своей лучшей ученицей, Клавдия Тимофеевна. Однако, хочу заметить: если бы к моим словам прислушивался господин Барятинский, вашему драгоценному цесаревичу сейчас ничего бы не угрожало. Да-да, любезный Константин Александрович, — теперь Юнг обращался ко мне, — когда я говорил, что мои действия направлены исключительно во благо, вы мне не поверили. Отказались от сотрудничества со мной, предпочли действовать самостоятельно. И что, спрашивается, получили в итоге? — Юнг выдержал театральную паузу. — В мир устремилась Тьма!
— Угу, — кивнул я. — Я — злодей, а ты — благодетель. Хочешь сказать, что травил несчастного пацана якобы для того, чтобы в мир не прорвалась Бездна?
Юнг протестующе заклокотал.
— Да плевать ты хотел на прорывы! — оборвал протесты я. — Ты просто выполнял другую задачу. Превратить мир в колесо с белками, кидающимися на бегу напалмом, и доить энергию на протяжении долгих лет — куда выгоднее, чем сожрать этот мир живьём в один присест. Правда?.. Вот и твой хозяин посчитал, что так выгоднее. Сколько лет вы нам отмерили? Как скоро этот мир стал бы военно-промышленной помойкой?
— На ваш век хватило бы ресурсов, дражайший Константин Александрович, — расплылся в улыбке Юнг, — не извольте сомневаться. Даже внукам и правнукам осталось бы. Этот мир удивительно богат энергией. Он — один из самых лакомых кусков. Если бы вы знали, как долго нам пришлось к нему подбираться! И как зол я был на вас — за то, что встали у меня на пути. А ведь ваш род мог бы возвыситься. Вы жили бы долго и счастливо, ни в чём не зная отказа, на протяжении многих лет! Если вам не жаль себя — взгляните на девушку, которая вас любит. Взгляните на несчастного мальчика — которого я все эти годы оберегал от чудовищной участи. Вспомните то, что вы видели сегодня в своём имении — а это ведь только начало! Прорывы будут учащаться. Они будут становиться всё масштабнее. Всё страшнее!
— Не пугай, — бросил я. — Пуганый. Я видел мир, в котором такому вот мальчику, — кивнул на Бориса, — не оставили бы ни единого шанса на то, чтобы выжить. Его слабому эмбриону просто не позволили бы развиться. Матери не позволили бы родить. А если бы такой ребёнок каким-то чудом появился на свет, его век был бы чрезвычайно коротким. До первого медицинского осмотра, не дольше.
— Господи, Костя! — Клавдия вздрогнула. — Какой ужас, что ты такое говоришь?
— Книжки фантастические читал, — буркнул я. — Пересказываю. И не хочу, чтобы мир, который окружает меня здесь, превратился в такой же.
Юнг снисходительно улыбнулся.
— Удел больных и немощных незавиден во всех мирах, Константин Александрович, — проскрипел он. — Но к вам-то это не имеет никакого отношения. Уж вам лично — грех жаловаться на немощь! Даже сейчас, в ваши юные годы, вы сильнее и могущественнее, чем многие взрослые маги. И для вас ещё не поздно прислушаться ко мне. Сейчас, когда вы своими глазами заглянули в Бездну и увидели, что вам грозит…
— Пошёл вон! — рявкнул я.
Понял вдруг, для чего он заговаривает мне зубы. Увидел, что астральное тело цесаревича, над которым сияет нелепая рожа Юнга, крепчает и всё сильнее наливается светом. Почувствовал, что мной овладевает странная сонливость.
Увидел, что Вова повалился на кушетку, стоящую у стены — и повалился, наверное, давно. А Клавдия, с полузакрытыми глазами, начала странно покачиваться с мысков на пятки. Мне и самому нестерпимо захотелось зевнуть. Закрыть глаза, прилечь — всё равно куда, хоть на пол…
Выдернуть себя из этого состояния удалось с трудом.
— Опусти проекцию! — рявкнул на Клавдию я.
Она посмотрела так, будто только что впервые меня увидела. Будто вообще не соображала, на кого смотрит.
Я схватил её за плечи, встряхнул.
— Опусти проекцию обратно в тело! Слышишь⁈
Усилием воли, тратя силы ещё и на то, чтобы противостоять Юнгу, я направил Клавдии свою энергию.
Помогло. Голубые глаза обрели осмысленность.
— Костя? — прошептала Клавдия.
— Опусти проекцию цесаревича, — повторил я. — Быстро!
Клавдия, покачнувшись в моих руках, повернулась к Борису. Подняла ладонь. Проекция астрального тела дёрнулась и начала гаснуть. Рожа Юнга корчилась, изображения сменяли друг друга, словно взбесившийся калейдоскоп.
— Что? — уже не сдерживая ярость, крикнул я. — Кишка тонка — прорваться сюда⁈
Лупить по Юнгу магией я опасался — понятия не имел, как может отразиться мой удар на цесаревиче. Хотя соблазн был очень силён.
