напомнил Витман. — Ваш дом в Барятино, насколько я понимаю, снова придётся восстанавливать.
— И имущество, — кивнул я. — Но, Ваше Величество, главная беда не в этом. Беда в том, что прорывы будут повторяться. Мы, как вы знаете, и сами предполагали, что такое может быть, заранее готовились к плохому варианту. А сегодня Юнг, внезапно материализовавшись посредством астральной проекции Его высочества, подтвердил наши самые худшие опасения.
— Да. Я понял.
Мы с Витманом сидели в кабинете императора — в креслах для посетителей, стоящих вдоль стен. Сам император садиться не стал. Он ходил по кабинету, от стола к двери и обратно. Сейчас остановился и повернулся к Витману.
— Напомните, Эрнест Михайлович, об амулете какого рода идёт речь.
Витман напомнил. Рассказал то же, что и мне — постаравшись максимально смягчить формулировки. Но, увы — император был не из тех людей, чью бдительность можно притупить красивыми словами.
— Люди, которые носили этот ваш ошейник смирения, — оборвал Витмана он. — Амулет оказывал влияние на их психику? После того, как этих людей избавляли от ошейников, что-то менялось?
— Серьёзные исследования не проводились, — признался Витман. — Надеть подобный ошейник на мага, разумеется, рука не поднялась бы ни у кого. А простые люди — это простые люди, расследованием подобных преступлений занималась уголовная полиция. Но я, разумеется, поднял всю имеющуюся статистику, — Витман показал увесистую кожаную папку, которую держал в руках. — С полной уверенностью можно сказать одно: воздействие амулета на психику подчиняемого объекта напрямую зависит от самого объекта.
— То есть? — нахмурился император. — О чём вы говорите?
— Я имею в виду способность объекта к сопротивлению. Видите ли, Ваше величество, ошейники надевали на самых разных людей. Они носили их на протяжении разного времени, принадлежали к разному полу и обладали разной конституцией. Грубо говоря, ошейники носили как хрупкие пятнадцатилетние девушки, так и кряжистые шестидесятилетние мужики…
— Пятнадцатилетние? — переспросил император.
Лицо его потемнело. Мне показалось, что комната начала наполняться гневом.
— Это были единичные случаи, Ваше величество, — поспешил заверить Витман. — Виновные, разумеется, строго наказаны.
— Вы начали говорить о способности объекта к сопротивлению, — поспешил вмешаться я.
— Да-да, — кивнул Витман. — Так вот: после того, как пострадавших освобождали от ошейников, они вели себя по-разному. Некоторые из них — так, будто ничего не случилось.
— А некоторые? — буравя Витмана тяжёлым взглядом, спросил император.
— Некоторые… скажем так, частично утрачивали контроль над своим поведением.
— И в чём это выражалось?
— В снижении способности к принятию решений, — признался Витман. — Для того, чтобы определиться с чем-то, этим людям требовалась помощь со стороны.
— Иными словами, они сидели и ждали, пока кто-то другой решит за них, что им делать, — хмуро подытожил император. — Не нужно меня беречь, Эрнест Михайлович. Я не кисейная барышня. Говорите, как есть.
— Да, — кивнул Витман. — Всё верно. Они ждали.
— Прекрасное качество для будущего главы государства, — горько пробормотал император. — Подчиняться чужим решениям… И каков процент таких случаев по отношению к общему количеству?
Витман отвёл глаза.
— Говорите, — потребовал император.
— Их примерно половина.
— То есть, каждый второй?
— Примерно, — повторил Витман. — Но! Ваше величество, — Витман вскочил с кресла. — Была ведь и другая половина! Люди, на психику которых ошейник никак не повлиял. Я, конечно, не специалист, но этот вопрос изучил досконально. И вот к какому выводу пришёл: всё зависит от человека. Причем, не от его возраста, пола или состояния здоровья, а исключительно от личных качеств
— Поясните, — потребовал император.
— Охотно. В ходе одной операции полицией был накрыт опийный притон — где, в числе прочих, посетителям оказывали услуги сексуального характера. Одна из девушек оказалась совсем юной, едва ли шестнадцати лет. Происходила она из приличной, хотя и не самой богатой семьи, посещала гимназию и после её окончания мечтала поступить на высшие женские курсы. Но, на свою беду, была хороша собой, и девушку попросту украли. Едва ли не из-под носа у собственной мамаши: во время ярмарки заманили в шатёр к гадалке, чем-то опоили, а дальше — дело техники. Собственно, родители этой девушки и настояли на проведении активных розыскных мероприятий. Искали злодеев долго, больше года — девушка была родом из Тульской губернии, а отыскалась в Петербурге. Однако не буду утомлять вас подробностями. Скажу лишь, что психика этой девушки совершенно не пострадала. Как только полицейские сняли с неё ошейник, она набросилась на своего хозяина с кулаками, насилу оттащили.
