.

Согласно легенде, на совете людей тлахаик-текуеди он заявил: “Голод идёт. Мы все идём к смерти. Так умрём же должным образом теперь”. Не все поддержали его замысел – русские казались слишком сильным противником. У всех ещё свежи были в памяти сбор в Якутате барановского ополчения и его успешный поход по Проливам, столь победоносно завершившийся на Ситке. Глава могущественных куашккуанов Шада-Фёдор отказался участвовать в нападении, хотя и не воспрепятствовал ему. “Если вы не желаете помочь мне, то я сделаю это сам”, – воскликнул тогда Танух. “Когда он пошёл воевать, совсем немного индейцев было с ним. Другие были трусами”, – говорится в якутатском предании. 10 Эта война стала личным делом тлахаик-текуеди, к которым примкнули лишь отдельные молодые воины-куашккуан.

План Тануха строился на том, что он сам и его люди имели свободный доступ в крепость и визиты их не вызывали подозрений у русских. Танух считался другом начальника крепости, который, согласно легенде, даже подарил ему шпагу-трость. В индейских преданиях этот начальник (“русский король”) именуется “Станисласом” или “Шавнистой”, но реально под этим именем скрывается, вероятно, Николай Мухин. Именно он исполнял в Якутате обязанности, возложенные на Ситке на В. Г. Медведникова. Положение же С. Ф. Ларионова соответствовало скорее должности И. Урбанова. “Начальствующим” именует Мухина в своём письме и И. А. Кусков. 11

Для осуществления замысла Тануха тлухеди выбрали день 20 августа 1805г., когда большинство обитателей крепости отправлялись на рыбную ловлю. Согласно заранее разработанному плану, как говорится в преданиях, Танух должен был проникнуть в крепость, убить “Шавнисту”, а затем подать сигнал своим людям, один из которых к тому времени должен был убить сторожа у ворот и тем самым открыть дорогу воинам. Покончить с караульным – человеком слабосильным – вызвался мальчик-куашккуан Духданеку, который был “неистово храбр, безрассудно отважен”. 12

Поутру Духданеку подошёл к воротам с ковшиком морошки в руках. “Я собрал для тебя ягод”, – сказал он часовому. Сторож с благодарностью взял ягоды, а мальчик вслед за тем попросил у него топор: “Я пойду в лес наколоть дров для тебя”. В предложении услужливого парнишки не было ничего подозрительного или необычного. Сторож протянул топор юному куашккуану и тотчас рухнул с разрубленным черепом.