— Я желаю вам добра, Константин Александрович, — прошелестел затухающий голос Юнга.
Я расхохотался. Повторил:
— Добра⁈ Да ты знаешь, сколько раз я это слышал? С самого детства, все и всегда желали мне исключительно добра!
Я дожидался момента, когда астральная проекция цесаревича полностью опустится обратно в тело. И этот момент настал.
Я ударил. В удар вложил все оставшиеся силы.
Магия полыхнула так, что под потолком замигали лампы, а в окне лопнуло стекло. Юнг издал пронзительный поросячий визг. Мерзкая рожа над телом цесаревича превратилась в струйку тумана.
— Мы ещё встретимся, clochard, — ненавистно прошипел туман.
И развеялся. В следующую секунду я понял, что этой твари, чем бы она ни была, в смотровой большой нет.
— Костя… — Клавдия казалась до смерти напуганной. — Что это…
— Присядь, — я обнял её, отвёл на кушетку.
Клавдия дрожала. Когда я попытался отстраниться, не отпустила, потянулась ко мне. Я сел рядом, поцеловал её, пытаясь успокоить. Клавдия обняла меня за шею.
Рядом на кушетке похрапывал Вова. Но Клавдия его, кажется, не замечала — как бывало всегда, когда, потратив много сил, словно выпадала из реальности. Она села ко мне на колени.
Я слышал, что дежурная сестра в коридоре всполошилась, но в закрытую дверь смотровой никто не стучал. Персонал клиники был вышколен на славу. Без распоряжения Клавдия Тимофеевны, если она приказала не беспокоить, здесь и пальцем не шевельнут. Того, что в помещение кто-то ворвётся, можно было не опасаться. Да и в целом опасности я не чувствовал. Цесаревич жив-здоров, получивший по рогам враг отступил. На время, но отступил…
— Гхм.
Мы с Клавдией вздрогнули. За разбитым окном стоял Витман.
— Ах, — сказала Клавдия.
Вспыхнула до корней волос, всплеснула руками. Вспорхнула с моих колен и выбежала из смотровой — пройдя сквозь закрытую дверь.
— Прелестно, — прокомментировал Витман.
Одним махом, ухитрившись не задеть острые осколки стекла, торчащие из рамы, перепрыгнул подоконник.
— Его высочество? — он подошёл к лежащему на столе великому князю.
— В порядке, — буркнул я. — Жизни Его высочества ничто не угрожает.
— Да что вы говорите? А если бы я…
Я пожал плечами:
— Попробуйте.
Витман нехорошо прищурился. Мгновение — и в его руке появился меч.
На полмгновения позже, чем Бориса укрыл мой Щит.
— И если бы я думал, что великому князю что-то угрожает, сделал бы это раньше, чем вы бы успели приблизились к нему, — пояснил я.
— Хм-м. Ну, допустим, — Витман убрал меч. — А украшение откуда? — он кивнул на магические наручники.
— Мера безопасности. Его высочество пребывали… несколько не в себе. В результате перепада настроения Его высочества нашему дому в Барятино снова требуется капитальный ремонт. Впрочем, вам уже доложили, полагаю. «Украшение» сейчас сниму.
Я вынул из кармана ключ. Наклонился к Борису и расстегнул наручники.
— Доложили, — кивнул Витман. — Могу я узнать, что происходит? — он недовольно покосился на дрыхнущего Вову, уставился на меня. — Почему вообще Его высочество находится здесь, а не…
— Потому что после того, как мы нейтрализовали Юнга, из наблюдающих цесаревича целителей в нашем распоряжении осталась Клавдия Тимофеевна, — объяснил я. — Самый сильный маг из тех, кто пользовал великого князя. Я подумал, что если кто-то и сможет хотя бы примерно понять, что с ним происходит, то этот кто-то — она.
— Понимание Клавдией Тимофеевной происходящего выглядело весьма своеобразно…
— Зато действенно, — буркнул я. — Эрнест Михайлович. Если вы надеетесь вогнать меня в краску — напрасно тратите силы.
— Да уж верю, — проворчал Витман. — Чем-чем, а смущением вас не пронять. Иной раз мне кажется, что это чувство вам вообще недоступно… Доложите обстановку, капитан Чейн. Что удалось выяснить?
Я доложил. Витман, слушая доклад, всё больше хмурился.
— Хотите сказать, что Юнг был здесь? Но как же он…
— Полагаю, дело в цесаревиче. Юнг знает его с рождения, изучил энергетические каналы вдоль и поперёк. Неудивительно, что до сих пор имеет над мальчишкой какую-то власть.
— И именно поэтому Тьма прорывается через тело цесаревича?
— Возможно. Хотя, полагаю, то, что в жилах великого князя течёт кровь Императора, то, что его