— Зря, — заметил я.
— Что? — удивился Витман.
— Оттаскивали зря.
— По-человечески — полностью с вами согласен, капитан. Но это не имеет отношения к текущему вопросу. Важно то, что юная девушка, проведя в ошейнике смирения более года, полностью сохранила собственные желания и способность к принятию решений. И таких случаев — половина. Из чего я для себя сделал вывод, что способность сопротивляться воздействию амулета полностью зависит от личных качеств человека.
— Борис Александрович долгие годы провёл в постели, — обронил император. — По сути, всё, что он делал на протяжении этих лет — выполнял указания врачей.
— А ещё — пачками глотал книги, — вмешался я. — И мечтал о том дне, когда сможет встать на ноги. Когда заживёт наконец полной жизнью — той, которой жили герои на страницах книг. Хотя, разумеется, никому и никогда об этом не говорил.
— Не говорил, — подтвердил император. — Ни мне, ни Её величеству. А вам, выходит — признался? — в вопросе мне послышались нотки родительской ревности.
Я покачал головой:
— Нет, конечно же. О таких вещах не рассказывают. Но поступки великого князя говорят сами за себя. Когда я предложил Борису Александровичу бежать из дворца, чтобы вычислить злоумышленника — он согласился, не раздумывая. Хотя я честно рассказал ему обо всех возможных рисках. И даже немного преувеличил.
Я вспомнил, как Анна впервые проводила меня в покои великого князя. Как я поспешно — чтобы охрана у дверей не успела насторожиться из-за поставленной глушилки, — изложил ему свой план. И как Борис, едва успев понять, что именно я предлагаю, впился тонкими холодными пальцами в мою руку.
«Я согласен, Константин Александрович! — глядя на меня горящими глазами, выпалил он. — Что угодно — лишь бы выбраться из этого склепа!»
«Вы не дослушали, Ваше высочество. То, о чём я говорю, опасно прежде всего для вас. Я хочу, чтобы вы понимали: у меня ни в чём нет уверенности. Нет никаких гарантий, что всё пройдёт так, как задумано. А вы не здоровы, и…»
«Да плевать я хотел на гарантии! — Борис вцепился в меня ещё крепче. — Я не здоров, сколько себя помню. В последний год вовсе балансирую на краю могилы. Помереть днём раньше или днём позже — какая, в сущности, разница? Я — попробую, понимаете? Хотя бы попробую…»
— В моём предложении Борис Александрович увидел возможность, едва ли не впервые в жизни, распорядиться своей судьбой самостоятельно, — глядя на императора, закончил я. — И он с радостью ухватился за эту возможность. Ваш сын гораздо сильнее, чем вы привыкли думать, Ваше величество. У него было много времени на то, чтобы повзрослеть.
— У Бориса уже третий уровень владения магией, — сказал император. — Это серьёзный скачок.
Сложно сказать, чего в его голосе было больше: гордости за сына или тревоги.
— Был — третий, — вмешался я.
— Что, простите? — император посмотрел на меня удивленно.
— Когда вы измеряли магический уровень великого князя?
— Четыре дня назад.
— Рискну предположить, что в результате событий вчерашнего вечера уровень изменился.
— Хм-м… — император потёр рукой подбородок. — Что ж, это легко проверить.
Он щёлкнул пальцами. Через секунду дверь кабинета распахнулась, и на пороге образовался человек в белой рубашке, шёлковом коричневом жилете и нарукавниках. Он чем-то неуловимо напоминал покойного Вишневского — такой же длинный, нескладный и очевидно занудный — хотя не произнёс пока ни слова.
— Как себя чувствуют Его высочество? — спросил император.
— Состояние Его высочества — отличное, — вытянувшись в струнку, отрапортовал секретарь. — Вернувшись к себе, Его высочество приказали приготовить ванну, а после подать завтрак.
— Завтрак? — император посмотрел на напольные часы. — В шесть тридцать утра?
— Истинно так, Ваше величество, — секретарь поклонился. — Завтрак подали, однако кушать Его высочество не стали. Лакей, подававший блюда, доложил, что вместо того, чтобы принимать ванну, Его высочество разделись до пояса, отворили балконную дверь нараспашку, самолично снесли все книги, что лежали на полу, в один угол, отодвинули к стене